Именно об этом подумал Николай, переступив порог отделенческого каземата. Он, как человек, воспитанный на детективно-шпионском кинематографе, представлял злодея несколько иначе. Звериный оскал, руки в наколках, аршин в плечах, на худой конец — камни в почках. А тут вполне положительный персонаж. Ангел. Белокурый ангел. Если б не низкий потолок, взлетел бы. Хотя, как известно, внешность обманчива. Есть такой мужичок на Западе — Дезмонд Чайлд. Маленький, лысый, еврей, да еще и голубой. И кто бы мог подумать, что он написал большинство хитов для «Скорпионз», «Аэросмит» и десятка других сугубо мужественных, тяжелых команд. Впрочем, сейчас не до музыки.
Само водворение в застенки прошло на редкость правдоподобно и не должно было вызвать никаких подозрений у присутствующих в зрительном зале. Коля весьма натурально возмущался произволом, отказывался вынимать из ботинок шнурки, настойчиво требовал составить опись изъятого и даже обозвал дежурного офицера проходимцем, за что чуть не получил дубинкой от сержанта. Короче, вошел в роль, а роль вошла в него. Сидящий в камере не мог не услышать импровизации. Вяземский, как и обещал, не раскрыл дежурному служебную тайну, поэтому дежурный тоже вел себя вполне естественно.
— Не хер народ дурить, сволочь, — дружески посоветовал капитан, похлопывая дубинкой по гордой Колиной спине. После чего мягко подтолкнул в гостеприимно распахнутую дверь: — Будешь надоедать — свяжу «ласточкой»!
Щелкнул засов. Николай, как уже говорилось, бегло осмотрелся, поморщился от запаха и чихнул. Потом подошел к нарам. («Сбросьте чужие вещи на пол, а придет хозяин, скажите „канай отсюда“. Будут бить — стучите»…)
— Подвинься.
Тон уверенного в себе, но огорченного неудачным стечением обстоятельств мошенника. Ангел нехотя опустил ноги со скамьи и занял вертикальное положение. Спокойно, без резких движений. Никаких признаков паники в поведении. Словно не в камере он, а на вокзале поезда дожидается. Точно, версия ошибочная. Ангел он, а не разбойник.
Коля заправил в брюки рубашку, ибо ремня его тоже лишили. (Рыцарь, блин!) После уселся рядом с парнем, продолжая негромко возмущаться милицейским произволом согласно утвержденному плану. Но при этом, помня легенду, довольно заметно волновался. (Впрочем, и без легенды волновался, адреналин лошадиными дозами поступал в кровь.) Вытер пот, принялся вращать большими пальцами. Чувствовалось, что шанс остаться здесь надолго у человека весьма реален.
Минут через пять Коля поднялся со шконки и зашлепал «обесшнуренными» ботинками, меряя ширину камеры.
— За что тебя? — как и предполагал Виталий, поинтересовался Ангел.
— Ни за что! — буркнул «мошенник» и вновь вернулся на скамью. — Бред полный…
Пока роль давалась ему легко. Главное, он перестал мандражировать и сумел взять себя в руки. Теперь переходим к системе Станиславского. Окажись в шкуре героя — и публика тебе поверит. Кто у нас герой? Не Гамлет. Прохиндей, натолкавший в компьютер кирпичей и схваченный за хитрую задницу. И понимающий, что задница теперь не скоро насладится мягкостью домашнего кресла. Но не теряющий надежду выйти сухим.
— Херней занимаются всякой. Баба какая-то сумасшедшая подскочила, в рожу вцепилась, якобы я ее кинул. Компьютер пустой толкнул. Какой компьютер?! Я эту дуру лупоглазую первый раз в жизни вижу! Мало ли что ей почудилось?! Может, она перепила накануне, а утром глюки начались. Прикинь, идешь по улице, а на тебя пальцем тычут! И самое обидное — ничего никому не докажешь! Они с ней сейчас договорятся, а меня крайним выставят.
Ангел ничего не ответил. То ли его мало интересовали чужие проблемы, то ли… Опыт, несмотря на молодость.
Коля, помня о наступательной позиции, не успокаивался:
— А этот, в комбинезоне, еще грозится. Типа пальцы в тиски засунем, сразу все вспомнишь. Свинья грязная.
— Они могут, — вяло согласился парень, потрогав шею, — тиски у них есть. И не только.
— Что, правда?
— А ты не видел?
— Нет. Меня в коридоре наручниками к батарее прицепили. Типа, сиди, вспоминай. Потом — сюда. Цепь сняли, часы, кольцо. Лопатник отобрали… У меня приятеля одного вот так прихватили и ни хрена не вернули. Жалко, часы хорошие.
Вот это он напрасно. Не должны невинно задержанного человека волновать какие-то цепочки и часы. Его одно волнует — как на свободу выйти. Учтем.
Переходить к основному акту пьесы Коля не торопился, даже помня о дефиците времени. Правильно Гена сказал — тут главное не переборщить. Переход должен быть плавным и логичным. Как в драматургии — одна сцена вытекает из другой. Легко сказать. «Не правда ли, прекрасная погода? Я тут, чисто случайно, услышал, что скоро вам большой пипец…»
Самое прискорбное, Колю постепенно начинала увлекать эта игра. Он уже не так остро переживал по поводу моральной стороны вопроса. Сейчас его посетило что-то вроде спортивного азарта. Не игрока в рулетку или покер, а именно спортивного. Когда результат поединка зависит не столько от удачи, сколько от собственного мастерства.
Скажи ему два часа назад, что он будет сидеть в милицейской камере, да еще в таком качестве. Как прекрасен и непредсказуем этот мир.
Ангел не желал поддерживать разговор. Опять молчит. Это обидно. Обидней, чем спящий зритель в первом ряду. Ставится под сомнение актерский талант. А для творческого человека это самое ужасное. Ладно, как там у Пастернака: «…И тут кончается искусство — и дышат почва и судьба»?
Для начала надо познакомиться. Но тоже плавно:
— Закурить не найдется?
— Отобрали.
— Ах, да.
Актерская игра — это не просто заученный текст произносить. Это целый набор деталей. Как в детском конструкторе. Словно пазлы. Только сложив нужные, получишь результат.
Складывай. Ты — прохвост, неожиданно застуканный жертвой. Тебе светит веселая жизнь. Тебе надо выпутываться. Тебе плевать на проблемы соседа по камере, но его можно использовать.
Коля вновь вскочил со скамьи, сжал кулаки, потом пошарил по карманам, словно за это время в них что-то могло появиться. Опять принялся измерять камеру ногами. Ангел безразлично смотрел на метания «жертвы ошибки».
Десять минут переживаний. «Куда я вписался?! Любовь, однако. Видела б меня сейчас Татьяна».
Зачесались ноги. Насчет животного мира в камере слесарь Вяземский не предупреждал.
— Слушай. Тебя как звать? — Жертва повернулась к Ангелу.
— Рома.
Ангела звали не Ромой. Гена перед «мероприятием» назвал настоящее имя парня. Значит, действительно опытный. Значит, ангельское рыло в пуху. Неужели просек тему?
— Меня Вадик, — тоже соврал Коля. Будем играть по тем же правилам.
Прислушался. За дверьми стучали по доске костяшки. Дежурный с помощником готовились к региональному турниру по нардам. Иногда их отвлекали от тренировки вызовы по радиостанции и телефонные звонки.
— Друг, ты меня не выручишь? Когда выпустят, бабе моей брякни. Просто скажи, что я в ментовке. Эти же не дадут. — Коля кивнул на дверь.
— Если выпустят, — по-прежнему равнодушно ответил Рома.
— А что, могут не выпустить?
— Не знаю.
— Черт!.. Как все некстати. Нарвался на дуру…
Браво! Константин Сергеевич носа не подточит.
Верю! Верю! Реплика сыграна! Да, в словах досада, что так глупо влип, но глаза!.. За дело, за дело тебя сцапали. Виновен, ох как виновен! Повторить! Бис! И результат не заставил себя долго ждать:
— Ладно, давай телефон. Позвоню.
Такой вариант Виталиком тоже предусмотрен. Не свой же домашний номер давать. Есть специальный, к которому никто не подойдет.
Коля продиктовал:
— Запомнишь?
— Запомню.
— Спроси Лену. Скажи, я влетел, она знает, что делать.
Еще один намек, что виновен, что не случайный он здесь человек. А свой, уголовный. Правильный.
А толку с этих намеков? Секунды бегут, костяшки стучат, талант искрится, а интрига провисла. Никакого движения. Зритель храпит или ушел в буфет. Нужен нестандартный ход.
— А белье дают, не знаешь?
— Чего? Какое белье?
— Ну, постельное. Этот, в комбинезоне, сказал, что до утра сидеть придется. Значит, обязаны обеспечить нормальный ночлег. Белье, кормежку… Я ж не по своему желанию здесь. И не по своей вине.
— Белье… — чуть ожил парень и озвучил то, что сокамерник может получить вместо белья. Естественно, слово было антиобщественным и неприличным.
О чем бы еще поговорить? О театре, музыке, о книгах? О наркотиках, наконец? Чтоб хоть чем-то зацепить.
Еще пять напрасно прожитых минут. Пару стеклопакетов продать можно.
— Тебе стеклопакеты, кстати, не нужны? Немецкие, фирма. У меня дырка есть.
Блин, какие стеклопакеты? Опять мимо! Не может человек, которому «улыбнулась» фортуна, думать о стеклопакетах. Но Ангел, кажется, не врубился.
