Цихоцкий с другого фланга поддержал обработку приезжего:
— А чайные? Это же беда с ними. Когда городская Дума заметила, что много народа осталось без занятия, решили они устроить на средства благотворителей бесплатные чайные и столовые. Аж десять штук открыли по городу. И что в итоге?
— Что? — удивился Лыков. — Такие есть всюду, хоть в той же Риге.
— Не знаю, как в Риге, а у нас чайные стали рассадником зла. Лентяи и бездельники устроили в них клубы. Места они больше не ищут, а сбиваются в банды и обдумывают свои преступные замыслы. Прислуга с ними в сговоре и всегда готова купить покражу.
— Есть еще пригородные слободы, — опять встрял Желязовский. Питерец понял, что перед ним разыгрывают спектакль и роли заранее распределены. — Город растет не только численно, а еще и вширь. В последние несколько лет к Киеву присоединены Шулявка, Куреневка и Лукьяновка. Вот-вот добавят Демиевку и Соломенку. К городу тяготеют и левобережные слободы. А штаты полиции и размер содержания неизменны со времен Александра Второго.
— Вы бы там, в Петербурге, замолвили слово, Алексей Николаевич, — просительным голосом изрек полицмейстер. — Пропадаем же, вот ей-богу, пропадаем и скоро совсем пропадем.
— А какое сейчас в Киеве население?
— Мы насчитываем триста тысяч человек. А с богомольцами и приехавшими на контракты[10] — все четыреста. Нас все время сравнивают с Ригой, уж не знаю почему. Там народу меньше, а полиции больше. И оклады жалования у них выше. Мы обратились в Министерство финансов, а от них толку шиш со шкварками. Говорят, пусть ваша Дума вам и помогает. А казна-де пуста.
Алексей Николаевич пояснил:
— Так вышло, что я хорошо знаю рижские дела. Был там пару лет назад[11]. Их полиция действительно имеет лучшее в сравнении с вами содержание. Ее финансирует городская Дума из собственных доходов. Бюджет полиции — двести восемьдесят тысяч рублей!
— О чем и речь, — оживился полковник. — Там немцы всем заправляют, умные богатые немцы. А у нас евреи. От них не добьешься. Их самих грабят чуть на каждый день, но помочь нам они не хотят. Вот, взгляните…
Цихоцкий вынул из стола заранее подготовленные бумаги.
— Я дам их вам с собой, в Петербург. Мы тут, простите, за любую возможность цепляемся. Все ж вы, Алексей Николаевич, чиновник особых поручений Департамента полиции. Где-то кому-то словечко да замолвите. Вот. Это цифры, а не просто плач турка. Длина окружности Киева — пятьдесят одна верста. Площадь — сто девятнадцать квадратных верст. И на все это меньше четырехсот городовых… Чего же от нас требовать?
— Вы сказали, Витте игнорирует ваши письма? Почему? Неужели указанные цифры его не убеждают?
Полицмейстер ответил с крайним раздражением:
— А у нас и у них значения разные. Представляете? Они оттуда, с берегов Невы, будто бы лучше нас видят, каким стал теперь Киев. Мы числим в городе триста тысяч человек, а они на пятьдесят тысяч меньше. А площадь, по их мнению, и вовсе сорок четыре версты, вдвое меньше Риги. Безумные люди… Киев, Киев! Огромный город, столица края. И будто бы только половина Риги.
— То есть Министерство финансов не включает пригородные слободы в городскую черту?
— Да. Но ведь это глупость! Жители Демиевки или Никольской слободы лишь ночуют у себя дома. А днем все они здесь, среди нас. Как же можно их не учитывать?
— Конечно, глупость, — согласился Лыков. — Давайте ваши бумаги. Приеду в Петербург, попробую дать им ход. У Сипягина личные близкие отношения с Витте. Вдруг да получится убедить… Кроме того, я здесь как раз по просьбе Сергея Юльевича.
Киевляне сразу посерьезнели:
— Даже так?
— Да. Он просил Дмитрия Сергеевича разобраться с шумом вокруг вашего Меринга. Возможно, по итогам моей командировки я сам же и сообщу Витте, что узнал. Мы с ним немного знакомы.
Цихоцкий засуетился и опять полез в стол:
— Вот еще предложения по усилению штата с доказательствами. Вы уж, Алексей Николаевич, там дайте ход. А то как в бездонную пропасть: пишешь, пишешь…
Но Желязовский вдруг заговорил о другом:
— Так значит, министр финансов обеспокоен письмом оценщика? Мы, если честно, придаем ему гораздо меньше значения.
— С тех пор, как Софья Спиридонова стала Витте, его интересует эта женщина, а значит, и ее муж.
— Но ведь они почти не общаются, — возразил коллежский асессор.
— Это так, — подтвердил Лыков. — Они и раньше не очень ладили. Когда в восьмидесятых годах Витте жил у вас в Киеве, то приемную дочь видеть не хотел, и та воспитывалась в институте. Десять лет назад Сергей Юльевич перебрался в столицу, где и началась его сказочная карьера. Там он обвенчался наконец с Иваненко-Спиридоновой, и они вызвали Софью к себе. Вдруг мать ее внезапно умерла, и приемный отец остался один на один с приемной дочерью. Но, как я понял, отношения не сложились. Барышня Витте невзлюбила. К тому же он быстренько повстречал другую женщину. Витте поступил довольно порядочно: он взял Софью из Киева к себе в Петербург и обещал приданое. Как раз вовремя подвернулся Михаил Меринг и сделал предложение. Он состоит со своей женой в отдаленном родстве: их матери обе урожденные Иваненко. Но церковь брак разрешила, и Михаил увез Софью назад в Киев. Он уволился из Министерства финансов и начал операции с наследством. Для этих операций понадобились сначала акционерное строительное общество, а потом банк. И вот теперь до Витте стали доходить слухи, что Меринг ведет свои дела нечисто. И министр опасается, чтобы зять не втянул тестя-сановника в какие-нибудь аферы. У министра много врагов, и они охотно воспользуются любой сплетней, чтобы навредить ему. Поэтому я здесь.
Киевляне слушали внимательно. Хотя у Лыкова сложилось впечатление, что он не сказал им ничего нового…
— Так что Афонасопуло надо найти, — подвел итог надворный советник.
— Ах да, Афонасопуло, — спохватился полицмейстер. — Северин Янович, сведите нашего гостя с тем, кто занимается у вас дознанием об его пропаже. Я правильно помню, это Асланов?
— Точно так, господин полковник.
— Вот и проводите. Ничего не утаивать, оказать полное содействие. Алексей Николаевич еще, может быть, послужит чаяниям киевской полиции…
Два сыщика вышли из громадного здания присутственных мест. Пристав объяснил, что идти им в соседний подъезд. Сыскное отделение помещалось на третьем этаже Старокиевского полицейского участка, что на углу Большой Владимирской и Большой Житомирской.
Лыков спросил Желязовского:
— Что за фамилия такая — Асланов? Он нерусский?
— Из крымских татар.
— А кто он по должности?
— Тут, Алексей Николаевич, надобно пояснить.
— Так поясните.
— По штатам сыскного отделения, кроме меня, других чиновников не полагается.
— То есть как? — удивился Лыков. — А кто ведет канцелярию, регистрацию и учет?
— Городовые.
— Не понял, простите. — Питерец остановился и прихватил киевлянина за рукав. — Что, и помощника даже нет?
— Нет.
Алексей Николаевич пригляделся к коллежскому асессору, потом отвел его в сторону.
— Пожалуйста, сообщите мне весь ваш штат.
— Двадцать три человека. Из них чиновник один я да еще два околоточных надзирателя. И двадцать городовых.
— Простых городовых? Это и есть ваши сыщики?
— Точно так. Четверо из них, так сказать, бюрократы. Один заведует столом личного задержания, другой — столом наблюдения и справок, третий — столом происшествий и регистрации, четвертый ведет все делопроизводство.
— Сколько же они жалования получают за такую службу?
— Двадцать пять рублей шестнадцать копеек в месяц.
Лыков некоторое время обдумывал услышанное. Потом потряс головой:
— Этого не может быть.
— У нас может, Алексей Николаевич.
— М-да… А остальные чем заняты?
— Два околоточных руководят дознаниями. И шестнадцать городовых у них в прямом подчинении. На этих все: наружное наблюдение, агентурное осведомление, аресты и задержания, розыск похищенного, предупреждение преступлений.
— Асланов — один из двух надзирателей?
— Да. Я разбил сыскных городовых на отряды, каждым командует свой околоточный. Дело Афонасопуло ведет Спиридон. Сейчас я вас с ним познакомлю. От себя скажу, что человек он восточный, хотя и крещеный…
— Сменил веру?
— …и весьма способный к сыскной работе. Держит всех в кулаке. Сведениям Спиридона Федоровича можно доверять.
Сыскное отделение занимало целый этаж, недавно надстроенный. В комнатах еще не выветрился запах краски. Сыщики-городовые почти все были в партикулярном платье. Это чтобы не бросаться в глаза, пояснил Желязовский, сам одетый, как варшавяк-щеголь…
Он вызвал Асланова в кабинет. Это оказался рослый плотный мужчина, смуглый, с вкрадчивым взглядом. Лицо у него было веселое и лихое. Присмотревшись, питерец понял, что веселого там было немного. Скорее внутренняя, тщательно скрываемая свирепость. Надзиратель больше походил на абрека, нежели на слугу закона. Густые, загнутые кверху усы делали его по-своему симпатичным. Что-то киевские сыщики сплошь красавцы…
