Потерпи, сестричка, не сдавайся. Еще немного потерпи…
Рашид-борец не знал, как быть с племянником. Тот стоял перед ним, покачивался, осунувшийся, какой-то полу-спящий. Чья в нем кровь — шакалья? Он попался на месте преступления, но словно даже не осознал, что произошло.
— Арчи, мальчик мой, ты хоть понимаешь, как низко пал?
— Нет, дядюшка. Я ничего плохого не сделал.
— Ты позвонил врагам. Если бы не Муса… Арчи, ты предал семью, покойного отца… Ты кто такой, Арчи? Объясни словами, если можешь?
Арслан переминался с ноги на ногу, глядел в пол. Рашид-борец понимал, какая беда приключилась с племянником. Страшная беда, хуже не бывает. Рыжая ведьма опутала его сердце ядовитыми нитями. Силу ее чар почувствовал и сам Рашид, когда разговаривал с ней. В ее очах — ночь, в каждом слове, в каждом движении гибкого, змеиного тела — удавка для слабого мужчины. Арчи не устоял, она отравила его своим ядом, но как ему помочь?
— Арчи, ты знаешь, что такое женщина?
— Да, дядюшка, конечно.
— И что же?
— Дух преисподней в ней. Ты об этом спрашиваешь?
— Не надо преувеличивать. Дух преисподней — слишком красиво сказано. Женщина — такое же домашнее животное, как собака, свинья или коза. Ты мог бы полюбить козу?
— Наверное, нет, дядюшка-джан.
— Плохо, что ты в этом сомневаешься. И все-таки ты влюбился в красивую стерву… Это так, Арчи?
Страдалец поднял глаза, и на Рашида повеяло безумием.
— Отдай ее мне, дядюшка. Навеки останусь твоим рабом.
Рашид поморщился, разговаривать дальше бессмысленно.
— Ступай к себе, Арчи, — и жди.
Арслан сделал попытку поцеловать его руку, но дядюшка резко спрятал ее за спину.
Он вызвал Мусу и отдал необходимые распоряжения.
— Я вернусь завтра, у меня много дел в городе. Надеюсь, ты все сделаешь правильно.
Муса низко поклонился.
— Я все понял, бек.
— Сильно не повреди, — уточнил Рашид. — Завтра хочу увидеть ее еще живую.
— Не сомневайтесь, господин.
Через час в комнату Арслана, где он пригорюнился над бутылкой красного вина, заглянул посыльный от Мусы и попросил следовать за собой. Они спустились в подвальный этаж, где были расположены несколько камер, а также сауна и бильярдная. Посыльный привел Арслана в комнату для допросов, разбитую на два отсека: один для наблюдателей — с мягкой мебелью, баром, пультом связи, телевизором и смотровой стеной, и второй — собственно пыточная, со множеством современных приспособлений, предназначенных для того, чтобы очутившаяся там жертва была послушной и разговорчивой. Все на уровне последних достижений западной криминалистики.
— Сиди, смотри кино… Хозяин велел, — осклабился посыльный, и у Арслана не хватило сил отвесить ему оплеуху за наглость. Он чувствовал себя так, будто упал с горы и лежит на дне пропасти с отбитыми внутренностями. Уходя, посыльный запер дверь снаружи.
В соседнем, пыточном отсеке обнаженная пленница была уже приготовлена для истязаний. Распятая в высоком железном кресле, как цыпленок в гриль-баре, с задранными к потолку ногами, с заведенными за спину и сомкнутыми на затылке руками, с неестественно выгнутой спиной, она вряд ли могла сделать хоть одно движение без того, чтобы не причинить себе боль. Лишь почерневшие глаза, как две антрацитовые полоски, ненавидяще светились сквозь рыжие космы. Перед ней стояла Земфира Викторовна, наперсница владыки во многих секретных затеях, и тоненькой кисточкой, макая ее в пузырек с краской, наносила на голый живот какие-то знаки, вроде витиеватой арабской вязи. В углу за столиком читал газету старенький доктор Голубнячий, неизменный участник всех мало-мальски важных допросов.
— Чего там вычитал, Голубочек? — окликнула Земфира, отступив от кресла и любуясь своей работой.
— Ничего хорошего, матушка моя. Борис Абрамыч нового премьера назначил, а при нем, полагаю, бедным росси-янчикам окончательный будет капутец. Что ж, туда, как говорится, и дорога.
— Умный ты очень, Голубочек… Охота тебе во всякую чепуху вникать?
В отсеке появились два новых действующих лица: Джура Мелитопольский по кличке «Хирург» и Гарик Малохоль-ный, недавнее приобретение хозяина, уже успевший зарекомендовать себя беспощадным дознавателем. Арслан судорожно отпил из бутылки, которую принес с собой.
Земфира Викторовна, нанеся последний штрих на разукрашенный живот, с приятной улыбкой произнесла:
— Прошу, господа. Девочка к вашим услугам.
Оба дознавателя скинули белые борцовские куртки, обнажив могучие торсы, поросшие шерстью, как у горилл, и оставшись в адидасовских черных брюках. Арслану показалось, что он через стену ощутил запах ядреного мужского пота. Гарик подошел к столу с инструментарием, а Джура обогнул кресло, что-то прикидывая, посвистывая сквозь зубы. Подкрутил на кресле колесики, добиваясь какого-то одному ему понятного эффекта.
— Полегоньку начинайте, ребятки, полегоньку, — предупредила Земфира Викторовна. Джура кивнул и со словами: «Внимание! Преждевременные роды!» — глубоко воткнул волосатую руку пленнице между ног и резко развернул локоть. Тело несчастной еще больше изогнулось, хотя минуту назад это казалось невозможным, изо рта, как из трубы, вырвался жуткий, изумленный вой…
Арслан, теряя соображение, убрал на панели звук и уронил голову на ірудь…
К вечеру пошли в деревню за продуктами. Дорогу занесло, брели по колено в снегу. Тачку, на которой приехали, Санек оставил на сохранение Сундукову, здешнему предпринимателю. Ветер с ледяными иглами бил в лицо, и на середине пути Боренька Интернет совсем раскис. Он впервые в жизни очутился зимой на природе, в отрыве от городского комфорта. Пижонскую дубленку продувало насквозь, под ней — тонкий свитер и черные джинсы из какой-то плотной ткани, на морозе мгновенно превратившиеся в две жестяные трубы. Кальсоны он не носил, убежденный почему-то, что напялить их на себя способен лишь какой-нибудь деревенский ванек, но уж никак не супермен. На ногах, естественно, модные чувяки из свиной кожи (триста баксов за пару), зачерпывающие снег, как два ковша. Боренька начал отставать, и Санек на него прикрикнул:
— Тебя что, Интернетище, на руках нести?
Клим сумел прикурить, погрузив башку в черные рукавицы.
— У тебя в сарае, Сань, я тележку видел. Надо было его на ней довезти.
— У печки ему надо было сидеть, я же говорил. Не-ет, «с вами пойду, с вами пойду»! Околеет, что Кнышу скажем?
Бореньке было стыдно, что он задерживает движение, но ноги заплетались, и было такое ощущение, словно бредет по грудь в ледяной воде. Все же он нашел в себе силы пошутить:
— Пристрелите меня, парни. Вместе не дойдем.
— А ведь он дело говорит, — подхватил Клим. — Чего ему зря мучиться? Зароем в снегу, до весны никто не найдет. Кнышу объясним, мол, удрал в Москву — и не вернулся.
Все же добрели кое-как до деревни. По зимней улочке прошли, как по мертвому царству, никого не встретив, с изумлением глядя на редкие, серые дымки из труб. Ввалились в магазин. Там тоже было пусто, только Жорж Сундуков, осанистый и хлопотливый, выступил навстречу, обнял Санька, радостно зажужжал:
— С друзьями пожаловал? Ценю, уважаю… Машина в порядке, не сомневайся. В гараж отогнал. Хочешь, проверь?
Санек сказал:
— Сундук, у тебя валенки есть? И носки шерстяные.
Сундуков посмотрел на взъерошенного, заснеженного, дрожащего Бореньку и все понял.
— Здесь нету, но я сбегаю… Вы пока отдохните, я мигом… Лорка, иди сюда!
На зов из подсобки выплыла дама лет тридцати, в короткой шубке, поверх которой она сумела как-то натянуть белый халат. Дама была на сильном взводе и, увидев сразу так много покупателей, да еще молоденьких, сытно рыгнула.
— Лора, обслужи гостей… Я до хаты сгоняю.
Клим с рюкзаком заступил за прилавок и сразу начал ухаживать: он с почтением относился к солидным женским габаритам. Санек попробовал дозвониться до Кныша, но по всем известным номерам ему никто не ответил. Он оставил сообщение на пейджере, хотя это было необязательно. Кныш знал, где они находятся.
Боренька одиноко трясся у прилавка, отогревался, без любопытства наблюдая, как неугомонный Стрелок пытается вытряхнуть жеманно хихикающую даму из халата. Он так увлекся, что забыл, зачем пришел. Санек ему напомнил:
— Господин Осадчий, прекратите разврат. Займитесь делом.
Клим с неохотой выпустил даму из рук.
— Слышь, Санек, может, возьмем ее с собой? Ужин приготовит. Картохи нажарит. А?
Санек, не отвечая, сам начал набивать рюкзак: колбаса, хлеб, масло, консервные банки, бутылки водки, пива — наталкивал, особенно не разбирая. Женщина едва успевала щелкать калькулятором. На Санька поглядывала с испугом. Наконец, сбилась, достала с полки деревянные старинные счеты.
