Мачаи отер рукой рот и сложил свой перочинный ножик. Тоот поежился, почувствовав, как холодно в доме.
– Какая здесь зима? Мачаи улыбнулся и ответил:
– Долгая. Но тогда я по большей части сплю. Ложусь в семь часов вечера и сплю, до восьми-девяти часов следующего дня. И зимой сплю все больше и больше. Однажды я решил, что буду жить по-медвежьи. В последний месяц, скажем, с начала ноября, я обычно ем вдвое больше, а потом, в начале декабря, закладываюсь и до середины марта практически только сплю.
– Это вы серьезно?
– Вполне!
Мачаи встал и достал из кухонного шкафа большую бутыль вина с защелкивающейся пробкой.
– Вина выпьете?
Тоот отрицательно покачал головой и спросил:
– А как у вас с женщинами? Мне кажется, они вас не обходят стороной, о чем свидетельствуют многочисленные окурки со следами губной помады, – и Тоот показал на консервную банку, выполнявшую роль пепельницы.
Мачаи покраснел, но сразу же ответил:
– Куда там! Это из винозакупочного треста была одна особа по официальному делу. Когда же у меня появляется потребность в женщине – а это бывает теперь довольно-таки редко, – я не бегаю за местными бабенками, а выбираюсь в Будапешт и там «арендую» себе подходящую. Но, пожалуй, вскоре я покончу и с этой практикой – цены очень возросли.
– Каково ваше мнение о Шандоре Варге? Мачаи сжал губы.
– Почему вы сейчас спрашиваете меня об этом?
– Потому что я веду расследование по делу о его исчезновении.
– Видите ли, у меня нет о нем никакого мнения. По той же причине, по какой нет у меня никакого мнения и о вас. Вы живете в другом мире, не как я. Варга тоже приезжал сюда, но наш разговор был весьма односторонним, потому что он рассказывал мне всякую всячину, которая меня не интересовала. А я так и вообще не знал, что ему сказать.
– А тогда чего ради он приходил к вам?
– Может быть, именно поэтому. Он понимал, что может рассказать мне все – никого из тех, о ком идет речь, я не знаю и никогда не встречусь с ними, а значит, и не передам дальше то, что услышал.
– И что же он рассказывал? Мачаи пожал плечами.
– Вряд ли я сумею повторить. Ругал какого-то своего начальника, да и своих подчиненных тоже – так делает большинство людей. Жаловался на семью, – мол, сколько энергии они у него высасывают, хотя и жить без них он не может. В общем, нес всякую чепуху. Я даже сказал ему, что если ему что-то не по нутру, зачем тогда он делает. А он мне в ответ: потому что больше любит пиво «Хейникен», чем «Кёбаняи». Я ему на это сказал: «Тогда вы идиот». И что же? В следующий раз он привез несколько банок «Хейникен». Мы распили их. Пиво было действительно хорошее. «И все же, – сказал я ему, – ради этого я и одного шага не сделаю». Он в ответ зло заметил: «От серости, от посредственности можно уйти только в двух направлениях: я стараюсь вверх, а ты – вниз. Твой путь, дружище, можешь мне поверить, легче. Даже если он и кажется более тяжелым. Погляди на себя. Ты живешь на таком уровне, как батрак в прошлом веке. Твою жизнь даже нельзя назвать жизнью».
– Ну и что же вы ему на это ответили?
– Я сказал ему, что плюю на его жизненный уровень. Я не собираюсь идти к нему и его не зову сюда. Какого черта он приходит? Он приутих и сказал: «Ты прав. Если бы я не был таким общительным человеком, я бы вел себя по-другому». Потом через несколько недель он снова пришел. Даже предложил мне выгоднее продать мое вино. Но я не принял его предложение. Зачем мне деньги? Они только бы внесли разлад в мой устоявшийся образ жизни.
– А если в том или ином году случается плохой урожай винограда?
– Меньше ем. А вернее, не меньше, а более дешевую пищу. Когда же бывает избыток вина, я что-то сохраняю про запас. Я ведь могу прожить и на тысячу двести…
Они помолчали несколько минут. Наверное, усилился ветер, потому что стало слышно, как шумит лес. Шуршали листья, трещали схлестывающиеся ветки. Затрещало что-то и на чердаке.
– Мрачное это место.
– Человек ко всему привыкает. – Мачаи зевнул. Тоот встал.
– Спасибо за рубашку. Как-нибудь, когда снова буду в этих краях, верну вам ее. Но скажите только: неужели вас не интересует, что же случилось со мною в доме Варги?
– Да не очень.
Мачаи проводил Тоота до двери.
– Найдете дорогу к машине?
Тоот утвердительно кивнул. Когда он выбрался из виноградника, оглянулся. Мачаи все еще стоял в дверях. Широко расставив ноги и упираясь разведенными руками в притолоку двери, он напоминал старого паука, которому даже лень плести паутину.
Было уже около десяти часов вечера, когда Тоот добрался до Надькенде. Ветер безжалостно трепал поредевшую листву деревьев. Городок казался вымершим, как декорационное оформление какого-нибудь кинофильма спустя несколько педель после съемок. В окнах одноэтажных домов, по правую руку от него, то там, то здесь вспыхивали голубые огоньки телевизоров. Тоот довольно легко нашел указанный Фенешем адрес: инженер снимал квартиру в одном из домов микрорайона, расположенного на единственном холме в этой местности; это была вилла, построенная согласно вкусам, бытовавшим в начале века; квартира Фенеша находилась на втором этаже.
На звонок Тоота Фенеш так быстро открыл дверь, что у капитана даже закралось подозрение, не караулил ли он его. На Фенеше была малиновая рубашка с широкими рукавами, черные брюки и малинового же цвета полуботинки.
– Заходи, заходи, Денике, – весело обратился к Тооту Фенеш. – Скоро подгребут и девицы. Они сами – из Черкафюрде, работают там в гостинице. Ну, что ты мнешься?
– Надеюсь, имена этих девиц – не Иштван и не Янош?! Элек захихикал.
– Ты все целишь в одну точку.
Они прошли в комнату; в расцветке ковров и обивке кресел преобладали коричневатые тона.
– Боже мой! Что с твоей шеей?! – воскликнул вдруг Фенеш.
Тоот рассказал ему, что произошло с ним в доме-давильне Варги.
– Как ты думаешь, что там искал этот человек?
– Понятия не имею. А ты помнишь ли хоть его?
– Нет.
– И не опознал бы, если бы вы встретились?
– Я и лица-то его не видел. Фенеш сочувственно закивал головой.
– А этот Селеш – порядочный фрукт. Знаешь ли, сколько он зашибает в год? Я могу только предполагать.
– Зачем он приходил? Как ты думаешь?
– Зачем? Может, просто хотел посмотреть.
– А тот, другой, который ударил меня? Ведь не пришел же он туда полюбопытствовать, сколько Варга заготовил себе на зиму картошки?
Толстяк сокрушенно покачал головой и стал ногтем счищать еле заметное пятнышко со своей безупречно чистой рубашки.
– Трудные это вопросы, Денике. Тут, как мне кажется, моего мыслительного аппарата недостаточно… Кто знает, может, они искали там то же самое, что и ты.
Тоот на секунду бросил па него подозрительный взгляд, но уже в следующее мгновение заулыбался.
– Ты думаешь, что Варгу искали даже в шкафах и ящиках столов? Вряд ли его могли расчленить на такие куски. Хотя, может быть, так и есть?
– Мне об этом ничего не известно. Однако мне кажется, что с таким рвением ищут лишь две вещи…
– Ну, давай, давай, выкладывай!
– Либо очень важный документ, либо деньги.
Тоот кивнул головой. В этот момент позвонили. Фенеш вышел и почти тотчас же широким жестом пригласил в комнату двух хихикающих женщин.
– Мои милые дамы, разрешите представить вам моего друга, предпринимателя с одной достаточно известной стройки.
Одна из женщин, Кати, была высокой и очень худой, вторая – низкорослой, с большим бюстом, тонкой талией, широкими бедрами и неопределенного цвета волосами. Первая пыталась восполнить свою непомерную худобу жирным слоем краски на лице. В отличие от подруги, обладавшей хитрым взглядом, у нее были большие круглые подведенные глаза; они навевали мечты. Когда женщины сели, выяснилось, что Тооту предназначалась низкорослая, которую звали Ирмой; ему показалось, что она была уже слегка подшофе, потому что не произносила ни слова, только бросала на него долгие взгляды.
– В чем дело? – спросил Тоот, с трудом преодолевая раздражение.
– Я хотела бы заглянуть в твою душу, – певуче ответила Ирма. – Хочу знать, с кем имею дело.
Фенеш подошел к шкафу и достал из бара бутылку коньяка.
– «Хенесси»! – в один голос воскликнули женщины, потянувшись к бутылке.
– Это Дени принес коньяк, – сказал Фенеш. – У него па приемах за один вечер выпивается несколько таких бутылок.
Тоот вяло запротестовал, но почувствовал, что его авторитет в глазах обеих женщин сразу возрос.
Не прошло и получаса, как он с грустью вынужден был констатировать, что его почти недельный заработок стремительно исчезает в ненасытных утробах их дам.
Примерно через час настроение явно поднялось. Тоот попробовал «подкатиться» к Ирме, но напоролся на сопротивление. Нить разговора плели женщины, и чем дальше компания продвигалась в выпивке, тем более развязывались их языки. Разговор перешел на интимные подробности, касающиеся их сослуживцев. Фенеш слушал с доброжелательной улыбкой, иногда заполняя паузы сальным анекдотом, вызывавшим необузданный смех Кати и Ирмы. Женщины уже успели разок «поцапаться» по вопросу о курсе иностранной валюты в Венгрии; они не стеснялись в выражениях по отношению друг к дружке; дважды пускались в слезы – один раз от злости, второй – растрогавшись после примирения, в знак чего даже поцеловались. Тут же в один голос они начали ругать одну из своих подруг, которая, естественно, отсутствовала и которую они обе только что называли лучшей подругой.
