Кстати, Арнольд теперь чуть ли не ежедневно появлялся в дизайнерском бюро, находя для этого разнообразные причины: то он проезжал мимо, то должен был передать какие-то бумаги от шефа, то ему не с кем было выпить вечером кружку пива. Однако складывалось впечатление, что Сухоруков просто стережет причитающиеся ему деньги и пытается быть в курсе всего происходящего.
Из-за этого Чернов держался с помощником Кисина довольно прохладно, но Арнольд, казалось, ничего не замечал. Когда же Федор делал вид, будто бы занят делами, гость болтал с Ритой, и эта маленькая негодница охотно реагировала на его шутки, да еще и угощала чаем. Она явно пыталась разбудить ревность Чернова, что ей нередко удавалось.
В конце второй недели Федор поехал со своими набросками к Кисину. Конечно, его дизайнерский проект еще требовал доработки, уточнения деталей, однако уже можно было представить, что получится в конечном итоге.
Как и большинство его коллег, он не любил делать эскизы с помощью компьютера. Хотя компьютер позволял соблюсти идеальные пропорции, но плохо передавал тот образ, цветовую гамму, которые складывались в голове Чернова. Поэтому он предпочитал карандашные наброски, раскрашиваемые потом акварелью.
От увиденного Михаил Михайлович пришел в полный восторг. Он заявил, что его смутные, расплывчатые мечты теперь получили реальное воплощение, что Чернов действительно стоит заломленной им суммы и что ради будущего дома можно перетерпеть любые неудобства, неизбежно возникающие при капитальном ремонте.
— Тогда давайте официально оформим наши отношения, — немедленно предложил Федор. — Вы еще раз убедились в моей высокой квалификации, а мне больше не хочется работать бесплатно. И так я сделал для вас большое исключение, засев за проект до заключения договора. Такое со мной бывало разве что в первые годы после окончания архитектурного института, когда я был гол и бос.
— Нет вопросов! — лучезарно улыбнулся ему в ответ Кисин.
Еще примерно дня три у них ушло на составление и выверку деталей соглашения, и наконец оно было подписано. Общая стоимость работ была оценена в миллион долларов, а это означало, что даже с учетом всех предстоящих и весьма немалых затрат, с удовлетворением всех требований Арнольда Чернов должен был получить около двухсот пятидесяти тысяч.
Вечером того же знаменательного дня Сухорукое опять приехал в дизайнерское бюро. Он привез бутылку шампанского, которую открыл еще у порога, запустив пробку в потолок и облив лежавший на полу ковер. Фужеров не нашлось, поэтому искрящийся напиток разлили по стаканам и чашкам.
— Знал бы мой любимый начальник, с кем и за что сейчас я пью, он бы лопнул от злости! — сказал Арнольд вместо тоста, чокаясь с Федором и Ритой.
Эта фраза была встречена одобрительными возгласами присутствующих. Шампанским они, естественно, не ограничились. У Чернова нашлась еще едва початая бутылка виски.
— А почему не «Метаксы»?! — удивленно поинтересовался Сухорукое, вызвав очередной дружный взрыв смеха, так как Рита тоже знала все приколы Федора.
Потом они перебрались в какой-то клуб, где продолжали пить за успех их совместного предприятия, обещавшего скорое обогащение. Когда все уже хорошенько поднабрались, Арнольд предложил выпить лично за него.
— Это почему же?! — грубовато спросил Чернов.
— Потому, что именно я буквально за уши втащил в это дело одного гения отечественного дизайна. Задача была совсем не из легких.
— Ты хочешь, чтобы мы считали тебя нашим благодетелем?
— А почему бы вам не проявить объективность?! В принципе, я по-своему гениален и могу подвигнуть людей на все, что угодно! — Трудно было понять, шутит он или говорит серьезно. — Вы еще убедитесь в моих организаторских талантах. И очень скоро, — пообещал он.
— Хорошо, я готов выпить за тебя, — согласился Федор. — Но только как за хвастливого пьянчугу, которые всегда вызывают у меня симпатию.
Сухорукое обиженно насупился, но потом махнул рукой:
— Идет! — и взялся за стакан.
Этот праздник закончился в четыре часа утра братанием на улице. Казалось, они стали уже почти друзьями, тем не менее, прощаясь, Арнольд не забыл напомнить Федору, фамильярно тыкая ему пальцем в грудь:
— Как только получишь аванс, сразу передай его мне. Мы с тобой договаривались!
Честно говоря, постоянное, назойливое психологическое давление Сухорукова уже приучило Чернова к мысли, что первые двести тысяч долларов придется тут же отдать. Поэтому, едва деньги поступили ему на счет, он обналичил их и даже с каким-то облегчением вручил Арнольду. Да и некогда сейчас было спорить, выяснять отношения: завершение дизайнерского проекта и подготовка к реконструкции дома Кисина поглощали у него все свободное время.
Строительные работы Федор решил доверить своему традиционному субподрядчику — Виктору Балабанову. Его фирма умела все делать быстро и качественно, хотя, конечно, случались и досадные проколы. Но ошибки бывают у всех.
Без раскачки начал Балабанов и в этот раз: уже вскоре его рабочие завезли на будущую стройку все необходимое оборудование и материалы, освободили от мебели весь первый этаж. Можно было приступать, однако подошла пятница, и Кисин попросил отложить начало ремонта на понедельник, шутя заявив, что ему тоже надо подготовиться к «предстоящему бардаку», хотя бы морально.
Вечер пятницы Чернов провел в бюро. Он в сотый раз просмотрел свои расчеты, наброски, подумал над цветом, фактурой тканей, материалов, прикидывая, не упустил ли чего-нибудь. Часов в шесть к нему неожиданно заскочил Сухоруков. Они не виделись с тех пор, как Федор отдал деньги и видеться им теперь, вроде бы, было незачем. Объяснение этому визиту оказалось традиционное: ехал мимо.
Арнольд попил чаю, полистал журналы, побродил по бюро, рассматривая развешанные на стенах фотографии лучших московских интерьеров. Параллельно он рассказывал, что на все выходные уезжает к сестре в Тверь. У нее, мол, дом стоит на берегу Волги, там раздолье, прекрасный воздух и вообще лучше, чем на любой даче. Для Сухорукова такое чувственное описание природных красот казалось слишком слащавым, сентиментальным, и Федор еще с иронией подивился: чего это он так распинается? Может, задумал толкнуть дом своей сестры?
В субботу Чернов опять же работал. Разве что вечером, часов в восемь, после затяжного визита в парикмахерскую, за ним зашла Рита и они отправились поужинать в ресторан. Там было уютно, они засиделись, выпили бутылку вина и уже в первом часу поехали к нему.
А в воскресенье утром их разбудил телефонный звонок. С трудом оторвавшись от подушки, Федор посмотрел на часы. Они показывали без четверти восемь. Для него это было слишком рано, тем более в выходной.
Ругаясь про себя самыми последними словами, он взял трубку и вдруг услышал из нее не менее грубые ругательства. Причем выкрикивавший их голос ни с каким другим спутать было нельзя. Это был Кисин.
— Где твои хреновы строители?! — орал он. — Я всех их засажу в тюрьму! Ты тоже мне за все ответишь! И не строй из себя невинного младенца! Не делай вид, будто бы не понимаешь, о чем идет речь!
После этого трубку у него, очевидно, отобрали, так как послышался уже совершенно другой голос — густой и спокойный:
— Господин Чернов?
— Да! — ошарашенно подтвердил Федор.
— С вами говорит оперуполномоченный уголовного розыска майор Павленко. Здесь произошло чрезвычайное происшествие… я имею в виду дом Михаила Михайловича. Было бы лучше… в первую очередь для вас, если бы вы немедленно сюда приехали.
— Вы можете объяснить подробнее, что случилось?!
— Нет. Приезжайте, тогда и поговорим, — достаточно вежливо, но безапелляционно пророкотал он.
Ворота на участок Кисина были распахнуты настежь, — такого прежде никогда не случалось, — и когда Чернов въехал во двор, он увидел, что на дорожке у бассейна стоят две милицейские машины с мигалками и с широкими синими полосами на потрепанных боках. Их было слишком много, чтобы заподозрить что-то банальное. Перед домом бродили какие-то незнакомые люди. Здесь же находился и сам хозяин.
Заметив Федора, он пошел навстречу. Уже в движениях Михаила Михайловича чувствовалась какая-то угроза, хотя пока он не издал ни звука. Его придержал за руку стоявший рядом высокий, сутулый человек в дешевом и сильно помятом костюме — очевидно, ему часто приходилось ездить в автомобиле и вообще таскаться бог знает где. Пару раз дернувшись и, осознав, что не вырваться, Кисин издалека закричал:
— Ты приехал один?! А почему же не захватил своего дружка, строителя, с которым вы целую неделю здесь все высматривали и вынюхивали?!
— Что все-таки случилось?! — недоумевая, спросил Федор, невольно замедляя под этим напором шаг.
