— Я сразу почувствовал, что за этим стоит кое-что поважнее.
— Ах вот как. Значит, истинная: причина ареста — ваши предчувствия?
— Ну, знаете, товарищ полковник. Так можно смазать любое дело.
— Так можно дойти до серьезных нарушений законности. Сколько дней прошло с момента ареста?
— Шесть дней.
— Ну и что вы добыли за это время, какие улики?
— Пока в общем… Ничего нового. Но…
— Скажите, — медленно произнес Сергей. — На вас лично не произвело впечатления это письмо? Просто так, по-человечески?
— При чем здесь «по-человечески»? — нервно усмехнулся следователь. — Это же серьезный уличающий документ.
— М-да. — Сергей потер подбородок и неожиданно спросил: — Вы читали Кони?
— Анатолия Федоровича? Еще бы! Выдающийся судебный деятель.
— Так вот, еще Кони писал, что дневник или письмо молодого человека «очень опасное в смысле постижения правды доказательство». Вы допрашивали Сокольскую по поводу этого письма?
— Конечно.
— Что она говорит?
— Она, видите ли, оскорблена и вообще не желает говорить.
— Понятно. Ну так вот, — закончил этот тягостный разговор Сергей. — Дело немедленно прекратить. Получите, взыскание за необоснованный арест. С прокурором я поговорю сам. А на будущее советую помнить: перед вами всегда человек с нелегкой, как правило, судьбой, человек со своими мечтами, планами, любовью. И первая ваша мысль должна быть: «А если он не виноват?» И потом уже попробуйте ее опровергнуть фактами, уликами, а не ощущениями. Вот когда вам это удастся, тогда возбуждайте дело против него. Только так. Вам ясно?
— Ясно, товарищ полковник, — хмуро ответил молодой следователь.
— А теперь вызовите Сокольскую. Я сам ее допрошу. Без вас.
— Слушаюсь.
Оставшись один, Сергей задумался. Допрос девушки теперь значительно осложнялся. Этот следователь все испортил. Как теперь заговорить с ней о письме?
Сергей раскрыл папку с делом. Поверх всех бумаг там лежал знакомый конверт. Вынув письмо, Сергей еще раз пробежал его. И, как ни странно, именно это письмо, вернее, сам тон его, подсказало Сергею единственно, пожалуй, возможное направление предстоящего разговора.
Черт возьми, девчонка, видимо, немало пережила. Она по-настоящему любила этого человека. Мало того, она продолжает его любить, несмотря ни на что. А как же Гусев? Что произошло между ними? И эта ее решимость за все ответить и дальше жить честно. И намерение отомстить. А потом это прощание, поцелуи. Да, плохо ей сейчас, трудно. Вот она и мечется, и не знает, на что решиться.
Сергей курил, задумчиво глядя в окно.
За стеклом, касаясь его бесчисленными глянцевато зелеными лепестками, протянулась ветка какого-то незнакомого дерева. Самого дерева видно не было. Только эта тонкая, дрожащая на ветру ветка. Она казалась совсем слабой, но удивительно упругой.
В дверь постучали.
Милиционер ввел невысокую светловолосую девушку в синей кофточке и серой коротенькой юбке. Красивое лицо ее выражало враждебность, глаза чуть покраснели, бледные, видимо привыкшие к помаде, губы были плотно сжаты.
— Садитесь, пожалуйста, — сдержанно сказал Сергей и, обращаясь к милиционеру, добавил: — Вы свободны.
Тот молча козырнул и вышел.
Девушка опустилась на стул возле стола. Она сидела очень прямо, в напряженной позе, сложив на коленях руки, и выжидающе смотрела на Сергея.
— Давайте познакомимся, Дина, — сказал Сергей. — Моя фамилия Коршунов, я…
— У меня тоже есть фамилия, товарищ Коршунов, — резко отчеканила девушка.
— Извините. Просто вы мне годитесь в дочери, поэтому я назвал вас по имени.
— И еще в любовницы, — усмехнулась Дина. — Так тоже бывает.
Сергей внимательно посмотрел на девушку.
— Вы выбрали неверный тон для разговора, — сказал он. — А нам все-таки придется познакомиться и поговорить.
Дина сердито сузила глаза:
— Сперва верните мне письмо. Иначе я…
— Пожалуйста.
Сергей достал из папки конверт и протянул ей.
Девушка, очевидно, не ждала с его стороны такого поступка и настороженно взглянула на Сергея. Нет, она не поверила в его порядочность или доброе отношение. Она решила, что тут кроется какая-то уловка, желание задобрить ее, обмануть, и насмешливо спросила:
— Вы уже выучили его наизусть, конечно?
Сергей пожал плечами:
— Видите ли, то, что я хочу вам сказать и о чем спросить, может быть, и имеет отношение к этому письму. Но я бы все это сделал, и не прочтя его.
— Ну что ж, — небрежно ответила Дина, — теперь можете говорить что угодно и спрашивать тоже.
Она сделала движение, чтобы разорвать письмо.
— Напрасно, — остановил ее Сергей. — Вы же хотели его послать. Вот и пошлите.
— Да? Интересно, каким образом?
От враждебного тона она перешла к ироническому. Сергей улыбнулся:
— По дороге домой. Это самое удобное.
— Что… вы говорите?…
Девушка была так изумлена и растеряна, что даже не смогла обрадоваться, не смогла сообразить, что произошло.
— Я вам сейчас все объясню, Дина. То есть, простите…
— Ах, все равно! — нетерпеливо прервала она. — Дина так Дина.
— Ну так вот. Вас арестовали неправильно. Выражаясь юридическим языком, в ваших действиях нет признаков спекуляции. И следователь получит за это взыскание.
— Но он сказал, что это письмо…
— Письмо не улика, — покачал головой Сергей. — Из него я только понял, что вы хотите жить честно, не бояться и не прятаться, как раньше. Ну и еще, что, по вашему мнению, вы должны быть за что-то наказаны. За что, я пока не знаю. И должны ли, это еще тоже вопрос. Ну, а что касается ваших отношений с тем человеком…
— Это мое дело! — запальчиво воскликнула девушка.
— Вот именно.
— Знаете. — Она пристально посмотрела на Сергея. — Я не ждала от милиции такой скромности и: такой… самокритики.
— Ошибки надо признавать, — сказал Сергей, — исправлять их и стараться не повторять. Больше ничего не остается делать. Ну, пожалуй, еще наказать виновников. Это тоже необходимо в профилактических целях.
— А я… А мне что остается, по-вашему?
— Вероятно, то же самое, — улыбнулся Сергей.
— Да, вам легко говорить…
Девушка сидела все так же прямо, на самом кончике стула, обхватив руками колени, и, хмурясь, смотрела в окно.
Сергей видел, какая борьба происходит с ней: говорить или не говорить о том, что она знает, что мучает ее, не дает покоя, не позволяет жить открыто и честно. Но если она заговорит, то неминуемо подведет того человека. А она его любит. Любит, вот в чем дело.
— Скажите, Дина, — неожиданно спросил он. — За чем вы продавали эти кофточки?
— Что? — девушка оторвала взгляд от окна и посмотрела на Сергея. — Что вы сказали?
Сергей повторил.
— Нужны были деньги. — Она пожала плечами.
— Мне кажется, вы впервые продавали свои вещи, да?
— Да. Ну и что?
— Значит, раньше вы не нуждались в деньгах?
— То было раньше. И потом…
Она запнулась.
— Вы не хотите больше тех денег?
— Допустим…
— Или просто у вас больше их нет?
— Вы намекаете на мое письмо? — Она покраснела.
— Да.
— Ну так знайте: они мне не нужны. Понимаете? Они мне отвратительны! И я… И он меня не бросил. Его заставили. Вот и все. И больше я вам ничего не скажу.
— Зато я вам могу сказать, когда и почему это случилось.
— Вот как? — Она приподняла одну бровь. — Интересно.
— Вы это, конечно, и сами знаете, — продолжал Сергей, — но я все-таки скажу. И скажу, почему я это знаю.
При последних его словах в глазах девушки мелькнул испуг.
— Почему же? — еле слышно прошептала она.
— Он больше не пришел к вам после одного события и из-за него. Этим событием, Дина, было убийство Толи Гусева.
Она так побледнела, что лицо ее стало как будто мраморным и под кожей проступили синие жилки.
— Нет!.. — с отчаянием воскликнула она, подняв тонкую руку и словно защищаясь ею от кого-то. — Нет! Он тут ни при чем!
— Возможно. Но почему убили Толю, вы догадываетесь?
— Откуда я могу знать…
— Ну что ж. Тогда я вам скажу. — Сергей сделал паузу, потом медленно добавил: — Это убийство легко объяснить ревностью.
— Что вы, — слабо улыбнулась Дина. — Он знал, что я люблю только его. Он просто нас познакомил. Ведь они были друзьями. А Толя…
— Влюбился?
— Да…
Она произнесла это так тихо, что Сергей скорее догадался, чем услышал.
«Были друзьями»… Но у Гусева был только один друг, который мог это сделать, — Карим! И какой-то Карим связан с Рожковым, убийцей Гусева. Так неужели?… Да, да, это не совпадение, это один и тот же человек! Конечно, один и тот же!
Открытие пришло внезапно, как всякое открытие, как озарение. Будто проскочила искра — и разрозненные элементы вдруг соединились в цепь. И она куда-то ведет, эта цепь.
