— Вы имеете в виду тот фильм, что я задумал? — сквозь зубы процедил Манулов.
— Ну, то, что вы задумали, — усмехнулся Борода, — выражаясь по-русски, полный наивняк. Я уже вам объяснял, что ждет ваших хакеров, которые попытаются взломать и переработать программы девушки Ани. Но даже если б я вам дал вполне готовые программы и терпеливо объяснил, как их надо применять для достижения ваших целей, то ничего путного у вас не вышло бы. Тотального воздействия на современную российскую аудиторию достичь невозможно. Гораздо легче было охмурять ее в конце 80-х годов, когда сознание масс было до определенной степени унифицировано партийно-советской пропагандой, отставшей от требований времени. В том смысле унифицировано, что сама эта пропаганда воспринималась как ложь, а все, что ей противоречило, — как правда и истина в последней инстанции. Была в годы Гражданской войны такая песня: «Мы сами копали могилу свою…» Очень четко отражает ситуацию.
— Ну и что изменилось к настоящему времени?
— После 1991-го в российском обществе оформилось три основные системы ценностей: прозападно-демократическая, национал-патриотическая и коммунистическая. Причем внутри каждой из этих систем полно всяких ветвей, ответвлений и веточек.
Западников объединяют стремление к снижению роли государства в экономике и внутренней политике, вступление России в глобальные рыночные отношения на условиях, предложенных «Большой семеркой», и безусловное следование рекомендациям, которые исходят из-за бугра. Ну и конечно, все они полностью отрицают и коммунизм, и социализм в какой бы то ни было форме. А делятся они прежде всего по финансовым интересам, по ориентации на те или иные западные страны, наконец, по отношениям к форме правления: одним хотелось бы увидеть авторитарную президентскую республику с каким-нибудь «де Голлем» или даже «Пиночетом» во главе, другим — парламентскую демократию на манер нынешней германской или итальянской. Но монархию там в громадном большинстве не приемлют, даже в конституционной форме. Они отторгнут ваши суггестивные программы как раз на подсознательном уровне.
— Про коммунистов можете не говорить, — заметил Манулов, — но ведь существуют же национал-патриоты? Среди них полно монархистов!
— Да, имеются, — кивнул Борода. — Но нацистов и полуфашистов там больше. Да и у тех, кто жаждет возвращения к самодержавию, православию и народности, одна лишь форма вашего носа вызовет подсознательное отторжение. Прошу простить за некорректность, но я просто констатирую факт. Кроме того, из романа, сочиненного Вредлинским, трудно выкроить приличный сценарий, и даже мастерство Крикухи вряд ли поможет сделать фильм интересным для зрителя. А для того чтоб суггестивные программы сработали, фильм должен быть сам по себе увлекательным. Хотя бы на уровне добротного боевика с захватывающим сюжетом.
— В общем, вы уличили меня в полном непрофессионализме…— вздохнул Манулов почти непритворно. — Не гожусья на роль царя.
— Вы это гораздо раньше осознали, Павел Николаевич. Вам ведь уже за шестьдесят, а вы все не уйметесь. С чего бы? Вы ведь достигли за кордоном благополучия, которого подавляющее число эмигрантов так и не дождалось. Сотни тысяч из Союза уезжали и сейчас из России уезжают, а так, как вам, повезло немногим. И вдруг вы, рационалист до мозга костей, человек, который на пять ходов вперед просчитывал жизнь, бросаясь в явную авантюру, ставите на кон все, что нажили интенсивным и даже опасным трудом. Ведь вы даже от поручения своих калифорнийских магистров, которые вас направили в Россию, запросто могли отказаться. А вы, прекрасно понимая, что гонитесь за химерами, ввязались в эту ерунду. Власта — на грани маразма, ее навязчивые идеи и манию величия диагносциро-вать нетрудно, но вам-то еще далеко до нее, по-моему… Может, ответите, с чего вы так взбрыкнули?
— Сам не знаю… — развел руками Павел Николаевич. — Мне сейчас почему-то Островский в голову лезет. Насчет «подленького и мелочного прошлого». Конечно, за освобождение человечества я бороться и сейчас не стану, но совершить нечто глобальное мне захотелось. Вы правы, я всю жизнь посвятил какой-то низкой, меркантильной возне. В Союзе крутился-вертелся, в Америке то же самое, рисковал ради денег. Даже сказать, что жил в свое удовольствие, нельзя. Семьи и то не завел. Ни одного фильма, который хоть чем-то прославился, не снял. Вредлинский, хотя он по сравнению со мной — нищий, да и вообще бездарь, если по большому счету, — в каких-то энциклопедиях и словарях упоминается, ежели помрет, так десяток-другой знаменитостей придет хоронить. Некролог, глядишь, в «Литературке» тиснут… А у меня ничего этого не будет. Даже этого! И тут шанс, сумасшедший, мизерный, но шанс. Вот и рискнул… Пожалуй, другого объяснения я вам дать не могу.
— Что ж, благодарю за откровенность, — произнес Борода. — Я вам тоже широкой известности не обеспечу, да и шикарных похорон не обещаю. Но убивать по-настоящему не буду. Возможно, вы мне еще пригодитесь когда-нибудь.
Манулов хотел было спросить, что означает это «не буду убивать по-настоящему», но тут и виртуальный собеседник, и интерьер виртуального кабинета исчезли. На несколько мгновений возникли очертания красного коридора, в котором все начиналось, а затем и они погрузились во тьму…
«Мерседес», управляемый Тараном, проехав через отнюдь не элитный дачный поселок, добрался до хитрого проулка, на первый взгляд казавшегося тупиком, и остановился у ворот Фроськиной дачи.
— Посидите пока, — сказал Юрка, вышел из машины и, отыскав на калитке кнопку звонка, осторожно нажал ее. Через несколько минут за воротами послышался кашель, сдавленный мат, а затем на калитке брякнула стальная заслонка, прикрывавшая глазок. Охранник явно не ждал никакого «Мерседеса» . и пробасил немного нервным голосом:
— Ребята, вы ошиблись! Здесь проезда нет.
— Ты что, не понял? — сердито сказал Таран. — Это я, Юрка! Мы тут позавчера ночевали.
— «Мерседеса» у нас ни позавчера, ни вчера не было, — пробухтел охранник. — Валите отсюда, а то милицию позову!
Милка почувствовала, что без нее не обойдется. Она решительно выбралась из машины и подошла к калитке.
— Слышь, ты, хмырь болотный, — произнесла она очень конкретным голосом. Или ты через минуту откроешь, или мы, на хрен, ворота снесем! Понял?!
То ли вахтер привык подчиняться требованиям крутых дам, то ли просто был джентльменом по жизни, но ворота он открыл, и Василиса, пересевшая на место водителя, закатила «Мерседес» во двор. Милка с «коброй» на изготовку и Таран с автоматом вошли пешочком. Охранник, чтоб случайно не спровоцировать пальбу, повесил свою «помпу» за спину.
Как видно, базар у ворот без внимания не остался. На крыльце появился второй охранник с ружьем, а также очень злая, сердитая Фроська в распахнутом пальто, наброшенном поверх халата.
— Девушка, — сказала она Милке подчеркнуто вежливым тоном. — Вы что, к себе домой приехали?! Мне, между прочим, ваш шеф не звонил и не сообщал, что вы сюда подгребете. Так, блин, дела не делают!
Теперь Тарану пришлось вмешаться, ибо Милка могла как-нибудь неадекватно отреагировать и спровоцировать мордобой или даже стрельбу.
— Фрося! — сказал он, нежно ухватывая толстуху за пухлую ладошку. — Какие проблемы, а? У тебя что, семеро по лавкам, десять на печи?! И лишние деньги тебе ни к чему, да?!
Последняя фраза произвела впечатление. Фроська метнула испепеляющий, взгляд на Милку — та его, слава богу, в темноте не заметила— и пробурчала несколько мягче:
— Пошли в дом, не фига тут базарить на весь поселок… Макс и Васька вывели из машины раненого Геру, и Фроська не преминула заметить:
— Этого мне только не хватало! Забинтовали хотя бы?
— Нет, не догадались без тебя, — прошипела Милка.
Таран был жуть как доволен, когда все в целости и сохранности, без шума и драки вошли в дом.
— Наверх своего калеку ведите! — приказала Фроська. — В маленькую комнату. Что-то я его не припомню, однако… Вроде у вас парнишки покрупнее были и без очков.
Милка хотела сказать что-то сердитое, типа: «Не слишком ли много ты видишь, тетенька?! Хошь я тебе один шнифт уполовиню?», но Таран поглядел на нее глазами не мальчика, но мужа, и «Зена» проглотила свои дерзости. Юрка, сообразив, что переговоры с Фроськой лучше вести тет-а-тет, потому что Милка может их сорвать, нашел благовидный предлог, чтоб спровадить боевую подругу, и шепнул ей на ушко:
— Пригляди за Васькой и пацанами, не стоит их одних оставлять…
— Ладно, — кивнула Милка и поднялась наверх. Фроська, прищурясь, поглядела ей вслед и сказала:
— Просю на кухню, Юрик. Надо протереть все это дело конкретно. А вы, — это относилось к охранникам, — пошли по местам…
Когда Таран зашел в кухню, Фроська затворила дверь и указала ему на табурет:
