— Итак, я скажу вам, лейтенант… — Теперь Мартинелли понизил голос до шепота. Его кулак опустился на фотографию в газете с неожиданной силой. — Этот снимок… Лицо на нем принадлежит моему младшему брату Тино Мартинелли!
— Вы это слышите? — заверещала девица. — Тино!
— Его младший брат, — замогильным шепотом произнес слепец, — умер пять лет назад, и только сейчас Габриель может оплакать свою потерю.
— Это недопустимо! — вновь завопила девица. — Должен существовать закон…
— Мы над этим работаем, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Однако, мадемуазель, существует городское постановление, дающее право надевать намордник на молодых особ, которые все время перебивают взрослых.
Глаза у нее широко раскрылись, она растерянно прижала ладонь к губам. Я посмотрел в темные глаза Мартинелли и подумал, что этот тип мог бы умереть куда раньше своего младшего брата.
— Если я спрошу вас кое о чем, уверены ли вы, — медленно заговорил я, — что мой вопрос не покажется вам глупым?
— Вы думаете, я не знаю своего родного брата? — яростно воскликнул он. — За все эти пять лет ни единого слова! Я потратил кучу денег, пытаясь найти его следы по всей стране! Но, признаться, никогда не терял надежды, что в один прекрасный день он вдруг откуда-то явится, только это было пустой мечтой. Все это время он был мертв.
— Существует способ лишний раз удостовериться, — сказал я. — Мы можем проехать в морг.
— Так почему мы этого не делаем? — спросил он бесцветным голосом.
Я сунул револьвер в кобуру и поднялся с места.
— Машину и водителя мы найдем здесь, — пояснил я, направляясь к двери. — Девушку вы можете оставить с мисс Джексон. Она позаботится о ней в наше отсутствие.
— Я здесь не останусь! — занервничала девица. — Куда едет Гейб, туда и я. Ведь все должно обстоять таким образом, верно, Гейб?
— Ну так надень свою шляпку, — проворчал тот, — и перестань делать из всего проблему!
Я остановился на мгновение и посмотрел на него.
— Вы сошли с ума? Вы понимаете, что предлагаете ей увидеть?
— Так голова все еще находится у вас, лейтенант? — вежливо осведомился слепец. — Прошло столько времени!
— Сохраняется в формалине, — пояснил я, и девушка внезапно ойкнула дрогнувшим от испуга голосом.
— Ну уж Эда это не обеспокоит, — беспечно произнес Мартинелли. — Как раз тот случай, когда слепой человек может посмеяться над остальными, не так ли, Эд?
— Таких случаев бывает немало, Гейб, — вкрадчиво возразил слепец. — Это всего лишь еще один.
Я распахнул дверь. Мартинелли вышел первым, следом за ним, склонив голову к плечу, шагал Эд.
— Гейб! — Джорджи выбежала за ними и вцепилась в руку Мартинелли. — Мне все равно, как это выглядит. Все, что мне надо помнить, это что он твой брат. Как же близкий тебе человек может напугать меня, ведь верно, Гейб?
— Ну ладно, доставь себе удовольствие, Джорджи, если уж так хочется, — рассеянно буркнул он. — Сейчас у меня голова забита другими вещами.
Я попросил Аннабел раздобыть нам машину с водителем, и она послушно подняла телефонную трубку. Мы в полном молчании ожидали несколько минут, потом я увидел, как машина остановилась перед входом.
— Ну так пошли, а? — не терпелось Мартинелли, и он вышел из офиса с Джорджи, упорно цепляющейся за его руку и бежавшей слегка позади, чтобы не отстать.
Эд взял со стула белую трость, где, должно быть, припарковал ее, входя в кабинет шерифа, и довольно уверенно направился к двери. Я догнал его и взял под руку.
— Благодарю вас, лейтенант. — Голос у него был мелодичным, как у благочестивого монаха. — Я мог бы справиться и сам, но ценю вашу помощь.
— И давно это с вами? — невольно вырвалось у меня.
— Я ослеп пятнадцать лет назад. Со временем с этим смиряешься, хотя никогда не можешь привыкнуть.
Мы добрались до машины, где Габриель уже сидел на заднем сиденье с тесно прижавшейся к нему Джорджи. Я помог Эду сесть рядом с ним, сам устроился с водителем. По дороге к моргу никто не проронил ни слова.
Когда мы ввалились в просторный, выбеленный мелом офис, Чарли Кац удивленно заморгал.
— Эй, лейтенант, — зашелестел его своеобразный голос. — Вы становитесь регулярным посетителем. Может быть, мне следует присмотреть здесь для вас постоянное местечко, а?
Он расхохотался от собственной шутки, которая была придумана в тот самый день, когда соорудили первый в мире морг.
— Чарли, — заговорил я любезно, одновременно оскалив в улыбке зубы, дабы предупредить возможные эксцессы, — это мистер Мартинелли. Он полагает, что сможет опознать голову.
— Джона? Моего Джона?
На физиономии Каца появилось тревожное выражение.
— О чем это он, черт побери, бормочет? — нахмурился Габриель.
— Не обращайте внимания, — прошептал я, как мне показалось, успокоительно. — Проработайте в морге столько лет, сколько он, и тоже начнете считать все, что здесь находится, своей собственностью… станете со всеми разговаривать…
Но Чарли не успокаивался. Он быстро-быстро заморгал и покачал головой.
— Должно быть, произошла ошибка, лейтенант… — Голос у него слегка дрожал. — Наверняка ошибка! Кому понадобился Джон спустя столько лет?
— Хватит, Чарли, — произнес я излишне громко, — давайте-ка приступим к делу. — Я свирепо схватил его за локоть и заставил идти вперед к мертвецкой, шагая так быстро, что остальные оказались позади. — Заткнитесь немедленно, Чарли! — пригрозил я. — Этот Мартинелли убежден, что голова принадлежала его младшему брату, так что не распускайте язык!
— Но это безумие! — воскликнул Чарли. — Джон принадлежит мне одному и больше никому!
— Повторите еще раз это дурацкое имя, — зашипел я ему в ухо, — и я велю завтра же уволить вас отсюда!
— Вы не можете так со мной поступить, лейтенант!
Его кадык запрыгал.
— Держите, сказано вам, язык за зубами! Если откроете еще раз рот, именно так я и сделаю!.. А теперь живо несите этот сосуд, чтобы Мартинелли мог на него взглянуть.
Кац скрылся с глаз, как перепуганный кролик. Вообще-то мне его стало вдруг жалко, но в тот момент у меня было полно совершенно других забот. Трое моих спутников подошли ко мне и остановились. Джорджи дрожала с ног до головы, лицо у нее было белее горного тумана.
— Так где же это? — спросил Мартинелли.
— Он отправился за ним, — объяснил я. — Подождите немного.
— Здесь так холодно. — Зубы у Джорджи громко стучали. — Почему тут не могут хотя бы изредка протапливать?
— Потому что от этого оттают покойники, — равнодушно объяснил Габриель. — В мертвецкой их постоянно держат на льду, верно, Эд?
— Правильно, — с легким вздохом ответил слепец, — в мертвецкой лежат замороженными невостребованные трупы всяких бедняков и бездомных.
— Эд! — захныкала Джорджи. — Не надо!
Чарли Кац медленно вошел в помещение, прижимая обеими руками к животу огромный сосуд, почти целиком закрывая его. И к тому моменту, когда он добрался до нас, он задыхался от натуги, с трудом ловя воздух широко раскрытым ртом.
— С вами все в порядке, мистер Мартинелли? — осведомился я.
— Конечно! Покажите его мне!
— Поднесите его к свету, Чарли, — сказал я, — чтобы мистер Мартинелли мог его хорошенько рассмотреть.
Чарли громко застонал, затем приподнял сосуд вровень со своим лицом. Красивая голова слегка качнулась вверх и вниз, ее полные губы чуть насмешливо улыбались нам. Джорджи тихо застонала и неожиданно свалилась без чувств на холодный цементный пол. Мне показалось, что Мартинелли этого даже не заметил. Все его внимание было сконцентрировано на страшном «экспонате» в стеклянном сосуде. Эд неподвижно стоял рядом с ним, его лицо не выражало ничего, кроме вежливой скуки.
Я не спускал глаз с лица Габриеля, стараясь уловить на нем какую-то реакцию, но так ничего и не заметил. Время остановилось, как будто не желая тревожить участников этой противоестественной живой картины, пока я наконец не нарушил молчание.
— Вы его узнаете, мистер Мартинелли?
Он как бы нехотя кивнул.
— Да-а, это Тино, вне всякого сомнения. Я его узнал, как только взглянул на снимок в газете.
— Вы ошибаетесь! — раздался пронзительный вопль Чарли Каца. — Вы не рассмотрели его как следует. Как может быть мой приятель Джон вашим братом?
Габриель с минуту оторопело разглядывал Чарли, потом повернулся ко мне:
— Что это за фрукт? Какой-то псих, как мне кажется?
— Заткнитесь, Чарли! — вкрадчиво посоветовал я. — Вы не забыли, что я вам говорил только что?
Кац с трудом проглотил комок в горле, затем как-то конвульсивно закивал.
Мартинелли обтер рот тыльной стороной руки.
— Это несправедливо! — напряженно выговорил он. — Мне совестно смотреть на него. Ведь это все, что осталось от моего брата, лейтенант! Я хочу получить его голову и позаботиться о том, чтобы брат был похоронен надлежащим образом.
