Ну а потом начались чудеса. Вот от них-то Серж и ощутил мороз по коже, но в то же время проникся полным убеждением, что сможет когда-нибудь сесть царем на Руси.
Уже то, как выходили из камер «подопытные» и «контрольный», показало большое различие между ними. «Контрольный», даже будучи под хмельком, понял, что ему предстоят муки, и его только силой выволокли из клетки. А те пятеро вышли сами по первой же команде Туза и встали как столбы, не порываясь никуда бежать и не меняя выражения лиц.
Для начала отчаянно сопротивлявшегося «контрольного» прикрутили проволокой к решетке, привязали к концу и яйцам контакты от старого полевого телефона, где, чтоб позвонить с такого, надо было покрутить ручку. Ну, и стали до него «дозваниваться». Вроде немного — 50 вольт на звонок, а орал «контрольный» во всю глотку.
А остальным, уже видевшим, как визжит и корчится их собрат по несчастью, Дрынь просто раздал наручники, и они сами себя пристегнули к решеткам камер. Без слов, без сопротивления — и ни один мускул на лице не дрогнул. И когда их тоже стали по очереди «прозванивать», они даже не дергались. Мещерский, хоть и не был спецом в медицине и биологии, но четко знал еще со школьной скамьи, что от электротока даже лапа, отрезанная у мертвой лягушки, начинает дергаться, потому что мышцы непроизвольно сокращаются. Туз просто сказал им: «Вы не чувствуете тока! Улыбаться!» И они стояли со счастливыми, хотя и немного искусственными улыбками на лице.
Мещерский не поверил. Он подумал, будто его дурачат — дескать, на первого по-настоящему ток дали, а на остальных нет. Сам лично проверил провода и контакты, покрутил ручку для пробы, чтоб увидеть синюю искорку, прицепил контакты на пытаемых и убедился — разряд был, а эмоций — ноль. Тогда Мещерский решил, что все дело в Тузе. Дескать, он экстрасенс-гипнотизер, типа уже позабытых Кашпировского и Чумака, которые всем мозги пудрили лет десять назад.
Туз только поржал и приказал Филимону нагреть электрический паяльник. «Контрольный», когда ему накаленное до красноты острие паяльника приложили к груди, взвыл белугой — на месте ожога осталась черная, треугольная ямка — ожог третьей степени. А все пятеро «зомби» продолжали по-дурацки улыбаться, будто их не жгли раскаленным металлом, а гладили влажной тряпочкой. Причем на сей раз Туз вообще ни слова не говорил и даже вышел из овощехранилища вместе с Дрынем, Филимоном и Гнатюком. Так что в роли палача оказался сам Мещерский. Гнатюк клялся и божился, что они отошли метров на пятьдесят по подземному коридору, курили и говорили о футболе. Тем не менее Мещерский и тут не поверил.
«Ну, хорошо, братан, — усмехнулся Туз, — допустим, я экстрасенс. А ты сам как, петришь в этом деле? В смысле, можешь Филимошу или Дрыня загипнотизировать?»
«Нет, конечно! — удивленно ответил Серж. — Если б я умел, то такие дела бы крутил — ни прокуратура, ни ментура не раскопали бы!»
«Короче, ты это не умеешь, — констатировал Туз. — Но думаешь, будто я всему причиной, а порошок просто ради понта в водку добавил. Ладно. Приедешь через три дня. Они от этого кайфа отойдут и станут вполне нормальными людьми. Ни меня, ни Дрыня с Филимоном и даже Гната здесь вообще не будет. Возьмешь с собой пару своих бойцов для охраны, получишь бутылку водки с нашим раствором, запрешься за две двери, облазишь все углы и дырки, убедишься, что ни телекамер, ни микрофонов нет, по которым я могу вас контролировать, — и вперед. Сам выбирай, кого поить, кого нет. Учти, они после порошка подчиняются первому, кто к ним обратится. То есть если ты сам скажешь: „Встать!“ — то они будут только тебя слушать. Если же кто-то из твоих корешков распорядится — они будут ему подчиняться до тех пор, пока он не скажет: „Подчиняйтесь Сереге!“
«А если я им скажу — рвите друг друга на части?» — спросил Серж.
«Можешь делать с ними все, что захочешь, — ответил Туз, — они уже и так, считай, что жмуры. Уморишь — проблем не будет. Ну, и еще одно. Если ты всю эту мутню затеял только для того, чтоб отлить сто грамм этой заразы и незаметно вынести, — лучше сразу вали отсюда и больше здесь не появляйся. Потому что предупреждаю сразу: после этого „эксперимента“ мы такой шмон вам устроим, что дай боже. Мы ведь люди ушлые, все блатные хитрости знаем. И если поймаем — вы отсюда уже ни хрена не уедете».
Мещерский понял, что так и будет, а потому, когда приехал через три дня, и в мыслях не держал попытку похищения таинственного раствора. Тем не менее шмон и ему, и обоим браткам (которых так же, как и его опять, привезли в «тюрьму» с завязанными глазами) устроили классный. Вплоть до клистира и промывания желудка. Но это было уже после того, как он убедился, что дело вовсе не в том, что Туз — великий экстрасенс, а в том, что невиданными свойствами обладает эта самая спиртовая микстура.
Повязки им на сей раз сняли где-то в бетонном туннеле, у стальной двери, вроде тех, что бывают в бомбоубежищах, и показали, что если ее запереть изнутри, то снаружи она уже не откроется. Потом вручили бутылку с зельем и ключ от второй двери, располагавшейся непосредственно перед овощехранилищем, метрах в пятидесяти от первой.
Заперев за собой первую дверь, Мещерский и его ребята досконально осмотрели весь коридор от одной двери до другой, но никакой потайной двери или лаза не обнаружили. Потом открыли вторую дверь и принялись изучать непосредственно «тюрьму», где облазили все стены и потолки, но ничего похожего на телекамеры или микрофоны не нашли.
На роль подопытного на сей раз выбрали того, который три дня назад был «контрольным». Он, конечно, и на этот раз упирался, но сто граммов ему все-таки влили.
Мужик этот вырубился точно так же, как те, что в этот раз оставались трезвыми. Полчаса ждали, пока он откроет глаза. Глаза он открыл, но лежал не двигаясь и даже почти не моргая. Один из подручных Сержа — тот самый Горгоня, которого нынче ранило в перестрелке со Стасом, — пнул лежачего ногой, но тот никак не отреагировал. Тогда Горгоня гаркнул: «Вставай!», и закайфованный поднялся на ноги. Рожа у него выглядела точь-в-точь так, как у тех пятерых три дня назад. И встал, как столб, ровно и неподвижно, даже не качаясь.
Для пробы Мещерский попробовал ему приказать, хотя прекрасно помнил наставления Туза. Ни хрена не получилось — мужик не шелохнулся и даже не отреагировал на команду, будто был глухой от рождения. Тогда Серж потребовал, чтоб Горгоня покомандовал немного. Для проверки. Ежели Туз экстрасенс-телепат, который с большого расстояния умеет мысленные приказы отдавать, то небось настроился на него, Мещерского. А если он сейчас на Горгоню перестроится, то потом Серж примет команду и сам проверит, так или нет.
Горгониной фантазии хватило только на то, чтоб отдавать армейские команды: «Напра-во! Нале-во! Шагом — марш!» и так далее. Все это исправно выполнялось и ровным счетом ничего не доказывало. Однако после того, как Горгоня, отдав команду «шагом марш!», позабыл вовремя скомандовать: «Стой!», а управляемый им субъект пересек проход между клетками и уперся в прутья решетки на противоположной стороне, произошло неожиданное.
Подопытный не остановился, а попытался убрать с дороги препятствие, мешающее ему идти дальше. Сначала он просто несколько раз толканул решетку с нарастающей силой, но потом сообразил, взялся руками за толстенные вертикальные прутья — по сантиметру, а то и полтора в диаметре! — и растянул их в стороны, будто они были из резины. При этом сам мужичок был и в лучшие времена не амбалом, а тут в этой незаконной тюряге вообще исхудал почти до дистрофической кондиции. Иначе ему бы нипочем было не пролезть в ту дырку, которую он проделал, раздвинув прутья. Перебравшись в камеру, где сидел один из бывших «испытателей», крупногабаритный мужик самой блатной внешности, этот доходяга замаршировал дальше. Наверно, если б он дошел до бетонной стены камеры, то попытался бы долбить ее головой, лишь бы выполнить приказ Горгони.
Но вышло все иначе. У стены, прямо напротив того места, где кайфованный раздвинул прутья, мирно сидел на тюфяке постоянный обитатель камеры. В тот день он выглядел совершенно нормальным человеком и, похоже, ничего не помнил том, что с ним самим творилось три дня назад. Во всяком чае, он недоуменно спросил: «Ты что, сбрендил, что ли?»
Однако дистрофан и ухом не повел, а все так же продолжал маршировать и в конце концов наступил грязным башмаком на пузо «хозяина» камеры. «Куда прешь, мудак!» — заорал тот, вскочил на ноги и оттолкнул дохляка от своей постели. Тот отлетел к решетке, крепко приложился о прутья затылком — по прикидке Сержа, любой другой на его месте минимум потерял бы сознание! — но после этого вновь двинулся вперед, выполняя приказ Горгони.
А Горгоня, развеселясь и, может быть, даже не соображая, что его слова для мужичонки будут звучать как приказ, подзудил: «Ну-ка, дай ему в пятак, толстому! Выруби его! Шею сверни!» И заржал от души.
