– Мазаться не буду – все равно проиграю, – улыбнулся Данилов.
– Тогда как будем действовать?
– Поговорим душевно. Позови его, Никитин.
Никитин приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Воробьев показывал милиционеру фокус со спичечным коробком. Сержант смотрел на коробок так, словно он был живой.
– Валентин, зайди, – махнул рукой Никитин.
– Тренируйся, сержант, – хитро усмехнулся Валька. – Сейчас я твоих начальников просвещу и приму у тебя зачет.
Сержант взял коробок и с недоумением покрутил головой.
Воробьев вошел в комнату и еще раз оглядел веселых ментов. Судя по добрым лицам, ничего хорошего ему ждать не приходилось.
– Садись, Валя, закури свою ароматную сигарету. Кстати, а что ты куришь?
– «Дерби», Иван Александрович.
– Ну что же, вполне респектабельно. А почему не «Тройку» или «Москву»?
– А у них обрез золотой, пусть их фраера курят.
– Убедительный ответ. – Скорин подвинул Вальке пепельницу.
– Иван Александрович, – Валька рванулся в бой, – вы меня ведь вызвали не для того, чтобы узнать, какой сорт сигарет я курю.
– Правильно понимаешь, Валя.
– Тогда говорите прямо, что нужно.
– Это не только нам нужно, но и тебе. – Данилов постучал карандашом по плексигласу на столе.
– Я понял, будете меня крестить.
– А зачем? – хитро усмехнулся Никитин. – Одного новорожденного два раза не крестят.
Валька промолчал.
Трое сыщиков оценили паузу и поняли, что Воробьев совсем не прост.
– Ты понимаешь, Валя, – начал Данилов, но Воробьев перебил его:
– Я все понимаю, что должен вам помочь, а иначе вы мне устроите не жизнь, а кошмарную жуткость. Я, конечно, могу помочь из уважения к вам, но что я буду с этого иметь?
– Во-первых, легально месяц в Москве поживешь, – твердо сказал Скорин, – во-вторых, я как замнач угро области буду ходатайствовать, чтобы тебе срок высылки скостили…
– А прописка?
– И прописку сделаем, если ты нам поможешь.
– Я вас, гражданин начальник, вижу впервые и не знаю, какое ваше слово. А вот если Иван Александрович мне это подтвердит, то я согласен.
– Ты меня, Валентин, знаешь не один год, – Данилов сунул карандаш в вазочку на столе, – твердо в нынешнем моем положении ничего обещать нельзя. Но если подполковник Скорин говорит, то верь ему, как мне.
– Хорошо, – Валька хлопнул ладонью по колену, – будь по-вашему. Поверю.
МОСКВА. ОКТЯБРЬ
Валька Воробьев по кличке Сова
Не заезжая домой, он поехал в Сандуны. По раннему времени народу в бане было немного. Миша-пространщик, хороший знакомец, а иногда и помощник в делах, сказал:
– Иди помойся, а я потом пивка да семги расстараюсь.
Валька парился истово, словно пытаясь вместе с потом вывести память о райцентре.
Потом, усталый, сидел в кабинете, попивая пиво и балуясь тонко нарезанной семгой.
Миша передал ему полтора куска. Он продал артельщику шикарное замшевое пальто, купленное Совой в один из коротких приездов у иностранца рядом с комиссионкой на Сретенке.
– А часы я себе взял, – сообщил Миша. – Можно с деньгами повременить?
– Ладно, будешь у меня в замазке, – милостиво разрешил Валька.
Потом он пошел в гостиницу «Метрополь», на второй этаж, в парикмахерскую, подстричься.
Домой он приехал в прекрасном расположении духа. Мать была на работе, сука соседка в больнице. Валька взял на кухне газовый ключ и в своей комнате развинтил старую недействующую батарею. Снял ее, сунул пальцы в трубу и вынул плотный кружок сотенных.
Валька расправил их, пересчитал. Четыре тысячи триста, для начала хватит.
Он переоделся и поехал обедать в кафе «Арарат».
А вечером…
До чего же славное место московский «Коктейль-холл»! Дешевое, веселое, шумное. Здесь можно встретить лучших московских женщин. Да и мужчины здесь вполне соответствуют им. Актеры, музыканты, писатели именитые и модная, беззаботная московская золотая молодежь.
На втором этаже оркестр. Его руководитель, высокий усатый красавец скрипач по прозвищу Мопассан, даже в эти тяжелые времена пытался играть запретную джазовую музыку. Он был начинающим композитором, совсем неизвестным, и звали его Ян Френкель.
Но завсегдатаи любили своего композитора, любили его музыку и щедро посылали в оркестр «благодарность».
«Кок» был не просто питейным заведением. Это был клуб. Элитный и демократический одновременно. Ты мог ходить сюда постоянно, но в круг истинных завсегдатаев не попасть – особый туда был отбор. Особый. Валька был здесь своим человеком.
Его знали модные люди, многим он помогал одеться, часики, которые в то время дефицитом были, купить.
Валька вошел, сел за стойку и спросил «Флипп ванильный». Самый дорогой коктейль.
За стойкой две красавицы барменши. Одна – темноглазая блондинка Лиля, вторая – роскошная брюнетка с синими глазами Марина.
– Как дела, Валя? – спросила Марина, сбивая смесь в шейкере.
– Нормально, Мариночка. Я вам письмо привез.
– От Володи?
– А вы в наших краях еще одну сердечную боль имеете?
– Нет, Валя.
Воробьев достал конверт, положил на стойку. Это немедленно отметили два наружника, один из областного угро, страхующий Вальку, а второй из седьмой службы МГБ, интересующийся всеми.
Марина взяла конверт и вышла в подсобку. Валька не успел допить густой, похожий на молоко коктейль, как она появилась и улыбнулась ему:
– Спасибо, Валя.
– Марина, а Виктора давно не было?
– Какого? – Марина задумалась.
– Молодой, блондин, одет хорошо.
– Вежливый мальчик, воспитанный. Давно не видела. Очень нужен?
– Очень.
– На втором этаже девушка, с которой он часто заходил, с компанией сидит.
– А что за ребята?
– Да ты их всех знаешь. Бондо, Миша, Эдик, Аркаша.
Валька знал этих ребят. Это еще одна стайка. Было их человек десять. Молодые, но уже помятые жизнью. У компании этой был на Броде незыблемый авторитет. Они сами никогда не начинали процессов, но отпор, если надо, давали крутой. Их уважали даже центровые блатные с Вахрушинки.
Валька рассчитался с Мариной и поднялся на второй этаж. Он посидел с ребятами, угостил их пуншем, в ответ они заказали ему разноцветный коктейль «Карнавал», поговорили об общих знакомых, о том, что скоро начнется подписка на шеститомник Ильи Эренбурга, о фильме «Судьба солдата в Америке».
Посочувствовали Эдику и Мише, которых в очередной раз не приняли в институт, хотя по конкурсу они прошли. Обычный дружеский треп за стаканом.
Валентин посидел немного и попрощался. Спускаясь, он заметил, что за крайним столиком у лестницы сидит Никитин.
Он посмотрел на него и шмыгнул в туалет.
Никитин подошел.
– На втором этаже, рядом с оркестром, столик у колонны, компания. Там сидит девушка Лена. Ребята к Виктору отношения не имеют, а с ней он вроде бы встречается.
Никитин молча кивнул и вышел.
Данилов
Он сидел в «полтиннике». В знаменитом 50-м отделении милиции. «Полтинник» контролировал весь центр. На его территории была улица Горького с бесконечным вечерним гуляньем, практически все модные рестораны: «Метрополь», «Арагви», «Москва», Гранд-отель, «Астория». Театры.
В общем, работы хватало. Поэтому самая горячая жизнь в «полтиннике» начиналась ближе к ночи.
Данилова встретили радостно. Приволокли бутылку «Столичной» и просто заставили выпить. Оперативники все были ему хорошо знакомы. Для них, что ни случись, он все равно оставался лучшим сыщиком Москвы.
Около двадцати часов позвонил Никитин и сообщил, что Валька наколол девушку по имени Лена, подругу убитого. Что сидит она с ребятами серьезными и он просит пару оперативников.
– С блатными? – спросил Данилов.
– Нет, с серьезными ребятами.
Начальник розыска Витя Чернов взял трубку и спросил:
– Что за ребята, Коля? Понятно. Я сам пойду, Иван Александрович. – Чернов положил трубку. – Компания действительно не подарок.