Ознакомительная версия.
Только с Евдокией Пугин понял, что есть что-то важнее денег. С ней он полюбил делать подарки… Дунечка удивилась, вероятно, что к тридцатилетию он не преподнес ей ничего. Ничего, кроме самого банкета, нового платья к нему и комплекта соответствующих безделушек с рубинами… Константин предупредил, что подарок будет утром.
Она все еще спала. Пугин с восхищением смотрел на ее красивое и спокойное лицо. Смотрел и жгуче жалел, что ему уже за пятьдесят, и что он может значительно меньше, чем хочется… Но любовь, она не только в физической близости. И не в ласковых словах. И не в подарочках… Но, кстати, его подарок будет хорош! Очень даже достоин такой красавицы.
Просыпалась она неторопливо, не изменяя доброго и счастливого выражения лица. И это правда – она обрадовалась, увидев его около кровати!
– Ты давно проснулся?
– Нет. Я пять минут, как встал.
– Я так довольна. Ты такой праздник устроил вчера… Иди ко мне. Давай еще полежим, пообнимаемся.
– Чуть позже, дорогая. Сейчас я вручу тебе свой подарок… Встань вот сюда, поближе к свету. Встань и сними с себя рубашку.
– Совсем снять?
– Совсем! На тебе ничего не должно быть. Только ты и все… Теперь закрой глаза.
Она выполняла все безропотно и с легкой застенчивостью… Понятно, что он тысячи раз видел ее в такой форме одежды. Но было приятно, что каждый раз это волнует, как в первый раз… И она действительно красавица. А сегодня станет королевой.
Костя Пугин подбежал к шкафу, вытащил что-то, завернутое в кусок яркой ткани и поспешил к жене. Он подошел вплотную, отбросил на кровать шелковую тряпку и надел на головку своей Евдокии золотой обруч с зубцами и с множеством крупных бриллиантов. Это и была корона царицы Елизаветы…
Специалист по тюремным татуировкам склонился над Муромцевым… Это только непосвященным кажется, что блатные наколки – свободное искусство. Хочешь, так натюрморт нарисуют, а то – всадника на слоне или белый пароход. Нет! Тут свои правила, своя символика.
На спину Павлу особой краской наносили храм с пятью куполами – это количество ходок или судимостей. На груди предстояло изобразить льва с короной и словом «кот» – коренной обитатель тюрьмы. И еще предлагалось масса картинок на руках и других частях тела.
Муромцев лежал на столе в одних трусах с розовыми ромашками на голубом фоне. Он лежал, а на нем рисовали врата, стены и главки с крестами. Он лежал и мужественно переносил щекотку.
В комнате был еще Лева Кузькин. Он суетливо бегал вокруг стола и проводил инструктаж… Так получилось, но сам Паша не сидел и вообще не был специалистом по тюремным делам. А Лев был!.. В молодости он активно ловил уголовников и часто вел допросы в Бутырке и других «крытках». В те времена Кузькин просто не вылезал из тюрем.
При татуировщике Лев решил соблюдать конспирацию и называть Муромцева величественно – Ильич. Обычно, когда наедине шеф был для него просто Пашей. А при начальстве – товарищ Муромцев или Павел Ильич.
– Важно, Ильич, в первые секунды себя поставить королем. Ты входишь в камеру, и никто не знает, что ты за фрукт. Общество решает, где тебя поселить – у параши или на почетных нижних нарах справа от окна… Очень сложен блатной мир, и нет в нем порядка!
– Ой, щекотно… Ты, Лев, не философствуй, почеши под левой лопатой.
– Нельзя, Ильич! Картина смажется… Так вот, в камере тебя начнут проверять, строить тебе подлянки. Это называется – прописывать… Например, кто-то пройдет мимо и уронит полотенце…
– Ой, щекотно!
– Бросит он полотенце, а ты не должен поднимать и показывать, что ты вежливый мальчик… Если поднял, значит поклонился и опустился на нижнюю ступень. Просто какой-то тихий ужас. Понял?
– Понял… Щекотно до ужаса.
– Терпи, Ильич… Или, например, нарисуют мелом фигуру на стене и предложат тебе с ней подраться. Так ты не лезь лбом на стену, а скажи так: «Пусть он первый ударит». Понял?
– Понял. Там у них все, как в мыльной опере… Только очень щекотно. Теперь под правой лопаткой зудит. Почеши, не будь гадом.
В последующий час Муромцев узнал, что ложку называют веслом, а тарелку – шлюмкой. Койка в камере не нары – это шконка. А телевизор, так это шкафчик со шторками, где лежит посуда и всякие общие припасы… Кузькин просто засыпал Пашу информацией из блатной жизни. Всего сразу и не запомнишь…
Трубочиста заранее перевели в «правильную хату». Это такая тюремная камера, где все люди живут по понятиям. Здесь нельзя было применять мат. Нельзя плевать на пол или использовать парашу при открытых шторках «телевизора»… Все очень культурно и пристойно.
Пока открывалась дверь, Паша вел себя гордо и нагрубил конвоиру. Поэтому Муромцев влетел в камеру от резкого тычка в спину… На него устремились девять пар глаз.
Плешивый сорокалетний мужик встал, подошел к стене и начал куском серого мела подновлять фигуру боксера с мощными кулаками.
А другой парень, постриженный на манер призывника, прошел к умывальнику и «случайно» у ног Павла уронил полотенце.
Предупрежден – значит вооружен! Муромцев наступил на рушник и долго вытирал об него ноги. Затем он подскочил к Плешивому, прижал к стене и его лицом попытался стереть фигуру боксера… У мужика пошла из носа кровь, заливая грязную майку. Он осел на пол и заныл, временами всхлипывая и подвывая.
Паша повернулся к Призывнику… Тот не стал ждать, а сам опустился на кафель под рукомойником и ладонями закрыл нос. Он что-то говорил, но очень быстро и невнятно. Муромцев разобрал только повторяемое многократно: «Простите, дяденька».
Поскольку за поверженных никто не вступился, стало ясно, что новичок не просто в авторитете. Теперь он становился смотрящим в камере, генералом местного масштаба… А до этого здесь смотрящим был парень с погонялом – Трубочист. Он тоже резвый, но не такой крутой, как Паша по кличке Бригадир.
Для короны они приспособили коробку от итальянской шляпки. В прошлом году элитный головной убор погиб во время морского круиза. Как-то ночью Евдокия выбежала на палубу, встала над волнами и раскинула руки… Ну точно, как в том «Титанике».
А Пугин прижался сзади, обнял жену и замурлыкал. Он так активно вертел головой, изображая страсть, что сшиб шляпку, улетевшую в воды Ла-Манша…
Коробка была деревянная с мягким бархатом внутри.
– Ты знаешь, Дуня, почему я не подарил тебе корону вчера?
– Почему?
– Хочу, чтоб это было нашей тайной… Ты завтра собиралась в свою деревню? Вот и захвати корону с собой. Спрячь и никому не показывай. А я приеду, будем ходить в лес, и ты там будешь надевать подарок.
– Что, как сегодня? На голое тело?
– Зачем так? Мы для этого дела самые красивые платья купим. Царские наряды… Только ты никому об этой вещице не говори. Я ее у одного ювелира купил на Арбате. Он такие короны подпольно мастерит… Красавица ты моя! Королева!.. Ты и внешне очень похожа на императрицу.
– На Екатерину Великую?
– Нет, на Елизавету Петровну.
Конвоир вызвал двоих. На допросы обычно выводят по одному. А тут по окрику было ясно, что их поведут на работы – или грязное белье сортировать, или овощи в подвале перекидывать с места на место.
Это было на следующий день после посадки Муромцева. А вчера вечером Паше удалось установить контакт с Трубочистом…
Они уединились на угловой шконке и вели размеренную беседу за жизнь. Трубочист оказался веселым и добрым парнем. Он был вор и бандит, но совсем не сволочь.
Они долго говорили о разных разностях – о природе, о свободе, о женщинах, о бабах… На третьем часу беседы Паша начал раззадоривать клиента. Он начал плести небылицы о своих воровских успехах. Многие факты он знал из учебников, кое-что из сводок, а остальное сочинял – плел косичку из правды, фантазии и лжи!
Трубочист, тот который Гриша Посевин, он терпел долго, но потом выдал одно из своих старых дел. Он описывал все красочно, со смаком… Несколько месяцев он наблюдал за ювелирным магазином, который располагался в старом доме. Строил его немец и очень давно, еще при царе Николае. Или Первом, или Втором… Так вот, у немцев все не как у нас! Так просто с крыши в трубу не пролезешь. Пришлось разбирать кладку на чердаке… Гриша из осторожности не назвал место действия, а сказал очень уклончиво – где-то там, у Петровских ворот.
Потом опять Муромцев около часа лепил горбатого, вспоминая свои гоп-стопы… Наконец Трубочист сдался, раскололся, но лишь частично.
– Я ведь, Бригадир, сейчас первый раз на нары загремел. И знаешь почему?
– Говори.
– Жаба меня заела… Дали мне наводку на одну вещицу. Очень дорогая штука – бриллиантов – немереное число!.. Я чисто сработал, отдал заказ, получил бабки, а клиент предлагает за год моей отсидки еще столько же.
– Наивный ты, Трубочист! Прямо как дите малое… Твой заказчик тебя боится и хочет убрать. Где ему удобней это сделать? Здесь, где ты под присмотром… Бежать нам надо, Гриша! Пристрелят тебя или отравят…
Ознакомительная версия.
