— Не зарекайся, типа. Никто из нас не знает, которая у него последняя, и я полагаю это весьма большим благом.
— И ты ее никогда больше не видел?
— Мельком, типа. Моя мечта воплотилась, чего ж еще надо? И воплотившись, умерла. Тем вечером я невольно раскопал в своей душе чистую святыню детства, вскрыл консервным ножом и вывернул на пол. Вот так-то…
— И это отвратило тебя от женщин? — недоверчиво спросил Бандура.
Атасов насупился и как-то странно взглянул на Андрея. Схватил бутылку и вытряс из нее все до последней капли. Андрей услужливо поставил перед ним новую.
— Разливай, типа, — скомандовал Атасов. Похоже, вопрос смены рук за столом перестал его беспокоить.
— Один мой друг, — наконец начал Атасов, со стариковской придирчивостью наблюдая за Андреем, распределявшим по стаканам спиртное, — один мой друг, Бандура, тоже в прошлом офицер, уволился из армии в одно время со мной. То есть, под самый занавес. Этот офицер вернулся домой, в областной, типа, центр, откуда был родом. Мой друг, Андрюша, прибыл на место и обнаружил, что никто его там не ждет. Кроме пустых прилавков, разумеется. Река, типа, текла себе дальше, но его оттерло со стремнины, и он уселся на мели, по самые уши в ряске и с полной задницей песка. Положение было незавидным, Бандура, и совсем его не устраивало. Тем временем, типа, на фарватере шло движение — залюбуешься. Кооперативы работали на всю катушку, молодежные хозрасчетные центры — тоже, типа, не стояли на месте…
— Тю. Что за дурацкое название? — подал реплику Бандура.
— Через их счета протекали совсем не молодежные суммы, — невозмутимо продолжал Атасов.
— Как это понимать?
— Завод, типа, гонит продукцию, молодежный центр снимает сливки. Во главе с директором, или его сынком. О разной плюгавой мелочи, вроде лотков, ларьков, видеосалонов и прокатов видеокассет я тебе не рассказываю. Короче, Бандура, деньги были у всех, причем, много денег. Кроме моего товарища. До бывшего офицера на мели никому не было никакого дела. Мой друг полагал, что ситуацию следует менять, пока он не прописался в ряске навечно. Он поехал на тутовый шелкопряд, целый сезон ухаживал за червями и кормил собой комаров. Черви с мели его не сняли, можешь поверить мне на слово. Тогда он пошел в кооператив, клепавший брелоки из затвердевшей эпоксидной смолы. Или какого-то похожего дерьма. Они со значков «Я©Перестройка» начинали, как это ни глупо сейчас звучит, и раскрутились лихо, хотя тот лозунг быстренько вышел из моды. Выпьем, Бандура… Платили в кооперативе слезы, на хлеб с маслом хватало, типа, но все это было не то. Не работа, а сплошное убийство времени… Перспектива до гробовой доски отливать брелоки и макать в банки с краской моего приятеля, как видно, не прельщала. Он, типа, и еще тройка таких же бывших офицеров, подумывали о своей фирме. Об охранной фирме. Работа по специальности, так сказать. Охранять, типа, было кого, но с вакантными местами наблюдался дефицит. Для эффектного выхода на рынок у моего приятеля и его дружков кишка оказалась тонка. Силенок явно не хватало. Стоило только высунуть нос, чтобы мигом остаться без головы. Они ждали удобного случая, и он не преминул произойти.
Атасов мимоходом дернул стопку.
— Судьба улыбнулась им в девяносто первом. Союзу пришел конец, в органах началась перетасовка. А на черном рынке — передел сфер влияния. Они решились, Бандура, и сразу круто пошли вверх. Кое-кого пришлось вывезти в лес, кое-кто попал под грузовик, некоторые скончались в подъездах с девятью граммами в черепушках. Пока конкуренты не подвинулись, сообразив, что с моим другом не стоит, типа, шутки шутить.
— Через год, Андрюша, он имел все, о чем мог только мечтать. Дом с бассейном, вороной «Мерседес» и сотню пехотинцев, готовых любого разобрать на запчасти. Деньги сами шли в руки. Когда денег много, Бандура, они налипают, как мокрый снег к снежному кому, когда, типа, лепишь снеговик. Страна помешалась на торговле. Моему деду, Андрюша, полагавшему всех торгашей спекулянтами и фарцовщиками, просто не хватило бы пуль. Хотя он уже умер, к тому времени. Торговые фирмы росли, будто поганки на кучах дерьма. На каждом телефоне сидело по посреднику. Мой друг открыл четыре коммерческие фирмы, еще с полусотни снимал деньги за крышу. Десять тысяч противогазов ГП-5 туда, тысяча армейских кунгов — сюда, пять тысяч кирзовых сапог, подбитых медными, типа, гвоздиками направо, восемь килограммов яда гюрзы налево. Не забывай процент черных откатов устанавливать, вот и вся арифметика. И подставляй карманы. Что он и делал, Андрюша, что он, типа, и делал, пока… — Атасов прервался, чтобы снова приложиться к стакану. Лицо его сделалось пустым, как поверхность лунного кратера.
— Как-то раз, черным ноябрьским вечером, мой друг возвращался домой…
— В смысле, темно было? — перебил рассказчика Андрей.
— Да… — подумав, согласился Атасов, — было по-особенному темно… Город накрыла мгла…
Сам не зная почему, Андрей невольно поежился.
— Он ехал домой, — замогильным голосом вел дальше Атасов. — Планировал попариться в баньке. Березовые, типа, лежаки, почти красная ольховая вагонка. Строительство влетело ему в копеечку, но банька стоила того. Он позвонил с дороги, чтобы халдеи растопили ее пожарче. Собирался шлюху заказать. А то и двух, пожалуй. Три бандерши платили ему за крышу, так что денег бы никто не взял. Не посмел бы взять, Бандура. Сила хлестала из моего друга через край, вот, типа, что я тебе скажу.
Андрей с ужасом пялился на Атасова — глаза у того стали стеклянными.
— Но, Андрюша, в тот чертов черный вечер все сложилось по-иному. Такая, типа, судьба… Стоял поздний ноябрь, асфальт подернулся ледяной коркой, а первый, типа, снег валил из нависших над городом туч. Стемнело очень рано, но уже горели фонари. Под одним из хулевых столбов мой друг заприметил ее фигурку… — Атасов сглотнул, — …крохотную и одинокую фигурку. Совсем, типа, заиндевевшую под хлопьями ноябрьского снега. Короткая, типа, юбочка, коленки в нейлоне. Как там эта коза поет: «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…» И ведь собирался, мудила, другой дорогой поехать! — с внезапным надрывом едва не выкрикнул Атасов. — Так нет же, толкнул хрен с рогами под локоть, дай, думаю, срежу…
Андрей затаил дыхание.
— Ну вот, типа. Мой друг заметил ее. Лучше б бабку какую по дороге переехал… Или «Мерседес» залепил в сосну. Так нет, типа, доехал до дому без приключений и на последних гребаных километрах под фонарем заметил ее. Салон «Мерседеса» сразу почудился моему другу чересчур просторным для него одного, и он крутанул рулем к обочине.
«Ты что, новенькая?» — спросил мой друг через оставленную стеклоподъемником щель. Сигарета торчала в углу его рта, обе руки лежали не руле, на мизинце правой поблескивал перстень, украшенный дымчатым топазом. Девушка кивнула ему. Снежинки оседали на ее пепельно-русых волосах, с милого, разрумянившегося на морозе лица смотрели до странности голубые глаза. В общем, моему другу она пришлась по вкусу.
«Садись в машину, крошка, — сказал мой друг девушке. — Нечего тут мерзнуть. И не дрожи, деньгами не обижу».
— Ну? — не выдержал Андрей.
— Девушка устроилась рядом с моим другом. От нее пахло морозной свежестью и совсем слабым ароматом духов. Каким-то таким блуждающим… Неясным…
— Ну?
— Он отвез ее в сауну — ехать оставалось недалеко. Прислуга накрыла на стол. Мой друг распорядился, чтобы зажгли свечи. Ужин при свечах, что скажешь, Бандура?… Нехило придумано?! Стол ломился от жратвы, а девушка оказалась, что надо. Мой друг любил поболтать за столом, то обстоятельство, что собеседница, скажем так, платная, его особенно не смущало. Он с удивлением обнаружил, что незнакомка обладает не только изяществом статуэтки, но и тонким, пытливым разумом. Редкое, типа, сочетание. Короче, вечеринка удалась, а ночь, Бандура, вообще превзошла все мои ожидания. Тебе, возможно, это покажется странным, но мой друг, в прошлом офицер, а ныне — серьезный бандит, втрескался в девчонку по самые уши. С первого чертова взгляда. Называй это глупостью, типа, если тебе так нравится, но так распорядилась судьба.
— Мой друг, как всегда, перебрал. Пить-то он был мастер, только вот с тормозами не ладилось… Впрочем, в тот вечер они оба были пьяны. Не помню точно, в какой момент, но он извлек свой кожаный бумажник и подарил ей все его содержимое. Баксов пятьсот там было, а может, и больше. Она, естественно, взяла, на другое он и не рассчитывал, хотя в глубине его души, теплилась… теплилась таки надежда…
— Что не возьмет?
Атасов безнадежно отмахнулся:
— Такого быть не могло… Она была такой, какой и положено быть девчонке из-под фонаря. Сумма намного превышала ту, на которую Люда не смела и надеяться…
— Ее звали Людой?
— Она сама звала себя Милой. Но лично мне имя Люда куда больше по душе. — Атасов поднял стакан и в упор посмотрел на Андрея. — Мой друг не остановился на бумажнике. Я уже упоминал, кажется, что с тормозами у него были проблемы. За деньгами последовал перстень, собственноручно снятый с мизинца. Для ее безымянного перстень оказался немного великоват, но один черт смотрелся идеально. Будто всегда там был. А под утро мой друг попросил ее руки. Проклятый дуболом окончательно слетел с катушек. Он умолял ее стать его женой, обещал дом в Виннице, виллу на море, поездку на Канары и уж не помню, что еще. А потом они угомонились, утомленные водкой и сексом. Он устроил голову у нее на груди и заснул так безмятежно, как бывало разве что в детстве. Только блаженство, Бандура, нельзя купить за деньги. Ни за сотню, ни за тысячу…
