— Повторите снова, зачем вы здесь, — сказал актер.
Я сверху вниз посмотрел на него, его синие остекленевшие глаза пытались сфокусироваться на мне, трясущимися руками он схватил наполовину пустую бутылку красного вина.
— Как я уже говорил, вы взяли наркотиков на две ты–сячи сто долларов и должны за них расплатиться, — сказал ему я. — Сейчас. Со мной.
Актер поставил бутылку обратно, запрокинул голову и громко засмеялся.
— А я‑то думал, что за херню несет этот парень! — крикнул он, чуть не захлебнувшись только что проглоченным вином. — Видишь ли, когда я бываю в Нью—Йорке, я беру кокс у Чарли Фигероа, а не у какого–то лоха, разодетого как на похороны. Тебе понятно, что я говорю, ты, придурок?
Я коротко взглянул на Нико; он пожал своими могучими плечами. Ему, несомненно, хотелось ускорить ход событий и пустить руки в ход. А это означало достаточно серьезные телесные повреждения. Я вытащил ключ из кармана моей черной куртки от Перри Эллиса и показал его актеру.
— Я ведь вошел к вам без звонка, — спокойно сказал я, — я воспользовался вот этим ключом, который дал мне тот самый Чарли Фигероа. Но это не все, что я у него получил. Еще он передал мне ваш долг за кокаин. Те самые две сто, о которых я только что говорил. Ну а теперь, когда вся история вам ясна, я хочу оставить ключ вам, а с собой забрать деньги.
— А может, тебе автограф дать и под зад пнуть? — спросил актер. Все еще смеясь, он обернулся и глянул на Нико, будто впервые его увидев.
— Нет, сэр, — ответил я, — только деньги. Как только я их возьму, у вас и у меня автоматически отпадет потребность в следующей встрече.
— Сдается мне, что прекрасному юноше лет четырнадцать–пятнадцать, — сказал актер. — Если я дам тебе деньги, которые ты просишь, ты спустишь их на девочек, таких же малолеток, как и сам, но я все равно перетрахаю их всех первым. Так что почему бы вам обоим не убраться отсюда, пока меня все это не перестало забавлять, а?
Актер наклонился над кофейным столиком, взял бритвенное лезвие и собрал в одну дорожку остатки рассыпан–ного по столешнице кокаина. Он уперся носом прямо в стекло, занюхал и, фыркнув, откашлялся. Затем утер нос рукой и снова посмотрел на меня.
— Я понимаю, что этот тип не умеет говорить, — он, не глядя, ткнул большим пальцем в сторону Нико, — но уверен, что со слухом у вас обоих все в порядке. — Актер встал посреди комнаты и зевнул, прикрыв рот обеими ладонями. — Я собираюсь пойти слегка вздремнуть, — крикнул он, — и если, когда вернусь, я опять увижу ваши рожи, я вам так ваши траханые задницы начищу, что вы на всю жизнь запомните!
Он резко повернулся и неустойчивой походкой направился в спальню. Я посмотрел на Нико и кивнул. Затем окинул взглядом одежду и пустые коробки из доставленной откуда–то еды, повсюду разбросанные по этой богатой комнате, и увидел пустой стул возле обеденного стола. Я развернул стул в сторону Нико и актера и сел. Я совершенно не волновался. Наоборот, я помню, что в те минуты ощущал невероятный прилив возбуждения и осознание контроля над ситуацией, а вот страха в моих мыслях не было и в помине. Я знал, что без насилия не обойтись, актер сам на него напрашивался, не желая повернуть наш разговор в другое русло, но, странное дело, я чувствовал себя прекрасно. Это ощущение удивило меня, но и понравилось. Теперь я точно знал, что если пойду по гангстерской дорожке, то вполне смогу вести эту жизнь.
— Этот гребаный Чарли, — пробормотал актер себе под нос, — продал меня какой–то малолетней шпане.
— Вы можете вздремнуть, если хотите, — сказал я, — мы подождем. Мы останемся здесь, пока не получим то, за чем пришли.
Актер развернулся и подошел ко мне, его кровь вскипела от растворившегося в ней кокаина. Он встал передо мною, глянул на меня сверху вниз, его голубые глаза вспыхнули гневом, руки сжались в кулаки, его тощая безволосая грудная клетка ходила вверх–вниз.
— Ты какого черта со мной так разговариваешь? — завопил он. — Ты хоть знаешь, кто я такой?
— Вы — плохой актер с дурными привычками, — ответил я, стараясь изо всех сил говорить ровным голосом. Моя рубашка на спине промокла от пота. — Но речь не об этом. Речь о деньгах.
Актер сделал несколько глубоких вдохов, его глаза выпучились настолько, что казалось, вот–вот лопнут. От ярости он быстро–быстро моргал и вытирал руки о грязные джинсы. Он до крови закусил нижнюю губу и наклонился ко мне. Я вздрогнул от тяжелого запаха кокаина, пота и немытого тела. А он поднял руку и ударил меня ладонью по лицу так, что из левого глаза потекли слезы. Взглянув на него, я понял, что этот человек перешел ту черту, за которой его поступками управляет разум, и сейчас он находится под властью спровоцированного наркотиком выброса адреналина.
— Я никому не позволю так со мной разговаривать! — крикнул он. — Никому! Понял, пидор мелкий! Понял?
Он снова замахнулся, но, когда его рука уже пошла вниз, Нико перехватил ее в нескольких дюймах от моего лица. Актер обернулся в его сторону и оскалил зубы.
— Тебе тоже задницу надрать? — спросил он.
— Да, — произнес Нико свое первое за этот день слово. Он все еще сжимал руку актера. — Но прежде чем вы начнете, можно, я кое–что уберу.
— Что, что ты уберешь, урод? — сказал актер.
— Твои грабли, — ответил Нико.
Он завернул вверх запястье актера и небрежным с виду движением сломал ему кость. Звук был такой, словно на сухую ветку наступили тяжелым ботинком. Актер закричал от боли и упал на колени, опустив голову, слезы струились по его лицу. Нико поднял ногу и наступил актеру на шею, уперся, а потом переломил по очереди каждый палец на его руке — как будто ломал хлебные палочки. Проделав это, он выпустил изувеченную руку с неестественно вывернутыми пальцами, проследив взглядом, как она безжизненно свалилась на ковер. Актер лежал и стонал от боли.
Впервые в жизни я увидел гангстера в деле. Спокойствие, с которым действовал Нико, потрясло меня больше, чем удар, нанесенный мне актером–наркоманом. Одно дело рассказывать о насилии, и совсем другое — видеть человеческую боль. Я с трудом сглотнул, почувствовал, как теплая желчь устремилась вверх в направлении глотки, но я знал, что должен сохранять хладнокровие, что не должен позволить только что увиденному повлиять на то, как я говорю и как я веду себя. Я встал со стула и присел на корточки рядом с актером.
— Давайте деньги, — сказал я, — это все, что мне нужно, и я уйду. Но если вы снова скажете «нет», то мне придется оставить вас один на один с моим напарником, другого выбора у меня нет.
— На бюро в спальне, — произнес актер сквозь всхлипывания, не отрывая глаз от сломанной руки и запястья. — Там мой бумажник, в нем деньги и рядом с ним. Я не знаю, сколько там, но этого вам–должно хватить.
— Надеюсь. — Я встал и кивнул Нико. Он перешагнул через актера и ушел в спальню. Актер подполз к кушетке, перевалился и сел, положив искалеченную руку на бедро. Рука распухала на глазах. Мы смотрели друг на друга, пока Нико не вошел в комнату и не протянул мне деньги.
— Это все, что там было, — сказал он.
Я взял купюры, свернул их и сунул в карман жилетки.
— Ну вот и все, — сказал я актеру. — Ваш долг уплачен.
— Мне нужно в больницу, показать руку врачу, — прошептал актер, — положить на нее гипс или заморозить как–нибудь, чтобы срослась.
— Недурная идея, — ответил я, затем повернулся и пошел вслед за Нико в холл, к выходу.
— Помогите мне одеться и добраться туда, — продолжал актер умоляющим тоном, — такую малость вы для меня можете сделать.
Я обернулся, посмотрел на него и покачал головой.
— Сами доберетесь. Позвоните каким–нибудь друзьям, чтобы они вам помогли, — сказал я. — А мы такими вещами не занимаемся.
— Недоносок, пидор, — прошипел актер. Боль от сломанной кисти распространилась по всей его руке. — Наезжаете на людей из–за башлей и калечите их. Больше вы ничего не можете.
Я не стал отвечать. Просто незачем было. Хотя и подмывало. «Нет, я еще кое–что могу, — хотелось мне сказать ему, — еще я хожу в среднюю школу».
