Ознакомительная версия.
Он помнил его. Там, в грозовой ночи, в струях дождя, в раскисшей хлюпающей глине, в разрытой раскуроченной могиле — там это было. И тот, кто вот так смотрел на него там, на кладбище, был не Кох, это было… Им солнце — луна. А ночь — день. Они…
— Падаль… Условия мне.
А мои условия не желаешь узнать? Сейчас… Сейчас узнаешь… — захлебывающееся бормотание доносилось уже откуда-то сбоку, из-за угла. — Стукача из меня сделал… На колени поставил… Ничего. Условия… Сейчас с моими познакомишься. Ничего, — послышался глухой стук, лязг. — А ножичек держи, держи крепче. Авось и пригодится. Ну, что смотришь, падаль. Это его, его ножичек. И кровь на нем ее… Только тебе-то это все уже…
Откуда-то сбоку из-за стены донеслось низкое гортанное рычание.
Колосов резко обернулся на этот звук, отпрянул к самым прутьям. Только сейчас до него дошло… Вольер примыкал к стене львятника. Но это была не глухая стена. Это была всего лишь раздвижная металлическая переборка. Шибр, как ее называли в этом чертовом цирке.
Шибр медленно со скрежетом сдвинулся. Дверь мышеловки. Только мышеловкой вдруг стал весь вольер.
— Он сначала вырвет тебе сердце, — донеслось до Колосова из темноты. Голос был тихий, очень тихий, полный ярости, предвкушения, лихорадочного нетерпения и какого-то жуткого, почти оргиастического восторга. — Сначала сердце, а уж потом.., вырвет кишки… Сдохнешь, падаль, сдохнешь сейчас. У меня на глазах! Вот мои условия, мои! И та сучка тоже сдохнет. Корреспондентка… Он ее сейчас там прикончит… А ты, падаль…
В нос ударил резкий, тошный запах хищного зверя. В черном проеме показалась огромная тень.
Рычание сломало тишину и…
Колосову показалось — это сон. ЭТО СОН Он спит и вот-вот проснется в поту с дико колотящимся сердцем.
Он видел льва. Видел в мутном свете дальнего фонаря. Между ними был вольер — десять шагов. И лев был владыка, хозяин этого места. Это был Раджа…
Потом Колосов почти совершенно не помнил ни своих мыслей, ни поступков… Робот-полицейский, не он, выхватил оружие. Он не помнил ничего, кроме того, как вдруг внезапно — словно откуда-то со стороны из ночи прозвучали пять громких, оглушительно громких хлопков Пять выстрелов. Пистолет, его пистолет был у него в руках. Он стрелял. Он — робот-полицейский. И он убил льва.
Выстрелы, вой боли, хрип, темнота… Плывущий призрачный свет качающегося в пустоте фонаря.
Пять пуль, выпущенных почти в упор, снесли льву половину черепа. Тело так и осталось наполовину в клетке — наполовину в вольере. А в пистолете оставался еще патрон. Никита обернулся.
Генрих Кох стоял прямо перед ним, вцепившись в прутья клетки. Он и не собирался бежать Он смотрел на мертвого льва. На Колосова. На пистолет в его руке.
— Ну? Что же ты? — спросил он все так же тихо.
Бледное, веснушчатое лицо его кривилось. — Стреляй еще… Стреляй теперь в меня. Убей меня, ну?!
Колосов поднял пистолет. Робот-полицейский…
Но в этот миг, перекрывая гул встревоженного выстрелами цирка — крики людей, вой, рычание, рев перепуганных животных, — из глубины ночи до них донесся чей-то дикий, исступленный вопль.
Во время представления Катя не видела Колосова.
Даже не подозревала, что он в зале. Ведь еще раньше было окончательно уговорено, что на период операции начальник отдела убийств появляться в шапито не будет. И Катя, скрепя сердце, с этим смирилась.
Аттракционы она тоже смотрела рассеянно. Вот сейчас закончится его номер, представление завершится и.., что? Ничего. Ничего не произошло. Под каким же предлогом ей предстоит вернуться сюда в следующий раз?
Зрители двинулись к выходу. Все, финита. Цирк гасит огни…
— Привет. Все-таки осталась?
Катя обернулась. В толпе к ней протиснулся Гошка Дыховичный. Он был все в том же костюме роллера, что и час назад на манеже. Только вот ролики успел снять. Он как-то запыхался.
— Еле нашел тебя в этой толпище. Фу, духота…, Слушай, ты не очень торопишься?
— А что? — спросила Катя. Она почувствовала странный укол в сердце. Гошка дышал ей в лицо — слабо пахло мятой, жевательной резинкой. Они были почти одного роста. Катя, правда, все же повыше.
— Меня попросили найти тебя, спросить: не очень ли ты торопишься? — Тут Гошка внезапно запнулся и сильно покраснел.
— Я не тороплюсь. Время еще детское, — медленно произнесла Катя. — А кто тебя просил?
— Разгуляй. — Гошка глянул на нее исподлобья.
В глазах его была тревога. — Ты что?
— Я? Ничего. Здесь и правда очень душно. А.., он где?
— Идем, покажу.
Он, резво работая в толпе локтями, повел Катю вдоль арены к служебному входу. В этот момент на манеже как раз начали разбирать клетку. Сетчатыми щитами перегородили служебный вход. И если бы Катя оглянулась, она бы увидела, как трое молодых людей на некотором удалении от нее, явно кавказцы, начали энергично прокладывать себе путь в толпе, стремясь повернуть вспять, тоже к служебному входу, но…
За кулисами было шумно и оживленно. Полным-полно цирковых. Уже кто-то громогласно столбил очередь в душ. Юрко ныряя среди реквизита, Гошка чувствовал себя здесь как рыба в воде. А Катя…
— Он в фургоне. Котов по клеткам разводит. Просил меня тебе передать… — Гошка снова клюквенно покраснел. — Ну, в общем… Ему что-то сказать тебе надо. Он тебя с манежа видел. Хочешь, туда иди к нему, хочешь, подожди его в гардеробной. Там не заперто.., он сказал.
Катя смотрела прямо перед собой. Темный, плохо освещенный фонарями цирковой двор. Вагончики-дома. Кочевье. Ночь. Она не боялась темноты. Впервые в жизни не боялась. Как только она услышала…
Олимпийское спокойствие. И где-то, на самом донышке сердца, — любопытство. Она не боялась…
ЕГО. Ведь она давно уже была к этому готова. В глубине души она всегда знала, чувствовала: ЭТО — ОН.
Только вот…
— Ты чего такая? — тревожно спросил Гошка. — Слушай, я.., ну, хочешь провожу тебя?
— Нет, Гоша, спасибо. — Катя ответила мальчишке почти машинально. — Я пойду. Раз он хочет со мной говорить, я пойду.
Шагнула в темноту. Фургон смешанной группы хищников на противоположном конце «кочевья».
Надо пересечь двор. Что ж… Он там. Он позвал ее.
Сам. Наверное, так и должно было случиться в конце всей этой истории. Они останутся с ним одни в ночи лицом к лицу. И у нее нет страха перед ним.
Она оглянулась — дальний фонарь освещал стену львятника. Его гардеробная была темной. Нет, не стоит ждать его там, в этой ловушке, под этими фотографиями на стене. Лучше самой пойти ему навстречу через этот бесконечный двор. Гошка секунду смотрел ей вслед. Потом смешался с толпой артистов, хлынувших из шапито.
Катя шла медленно. Вот оно, значит, как это бывает… Они ждали от него именно этого — реакции.
Именно от него? Она почувствовала… Нет, она не боялась, она была спокойна. Но эта тупая, щемящая тоска… Господи, зачем он это сделал? Почему он?
Фургон «смешанных» был темным и безмолвным.
Катя остановилась. Оглянулась назад. Площадка перед шапито заполнилась людьми. В окнах вагончиков вспыхивал свет. Но здесь, у ограды, пусто. Ни души. Катя приблизилась к массивной железной двери. Коснулась ее — холод металла. Резкий, едкий запах хищников. Из фургона. Он, наверное, уже там.
Со своими зверями. Ждет ее внутри. Дверь не заперта. Катя взялась за ручку и… Внезапно круто обернулась. И сердце ее сразу же упало куда-то вниз, вниз, бешено забилось. Это была не тень — тень тени скользнула, пропала, на миг заслонив от нее свет фонаря. И ни звука, ни шороха. Мертвая тишина. Катя застыла на месте. ЧТО ЭТО? КТО ЭТО БЫЛ? Ведь и той, мертвой танцовщице тоже казалось, что там в ночи кто-то был! Кто-то безмолвный, грозный стерег ее во мраке. КТО?!
Катя рванула дверь на себя и… Только сейчас заметила на засове.., висячий замок. Фургон «смешанных» был крепко заперт.
И в этот миг в ночи точно сумасшедшая оглушительная петарда взорвалась — грянули выстрелы!
Катя ринулась по ступенькам — что происходит?!
И вдруг…
Тело обрушилось на нее с крыши фургона, гибкое, стальное, сильное, тренированное тело. Кто-то, точно рассчитав прыжок, подмял ее под себя, опрокинул на асфальт. Руки… Катя почувствовала чьи-то пальцы на своем горле, подбородке. Ей зажали рот, мощным рывком рванули ее в сторону — в темную узкую щель между фургоном и оградой. Она чувствовала, он намного сильнее ее! И она не видела его лица… Он был сзади, у нее за спиной… Она уже задыхалась… Этот резкий запах хищника из фургона и… слабый аромат мяты… Она не могла сопротивляться.
И вдруг…
Дикий вопль боли. Катю сильно толкнули в спину. Ногой? Она ткнулась в асфальт. Что это за крик?
Кто так дико, истошно кричит? «Пусти, отпусти, мне больно, больно!!! Больно!!!»
Оглушенная Катя подняла голову. Мутный свет…
Она не верила своим глазам. Она.., видела их. Один был (боже милостивый, да как он тут оказался?!) Вадим Кравченко. За его массивной фигурой почти не было видно того, другого. Но вот Катя узнала и его.
Ознакомительная версия.
