— Прав ты был, Кирьян, насчет магазина-то, — мотнул Сявка головой. — Если хочешь, могу еще покараулить.
— А я всегда прав, — усмехнулся жиган. — Караулить больше не надо. И так все ясно, как божий день. На вот, возьми на хавку, а может быть, еще и на бабульку какую-нибудь хватит, — задорно подмигнул жиган, сунув ему горсть монет.
Чиграш без интереса осмотрел вознаграждение, а потом брезгливо поморщился:
— Что я тебе, мелочовщик, что ли? Сявка только по-крупному работает! — Его слова вызвали очередной приступ хохота. — Ладно, как-нибудь потом рассчитаемся. Ну да я пошел, а то у меня в башке тяжеляк капитальный. Кажись, крепко окосел, — и, не прощаясь, затопал к выходу.
Кирьян посмотрел на Макея, угрюмо молчавшего весь вечер. Молодой жиган сосредоточенно подливал себе самогонки стакан за стаканом. Однако совершенно не пьянел, лишь лицо все более покрывалось пунцовой краской.
— Что-то я тебя не узнаю, Макей. Может, случилось чего? Поделись… Все-таки я тебе не чужой, может быть, что-то и придумали бы сообща.
Нервным коротким движением Макей отодвинул стакан с самогонкой.
— Я у тебя давно спросить хотел, Кирьян…
Пахан усмехнулся:
— Ну, чего же телишься… Спрашивай!
— Ты ведь с отцом в одном лагере чалился?
Кирьян нахмурился, откинулся на спинку стула и спросил:
— И что с того?
— А то, Кирьян, что люди о тебе разные вещи говорят.
Кирьян широко улыбнулся:
— Что-то я тебя не понимаю, Макей. — Он смерил долгим взглядом притихших жиганов и спросил: — К чему ты клонишь-то? Руби сразу, безо всяких этих политесов. Не люблю я гнилых заходов.
— Говорят, что ты под уркачами ходил.
— А-а, вот ты о чем… Было дело, — не сразу отозвался Кирьян. — Только ведь я этого и не скрывал никогда. Тогда многие жиганы под уркачами ходили. И, кстати, твой батяня тоже. А иначе бы нам тогда не выжить, — честно признался Кирьян, — перерезали бы нас всех темной ноченькой, вот и все.
— А у тебя не осталось… что-нибудь от отца?
Кирьян посуровел.
— Тяжелый разговор ты затеял, скажу я тебе. Ну да ладно, что с тобой сделаешь. — Жиган расстегнул рубаху. — Крест видишь?
— Вижу.
— Твоего батяни крест. Он мне перед смертью его отдал. Его ведь кто-то из уркачей уделал. Вот такие дела… Я ведь над его телом поклялся, пока не найду гада, так до тех самых пор не сниму с шеи распятие!
Рука Макея потянулась к стакану. Однако пить он не стал, отодвинул стакан в сторону и произнес:
— А чем докажешь, что это крест отца?
— Я не знаю, к чему ты клонишь, Макей. Свидетелей того, как он крест мне передавал, в живых уже никого не осталось… Времена-то суровые. Но если не веришь, то на перекладине буковки нацарапаны. Взгляни!
Кирьян бережно приподнял крест. Шнурок — обыкновенный, засаленный, вот только крест на нем особенный, знатной и очень тонкой работы. А в основании перекладины два бриллиантовых камешка.
— Где? — коснулся Макей пальцами распятия.
— А ты с другой стороны глянь.
Макей перевернул крест. В самой середине ровной старославянской вязью были выгравировано «Р» и «П», — Роман Пономарев.
Крест лежал в середине ладони, и тонкий шнур, зацепившись за большой палец, изогнулся в плавную дугу.
— Дай мне этот крест.
В голосе не мольба, скорее требование.
Жиганы за столом примолкли и с интересом посматривали на Кирьяна.
— Ты хочешь, чтобы я нарушил клятву, которую дал твоему отцу? — неожиданно мягко спросил Кирьян.
— Дай мне этот крест… Прошу тебя!
Да, это было больше требование, чем просьба.
Секунду Кирьян колебался. А потом кивнул:
— Бери… Чего ты на меня так смотришь? Ты хочешь еще что-то сказать?
— С чего ты это взял? — бережно уложил крест в карман Макей.
— Смотришь ты на меня как-то уж очень странно. Не припомню я такого взгляда.
— Тебе показалось, — улыбка у Макея получилась слегка вымученной.
Пальцы, скользнув вниз, остановились на оттопыренном кармане, где лежал наган. Совладав с собой, Макей взял стакан самогонки.
* * *
Автомобиль въехал в Большой Гнездниковский переулок и, рыгнув чадом, остановился перед массивным пятиэтажным зданием, у самого входа театра миниатюр «Летучая мышь». А следом за автомобилем сюда же подъехали пролетки. Из экипажей, запрудив переулок, повыскакивали молодые люди и уверенно направились в сторону театра.
— Куда, господа? — самоотверженно бросился навстречу гостям пожилой билетер. — Ваши билеты!
Он чем-то напоминал престарелого артиста: на плечах — выглаженный сюртук, на шее — бабочка. Возможно, так оно и было в действительности.
Высокий молодой человек в кожаной куртке, шагавший впереди, остановился у дверей и, сурово посмотрев на старого чудака, внушительно похлопал широкой ладонью по деревянной кобуре:
— Вот мой билетик… дорогой мой товарищ! Мы из Чека.
Старик опасливо прижался к стене и проговорил:
— Ну, если так… товарищи!
— Понимать надо, гражданин, — усовестил билетера человек в кожанке. — Нет у вас революционной сознательности. В городе банды жиганов разгуливают! Простым гражданам на улицу невозможно выйти, а вы тут… билетик, понимаешь ли!
Старик выглядел обескураженным:
— Я, конечно, товарищи, со всей душой и… с огромным пониманием. Но ведь концерт! Как-то неловко получается…
— О налетчике Кирьяне слышали? — сурово спросил человек в кожаной куртке.
— А кто же о нем не слышал?
— Так вот, товарищ билетер, сейчас он находится в вашем театре!
— Господи Иисусе, неужели?! — ахнул с перепугу старик.
Чекист нахмурил брови и продолжал:
— Мы тут не покладая рук боремся с врагами советской власти, а вы билетики с чекистов спрашиваете. Эх, товарищ, товарищ… — И, повернувшись к застывшим позади людям, произнес: — Пойдемте за мной, товарищи милиционеры.
— Остальные тоже с вами? — ужаснулся билетер.
Молодой человек приостановился и негодующе воскликнул:
— Вы, уважаемый, предлагаете мне в одиночку брать преступника?
Не дожидаясь ответа, он заторопился в глубину театра, увлекая за собой остальных.
Театр «Летучая мышь» был известен всей Москве. Очень уютное местечко. В первую очередь театр славился своим несравненным буфетом, где, кроме черной икры, можно было полакомиться семгой и угостить примадонну фужером шампанского. Здесь царила демократия. Даже столы были расположены в непосредственной близости от сцены. Равнодушными оставались лишь официанты, которые без конца мелькали между столами, принимая заказы и разнося блюда.
Конферансье вышел на сцену и хорошо поставленным голосом сообщил:
— Господа! Сегодня у нас юбилейный спектакль «Король Лир». — Победным взглядом он осмотрел всех присутствующих. Зрители ненадолго оторвались от тарелок и ободряюще закивали. — Попрошу вас поприветствовать артистов… А вы, собственно, господа, куда собрались? — обратился он к людям, нежданно появившимся в зале.
Высокий мужчина в длинной кожаной куртке поднялся на сцену, потеснив могучим плечом конферансье, и жизнерадостно воскликнул, подняв руки:
— Господа! Прошу не волноваться и оставаться на своих местах. Это налет!
В зале громко ахнула женщина. Звякнула о тарелку оброненная вилка, и кто-то громко протянул оперным басом:
— Позвольте, какой налет?!. У нас сейчас юбилейный спектакль! Мы не можем его отменить!
— Господа, не стоит так волноваться, спектакль не отменяется.
Артисты могут начинать. А вас, господа, я прошу выкладывать на стол деньги и драгоценности… Джентльмены, помогите своим дамам снять драгоценности, а то за вас это сделают вот эти молодые люди, лишенные светских манер, — показал он рукой в сторону жиганов, подошедших к столам.
— Безобразие! Куда смотрит полиция!
Ему отозвался могучий оперный бас:
— Забываетесь, батенька. Сейчас милиция, который год при Советах изволим здравствовать.
Высокий человек в кожаной куртке вытащил из кобуры маузер и, доброжелательно улыбнувшись в напряженный зал, произнес:
— Господа, просьба соблюдать спокойствие и оставаться на своих местах. Я — Кирьян и очень не люблю неприятных сюрпризов. — Не услышав возражений, он продолжал, обратившись к стоявшим рядом жиганам: — Приступайте, товарищи… Только прошу вас без грубостей. Мы же не просто какие-нибудь бандиты, а благородные жиганы. А потом, все-таки имеем дело с артистами! — Он уверенно сошел со сцены и приблизился к толстяку, сидевшему во главе длинного стола. — Прошу меня покорнейше извинить, но вот эта алмазная заколка на вашем галстуке совершенно не подходит к вашему костюму. Прислушайтесь к моему совету, сюда нужно что-нибудь попроще Дайте мне эту, она пойдет в помощь голодающим!
