Вызовите ко мне подполковника Рябкова, — нажимая кнопку микрофона, приказал он.
Назначенный несколько месяцев назад вместо исполняющего обязанности огромного, гориллоподобного человека, запутавшегося в неблаговидных делишках сво- » ей жены, да и в своих собственных, Генеральный прокурор России сумел в короткое время снискать уважение сотрудников. Ему удалось раскрутить несколько крупных дел финансового характера, даже посадить в тюрьму бывшего ИО, но когда он занялся делами об убийствах телеведущего Владислава Листьева и отца Александра Меня, следственная машина застопорилась, хотя, казалось, уже виднелись положительные перспективы. По поводу дела, связанного с вице-премьером, он был вызван в аппарат премьер-министра, где имел беседу с его помощником по правовым вопросам. После обычного чиновничьего разглагольствования помощник потребовал прекращения дела в отношении Стрельниковой, а также убедительно доказывал, что следователь
Турецкий необъективен, а потому дело следует передать в другие руки, то есть иному «важняку».
Не вижу причины, — ответил генеральный.
Причина в том, что в этой неприятной истории замешана фамилия вице-премьера, — прямым текстом выдал помощник.
Ну а мы-то здесь при чем? — вдруг озлился генеральный. — Если замешана, будет отвечать по закону. И потом, вы что, изучали дело? Вам лично известно, в чем она замешана или не замешана?
Дело я не изучал, — медленно произнес помощник, — но вы понимаете, с кем вы будете иметь дело, кроме помощника премьера?
Пока я имею дело с помощником. Да что вы так волнуетесь? Может быть, вице-премьер не совершила ничего противоправного. Дело в производстве, уточняются частности, которые могут пролить свет совершенно в ином направлении.
Нам не хотелось бы, чтобы свет проливался в любом направлении.
Но генеральный уперся, ему надоело быть мальчиком для битья со стороны средств массовой информации, надоело тыкаться в стену непонимания, фальшивых улыбок, ласковых рукопожатий, он был человеком воспитанным, спокойным, выдержанным, но иной раз находило на него такое, что, будь перед ним хоть сам Господь Бог, он, чувствуя правду, не уступил бы и ему.
Кому это — нам? — бледнея, спросил генеральный. — Вы что, их величество император Николай Второй? Перед вами, господин помощник, Генеральный прокурор России, назначенный Президентом страны!
Прошу извинить, — сухо ответил помощник.
Возвращения генерального в прокуратуру с нетерпением ожидали Меркулов и Турецкий. Разговор вели в приемной, у дверей кабинета генерального.
Что думаешь, Костя? — шепнул Турецкий.
Держит оборону.
Выдержит?
Должен, — помолчав, ответил Меркулов.
В приемную вошел генеральный, знаком пригласил Меркулова и Турецкого к себе в кабинет, сел за стол и закурил.
Ты иди, Турецкий, и работай, — сказал он. — А ты, Дмитрич, останься. Поговорить надо.
Турецкий открыл было рот, чтобы спросить что-то, но Меркулов предупредил:
Тебе что сказали?! Иди и работай!
В веселом расположении духа Турецкий помчался в свой кабинет.
Ты чего такой веселый? — спросила Лиля Федотова.
Все по той же причине!
По какой?
Хахаля-то твоего нет! Того, что из деревни Медведки Архангельской области!
Не получилось, — грустновато ответила Лиля. — Опять брошенка.
А я на что?
Ты обыкновенный бабник, Турецкий, а он обыкновенный положительный мужчина. Большая, между прочим, разница.
Но положительные, знать, не по тебе.
И бабники тоже. Иди. Тебя ждут.
В кабинете сидели молодой человек, который предъявил удостоверение сотрудника ФСБ, а также подполковник Рябков. Молодой сотрудник протянул следователю конверт. В нем лежали сопроводиловка, какой- то приказ и записка:
«Саша! Бывшего подполковника Рябкова П.Г., как человека гражданского, отправляю в твое распоряжение. Н. Самсонов».
Вы свободны, — кивнул Турецкий сотруднику. — Спасибо.
Затем Саша прочитал приказ по ФСБ об увольнении подполковника Рябкова П.Г. по выслуге лет. Приказ был подписан задним числом, примерно за полтора месяца до убийства Веста. Генерал Самсонов шел на некоторый риск. Саша понимал, что, если уж Самсонов рискует, значит, на то есть очень серьезные причины. Поверил генерал искреннему раскаянию подполковника, или пожалел его троих детей, или то и другое вместе, но теперь судьбу Рябкова должен решать он, Турецкий.
Вы ознакомились с этим, Павел Геннадьевич?
Да. Ознакомился.
И что будем делать?
Я в вашем распоряжении.
Домой звонили?
В семье все в порядке, — ответил Рябков, с трудом выдерживая испытующий взгляд Турецкого.
Все живы-здоровы, значит... — раздумывая, проговорил Александр. — Курите, Павел Геннадьевич, — протянул он пачку сигарет, заметив, что подполковник шарит в кармане.
Спасибо.
Турецкий взял со стала следственно-процессуальный бланк, написал имя, отчество и фамилию подполковника.
Распишитесь, Павел Геннадьевич, пожалуйста.
Что это?
Подписка о невыезде.
Лицо Рябкова дрогнуло, глаза подозрительно заблестели, он быстро поднялся и подошел к окну, жадно затягиваясь сигаретой.
Простите, Александр Борисович, — снова садясь за стол и подвигая к себе бумагу, сказал он.
Сейчас вы поедете к себе домой вместе с моим следователем и понятыми, так вы уж приготовьте наличные, о которых мне говорили, счет, цену недвижимости, ну и так далее... Будем считать это явкой с повинной и желанием искупить свою вину перед государством.
Да можем ехать вместе!
Я занят, а с вами поедет мой помощник, — сказал Турецкий. — С Богом, Павел Геннадьевич!
Знаете, у Чехова есть такие слова, — с трудом выговорил Рябков: — «Если тебе понадобится моя жизнь...!»
«...то приди и возьми ее», — перебил Турецкий. — Конечно, несколько напыщенно, но я вам верю, Павел Геннадьевич. Вы уж извините, но произнесенные вами слова мне приходилось слышать в этом кабинете не раз. Но вам, повторяю, я верю. Поэтому и не ставлю вопрос о вашем аресте.
Спасибо, Александр Борисович.
Вместе с Чижовым и еще двумя следователями подполковник вышел. Отправился к себе домой. Раздался продолжительный телефонный гудок.
Обложили, Саша! — услышал невнятный голос Грязнова Александр.
А что с волками делают? Их обкладывают!
Кончай хохмить! Они, суки, заложниц взяли!
Выслать группу спецназа на помощь?!
Справимся сами! Все! Иду!
Казалось, все было продумано до мелочей, но сбой все-таки произошел. Догадки полковника Зарецкого оказались справедливыми. Наркотики пока не нашли, но крутые действия боевиков Леньки Пальца говорили сами за себя, на кой им' подставлять себя под пули, если защищать нечего.
Поначалу Грязнов, Голованов и «золотой агент» Крот решили идти на внезапное задержание лбов, разгуливающих по пансионату, но позднее Кротов, припомнив взрыв в Хабаровске, переменил решение.
Скрутим, морду набьем, а если ничего не найдем, придется приносить извинения...
Извинения, — хмыкнул майор Голованов. — Может, прикажешь и задницы им подтереть?
Это первое, — продолжал Кротов, не обратив внимания на слова майора. — Во-вторых, можем и взлететь.
В космос? — буркнул Голованов.
Именно, — подтвердил Кротов. — Попал в точку.
Думаешь, заминировали? — спросил Грязное.
А ты бы на их месте не заминировал?
Пожалуй, ты прав, Леша. Взлетим.
И что будем делать? — хмуро спросил Голованов.
Я поселюсь в пансионате. С вами незнаком.
Да мы тебя и не узнаем, — подмигнул Голованов, намекая на знакомство с Кротом возле гостиницы «Интурист».
Подождем пару деньков. Может, и ребята Николы этого, Смирнова, подсуетятся, — решил Грязнов.
Нужна машина, — сказал Кротов.
Держи! — бросил ключи Грязнов.
Сообщение Зарецкого о том, что пансионат находится в бывшем графском имении, сразу заинтересовало Кротова. Вероятно, сказалось его археологическое образование. В имениях, как правило, существовали тайники, подземные ходы, глухие, без окон, комнаты, в которых можно было спрятать все, что угодно. Кротов не поехал в пансионат, отлично понимая, что может привлечь внимание своими поисками. Он отправился в музей, где представился научным сотрудником из Москвы.
Встретила Кротова директор музея Тамара Георгиевна, пожилая седая женщина с тонкими чертами лица, одна из тех «могиканш», которые работают за совесть, получая мизерную зарплату за свое подвижничество.
Меня интересуют старинные особняки, имения, храмы, — показав удостоверение действительного члена Московского археологического общества, сказал Алексей Петрович.
Городские?
Загородные. Думаю, в городе вы все изучили.
Загородные мы тоже не обходим вниманием, — улыбнулась женщина.
