Ну вот, дожила. Теперь уже ее ученики будут ею командовать. И будут намекать ей на уход с должности. Как говорится, случилось то, о чем мы так долго мечтали…
- Я вас хорошо помню, Константин Георгиевич, - произнесла Настя ровным голосом. - Теперь вспомнила. Вы очень оригинально и нестандартно решали задачу, которую я вам предложила. Если не ошибаюсь, это было дело о трупе, обнаруженном в салоне самолета.
- Совершенно верно, - с улыбкой кивнул Большаков. - И вы меня похвалили. Мне бы очень хотелось заслужить вашу похвалу еще раз.
Она с удивлением уставилась на него. Что он такое говорит? Где вы видели начальников, которым важна похвала подчиненных? Да в гробу они их видали, и их мнение о себе тоже.
- Анастасия Павловна, у меня к вам серьезный разговор, если не возражаете.
Настя внутренне сжалась. Удивление быстро прошло, уступив место тоскливому ожиданию. Серьезный разговор. О пенсии, конечно. О чем еще может серьезно говорить новый начальник с подчиненным? Не о работе же, не о текущих делах, о которых он сам пока ничего не знает.
- Я слушаю вас.
- Вячеслав Михайлович проинформировал меня о том, что вам исполнилось сорок пять лет…
Так и есть. День определенно не задался. Если что-то может разбиться, оно обязательно разобьется. То, что разбиться не может, разобьется тоже. Закон физики.
- …и что вы заканчиваете работу над кандидатской диссертацией и уже получили предложение о переходе на преподавательскую работу. Это так?
- Так, - угрюмо кивнула Настя.
Пусть уже все скорее закончится. Она больше не может выносить этот унизительный страх перед потерей работы, которую она так любит.
- Я могу что-нибудь сделать для того, чтобы вы это предложение не приняли?
- Что?!
- Постараюсь выразиться яснее. Анастасия Павловна, что я должен сделать, чтобы вы остались здесь? Завизировать ваш рапорт о продлении срока службы? Назначить вас на более высокую должность, чтобы вы могли получить звание полковника и спокойно служить дальше? Что? Скажите мне, чего вы хотите, и я это сделаю немедленно.
- Я вас не понимаю, - сказала она противно дрожащим голосом.
- Что же здесь непонятного? - Большаков обезоруживающе улыбнулся. - Я не хочу, чтобы вы уходили. Я не хочу терять опытного сотрудника. Я хочу, чтобы вы продолжали работать со мной. Разве это непонятно?
- Понятно.
- Более того, я бы хотел, чтобы в отделе остались те, кто служит давно, имеет большой опыт и может чему-то научить молодых сотрудников. Я смотрел личные дела всех, кто работает в отделе…
О как. Дела смотрел. Готовился. Предварительно изучал техническое состояние орудий, при помощи которых ему придется вспахивать новую ниву.
- …и с сожалением вынужден констатировать, что после выхода в отставку полковника Гордеева почти весь личный состав разбежался. Остались только вы и Юрий Викторович Коротков.
Смотри-ка, Юркино имя назвал без ошибки, причем даже в бумажку не посмотрел, наизусть выговорил. Видно, и впрямь готовился. Ах ты, красивый мальчик Костя с умными глазками!
- Совсем недавно снял погоны Михаил Доценко, - невозмутимо продолжал Большаков, по-прежнему не глядя в записи, - и вряд ли удастся чем-то привлечь его, чтобы убедить вернуться. К сожалению, Вячеслав Михайлович не смог его удержать. Или не захотел?
Он вопросительно посмотрел на Настю и выдержал паузу, но Настя удержалась и промолчала, хотя имела сказать много чего по этому поводу.
- А вот Игорь Валентинович Лесников все еще служит, правда, уже в департаменте, но я хотел бы приложить максимум усилий, чтобы его вернуть. И я очень рассчитываю на вашу помощь и поддержку. И конечно же, я рассчитываю, что вы не уйдете из отдела.
Это не может быть правдой. Так не бывает. Это все ложь, это какая-то хитрая каверза, немыслимая по степени коварности. Он пытается усыпить Настину бдительность, расслабить ее, чтобы она поверила, распустила сопли и сказала что-то такое, какие-то такие слова, после которых он бы с легким сердцем «отпустил» ее на преподавательскую работу. Или на пенсию. В чем же каверза? Где подвох? Надо быстро собрать мозги в кучку и начать соображать, чтобы не оказаться застигнутой врасплох. Если этот новенький, сверкающий, как только что сошедший с конвейера автомобиль, начальничек хочет от нее, Насти Каменской, избавиться, если он не хочет с ней работать, то и не надо, навязываться она не станет, сама уйдет. Но именно сама. Она сама сделает первый шаг, а не пойдет на поводу у хитромудрого интригана.
А что, если попробовать применить старое, хорошо испытанное оружие? Прямота, ее знаменитая убойная прямота. Прием давно известный, но к нему почему-то никто никогда не бывает готов, все настраиваются на намеки, недомолвки и интриги, а прямота срабатывает на эффекте неожиданности.
- Чего вы добиваетесь, Константин Георгиевич? - спросила Настя.
Он вздохнул и посмотрел на нее почему-то печально.
- Я был к этому готов.
- К чему - к этому?
- К тому, что вы мне не поверите. И тот факт, что вы мне не поверили, лишний раз свидетельствует о том, как далеко зашла кадровая разруха. Вы не только уже не ждете нормального начальника, вы даже не верите в то, что такие в принципе существуют на свете. После ухода полковника Гордеева прошло всего четыре года, и этого хватило, чтобы вы утратили веру. Анастасия Павловна, тот факт, что когда-то я сидел на месте ученика, а вы стояли за кафедрой и были моим преподавателем, отнюдь не означает, что я так и остался несмышленым пацаном. С тех пор прошло пятнадцать лет, и я кое-чему научился и кое-что понял.
Да, он хорошо подготовился, этот мальчик с умненькими глазками, его голыми руками не возьмешь. Он даже знает, как хорошо им работалось при Колобке, он даже поинтересовался тем, как они жили при Афоне. И что теперь? Поверить ему? Или пытаться разгадать его игру? А, была не была! Все равно Насте с ним, видимо, работать не придется.
- В какую игру вы играете, Константин Георгиевич? Чего вы хотите?
- Я хочу, чтобы вы остались. Более того, я хочу вернуть отделу его профессионализм, который за четыре года оказался полностью утраченным. Поэтому у меня к вам будет несколько просьб. Первое: скажите мне, на каких условиях вы готовы остаться, и я их выполню, все до единого. Второе: посоветуйте, что нужно сделать, чтобы, не дай бог, не ушел Коротков. Он - мой заместитель, повышать его в должности уже некуда, так что здесь мои возможности ограничены. Но вы дружны много лет…
Елки-палки, он и об этом знает. Любопытно, а есть что-нибудь такое, чего он не знает?
- …и только вы можете подсказать мне, чем я могу его удержать. Третье: я попрошу вас написать мне список тех сотрудников, которых вы считаете наиболее толковыми и перспективными, и я постараюсь предпринять все, что нужно, чтобы они закрепились в отделе. И последнее: я прошу вас представить меня Виктору Алексеевичу.
- Кому-кому? - Настя ошалело помотала головой.
- Виктору Алексеевичу, - спокойно и терпеливо повторил новый начальник. - Гордееву. Я прошу вас познакомить меня с ним. Я знаю, что у вас и Короткова сохранились теплые неформальные отношения с вашим бывшим начальником. Я буду просить его быть моим наставником и советчиком и очень надеюсь, что он мне не откажет. Если, конечно, вы и Юрий Викторович за меня походатайствуете.
Это был удар ниже пояса. Удар, которого Настя вынести уже не могла. Чудес не бывает, это всем известно. И сбываются только плохие сны, а хорошие так и остаются светлым пятном в грустных воспоминаниях, не более. То, что сейчас происходило, было слишком чудесным, чтобы быть правдой, слишком невозможным, слишком неправдоподобным. Слишком сказочным. Как в плохом кино. Здесь явно что-то не то, где-то зарыта дохлая, долго болевшая собака, а она, Настя, уже старая, она утратила чутье, она упустила стремительное развитие новых вариантов служебно-аппаратных игр и теперь не может справиться с ситуацией, просчитать ее и найти то место, где покоится с миром несчастная закопанная псина. Ей действительно пора уходить с практической работы, не место ей здесь, старой и отсталой, утратившей нюх и оперативную хватку.
Она молчала, уставившись в стол, и тупо считала царапины на деревянной поверхности. Большаков тоже взял паузу и молча выжидал. Но не тут-то было! Поняв, что убойная прямота не сработала, Настя решила взять его измором. Она будет молчать и смотреть в стол, а он пусть как хочет. Если он ждет от нее каких-то слов, которые сможет обернуть против нее же, то не дождется. Она не выйдет из этого кабинета обманутой и побежденной. Ни за что.
Пауза затягивалась и становилась неприличной. Большаков смотрел на подполковника Каменскую, подполковник Каменская смотрела на царапины, и ничего не происходило. Наконец в кабинете прозвучало:
