— Близко, — он расхохотался.
— Чего ржешь, придурок? — спросил прокурор.
— А то, что за мной останется последнее слово, — он поднял запястье, уставившись на часы на руке.
— Чего ты там бормочешь? — прокурор злился, а я внимательно наблюдала за Юрой. Что-то тут не так.
— Эндшпиль, — выдал Захаров прямо в часы. — Попрощайтесь, детки. Думаю, пора бы.
— О чем он? — Аркаша посмотрел на меня в недоумении.
— Эндшпиль… — пробормотала, не ответив прокурору. Конец партии. Меня резко осенило. В здании никого не оставалось. Они хотели подорвать особняк Совета, чтобы отвести внимание от того, что готовилось после. Если бы Захаров не захотел лично меня прикончить, и, если бы Аркаша не забыл бумаги, я оказалась бы погребенной заживо, и никто бы не узнал про крота. Как удобно. — Сколько осталось? — ухватила за ворот Захарова и тряхнула изо всех сил. — Сколько осталось времени?
— На прощальный поцелуй, — зло выдал этот придурок, и здание сотряс одиночный взрыв. Похоже рвануло где-то снаружи. — Я приготовил кое-что веселое, Царева. Вы тут в ловушке, — вновь взрыв за пределами здания.
— Он подорвет все снаружи. Мы сгорим тут заживо, — ошеломленно произнес прокурор, осознав все.
— Нет, ну ты все-таки такой умняша, прокурор, — приободряюще улыбнулась ему, хотя в душе творился хаос. Когда не можешь контролировать ситуацию — это хреново, знаете ли. Новый взрыв сотряс стены. — Минута. Они взрывают заряды с минутной разницей. Эй, кусок дерьма! — обратилась к Захарову. — Разочарую тебя, придурок. Если ты и искупаешь в крови, то лишь в своей. Я хоть и дама великодушная, но лишь из вредности кое-что сделаю.
— Что? — не понял Юра. И тут же взвыл, и завалился на бок из-за простреленного мною колена.
— Это я, пожалуй, заберу, — подхватила его пистолет и подошла к прокурору. — Я не желаю марать о тебя руки, Захаров. Может тебе повезет, и ты выберешь отсюда, пока здание не сгорит, кто знает? Но знай, там тебя будет ждать кое-кто. И я уверена — не с улыбкой на лице. Ты предал не Совет. Не Город. Не кланы. Ты предал того, кто боготворил тебя всю свою жизнь — своего сына. Не жди снаружи теплого приема.
— Иди к черту, ведьма! — прохрипел, сплевывая кровь, Захаров.
— Прощай, Юр, — подхватила за локоть прокурора и рванула из комнаты. Новый взрыв содрогнул стены, в воздухе пахло гарью — часть здания уже горела снаружи. Мы находились на втором этаже и, подбежав к лестнице, увидели, что низ здания уже был объят огнем.
— Хреново, — выдал прокурор.
— И не говори, Аркаша, и не говори, — пробормотала ему в ответ. — Думаю, заряды установлены по кругу. Нужно попытаться успеть до того, как стена огня отрежет нас от всех. О… И конечно не подорваться.
— И как ты можешь шутить?
— Другого не остается, Аркаша. Поспешим, — я знала это здание как свои пять пальцев и быстро сообразила, где будет стоять последний заряд. Туда-то мы и отправились. В разбитых взрывной волной окнах мы видели пылающий огонь, и это подстегнуло бежать быстрее. По пути мы не встретили никого — такая могила была уготована лишь мне. Дышать становилось все труднее, но мы не останавливались. Не имели права. Время тянулось предательски медленно. Казалось, что прошли часы, а на самом деле — лишь минуты.
Дверь с аварийным выходом показалась впереди, и мы оказались на лестнице. Поспешили вниз, и когда оставалось совсем чуть-чуть до свободы, последний взрыв отбросил нас взрывной волной, частично разрушая здание. Больно врезавшись в стену, осела на пол. Дым, окруживший нас, мешал оценить обстановку.
— Аркаш?! — я потеряла из виду прокурора. Его отбросило от меня, когда взорвался очередной заряд. — Прокурор?! — слабый стон раздался в стороне, и я поползла на звук. Мужчине досталось — из его тела торчал кусок арматуры, а на лбу была рваная рана. — Аркаш! Надо выбираться, милый.
— Оставь меня… — тихо прохрипел прокурор, прикрывая от боли глаза. — Оставь… Со мной у тебя нет никаких шансов, Вась.
— А ну не смей! — непрошенные слезы застыли в моих глазах. — Не смей, Борзов! Не смей, твою мать, даже думать о том, что сдохнешь тут, — несмотря на тот хаос, что творился вокруг нас, я почувствовала то, что давно не ощущала — тревогу и страх за родного человека. С удивлением поднесла грязную и окровавленную ладонь к щеке и вытерла ее. На пальцах осталась влага от моих слез.
— Ты плачешь? — не веря прошептал прокурор.
— Расскажешь кому-нибудь — убью, — слезы непроизвольно стекали по щекам. — Ты не умрешь здесь, прокурор. Не сегодня. Поднимай свою задницу, Борзов. Пора на выход, — помогла ему подняться и опереться на меня. — Нам наверх.
— С ума сошла? — прохрипел Борзов. — Может поищем что-то внизу? Может будет окно?
— Какое окно, Аркаш? Бредишь что ли? Давай наверх! — взрывы стихли, как я и предполагала — этот был последним.
Теперь остался лишь он — жестокий гул огненной стихии, пожирающей все на своем пути. Чем выше поднимались, тем легче дышалось. Но все это было на время и обманчиво — скоро огонь доберется и до верхних этажей.
С трудом добрались до нужной двери наверху и оказались на крыше. Позади особняка располагался огромный бассейн, и именно туда мы направились. Борзов понял, о чем я думала.
— Ты хочешь прыгнуть? С высоты третьего этажа?
— Другого нам не остается. Нужен разбег.
— Это самоубийство, — возразил мужчина.
— Пусть и так. Все же лучше, чем сгореть заживо. После тебя.
— Нет. Ты пойдешь первой.
— Думаешь, я дура? Я дотащила тебя, чтобы ты тут сдох? Думаешь, не знаю, что у тебя на уме? Ты прыгнешь, Борзов, иначе я останусь тут вместе с тобой, — наверху дышать было легче, но кашель все равно раздирал легкие. — Прыгай, засранец! Я, между прочим, еще состариться хочу. Вон смотри, даже на чувства способна! Плакать умею, — грустно улыбнулась. — Давай, Борзов. Не зли меня.
— У меня есть право на последнее желание? — он вдруг посерьезнел.
— У тебя сотрясение, Борзов! Какое к черту желание?
— Я вижу свои раны. И трезво оцениваю ситуацию. Я, — он тяжело вздохнул. — Исполни мое желание, Вась. Оно ведь действительно может оказаться последним. Не хочу умереть, не испытав этого.
— Чего?
— Поцелуй меня, Василиса Царева. Захаров сказал, что у нас есть время на прощание. Так вот, я хочу попрощаться именно так.
— Дурной ты, прокурор, — кашель перебил меня. — Меня вон на слезы пробивает, а тебя на поцелуи.
— Я серьезно, Вась.
Борзов был дорог мне. Слишком многое нас связывало. И я прекрасно понимала, о чем он говорил сейчас. Он любил меня, и я не хотела давать ему надежду хоть чем-либо. Поэтому всячески отвергала его и не поддерживала его чувства. То, что он просил у меня сегодня, было не прихотью и не желанием влюбленного дурака. Он понимал, что я не люблю его как мужчину. И не полюблю.
— Ты же знаешь, как дорог мне, прокурор? — спросила приблизившись.
— Ты доказала это, не бросив умирать меня там внизу. Я люблю тебя, Василиса. И хочу попрощаться так. Я не знаю, что ждет меня там. Я потерял слишком много крови — ноги плохо слушаются. Я могу не допрыгнуть. И ты не сможешь ничего сделать. Я могу пообещать тебе, что попробую выжить. А ты попрощайся со мной. Баш на баш, Василиса Царева?
— Баш на баш, Борзов, — слезы стекали по моим щекам. Он взял мое лицо в ладони и мягко поцеловал в каждую из щек, пройдясь губами по дорожкам из слез. После чего прильнул своими губами, мокрыми от моих слез, к моим. Осторожный мягкий прощальный поцелуй. А после прижался губами к моему лбу и обнял меня.
— Спасибо, — прошептал. — Я постараюсь выжить.
— Ты обещал, Борзов. Только попробуй не сдержать обещание, — гул от бушующего огня усиливался, и времени оставалось совсем мало. — До встречи, Аркаш.
Он лишь кивнул, а после отошел на расстояние разбега и побежал. Секунда — он рванул в пустоту, затянутую дымовой завесой. Шум огня не позволял услышать самого главного — всплеска воды. Я отошла на расстояние и судорожно выдохнула. Я не была супергероем, но в тот момент очень надеялась, что я как в фильмах про них не умру. Либо меня соберут по частям, и я продолжу жить дальше.
