А главное дело — это цепочка, по которой идет этот проклятый гашиш, или анаша — это одно и то же. Цепочка начинается где-то далеко, в кишлаке, где тайком сеют запрещенный сорт конопли, из которого потом и добывается гашиш. И сеет ее родственник Якубова. А другой родственник, Карим, привозит в Ташкент. Отсюда ее везут уже другие. Вот почему Якубов решил заменить Карима на этом этапе другим человеком и нашел Трофимова. Нельзя подвергать Карима двойному риску, и никому больше нельзя доверить поездку в кишлак — это самая секретная часть цепочки. Один раз доверил Гусеву — и пришлось идти на убийство. И больше Якубов никого не подпускал к этой части цепочки. Здесь действовали только его родственники. Что ж, с одной стороны, это осложняет дело, но с другой…
— Приехали, — сказал водитель, останавливая машину у подъезда знакомого дома.
Сергей стремительно поднялся на третий этаж и позвонил. За дверью послышались легкие шаги. Сергей с облегчением вздохнул. Дина была дома, она никуда не успела уйти.
В маленькой душной комнате на столе висела запылившаяся гитара с красным бантом на грифе, под ней веером расположились пожелтевшие фотографии киноактеров. В углу на шатком столике стояло зеркало, и перед ним разноцветные флаконы, баночки, гребешки и щеточки. У стены, под гитарой, старая тахта, напротив — узкий, потрескавшийся платяной шкаф, на нем старые коробки, и круглый стол посредине, накрытый линялой клеенкой.
Какой-то горькой, тоскливой заброшенностью веяло от всего здесь.
— Садитесь, — вздохнув, сказала Дина, подвигая стул и как будто даже не удивившись его неожиданному приезду.
Она была все в той же синей кофточке и серой короткой юбке, только поверх был повязан старенький фартук, и в руке она держала тряпку, «Убирается», — подумал Сергей.
— Я к вам, Дина, вот зачем, — сказал он, опускаясь на стул. — Во-первых, дайте мне телефон и фамилию вашего начальника. Я сам ему позвоню, чтобы не было лишних разговоров.
— Чуткость проявляете, — с горечью усмехнулась она.
— Исправляю все ту же ошибку, — возразил Сергей.
Дина назвала телефон и фамилию.
— Теперь второе, — продолжал Сергей. — Вы не знаете, где живет тот родственник, к которому ездил Карим?
— Нет, — девушка покачала головой. — Не знаю.
«Вот поэтому тебя и не тронули», — подумал Сергей.
— Вспомните, — сказал он. — Ведь Карим хоть что-нибудь рассказывал вам о своих поездках.
— Кое-что, конечно, рассказывал… — неуверенно произнесла Дина. — Что тот живет в кишлаке… Дом его стоит возле маленького пруда… просто лужа, но там уйма рыбы… И еще… там был пожар… недалеко… Это когда Карим был там последний раз… — Она вспоминала медленно, с усилием. — Да, еще… у него что-то сломалось, когда он приехал в Самарканд… Он так измучился… Сказал: «Еле дотянул последние сорок километров…» Там очень плохая дорога, ее всю изрыли… Еще… — Она приложила ладони к вискам. — Больше ничего не помню.
— А имени этого человека он не называл?
— Нет… Хотя!.. Нет, не помню.
— Молодой он, старый?
— Нет… кажется, не говорил… — Она посмотрела на Сергея. — Мало, да?
— Маловато, — ответил Сергей. — Но и на том спасибо.
Она проводила его до двери.
Спускаясь по лестнице, Сергей подумал: «Все-таки кое-что есть. Надо попробовать».
* * *
На коротком совещании у Нуриманова все было решено почти мгновенно. Нуриманов знал цену минутам. Затем он сам позвонил в аэропорт. Им повезло: в Самарканд вылетал внеочередной самолет. Следующий звонок был в областное управление Самарканда. В это время Сергей и Ибадов уже мчались на аэродром.
Спустя полчаса небольшой самолет взмыл в потемневшее небо.
И сразу исчезли внизу краски земли, утонули в серой пелене дома, свежая зелень садов, еще черные хлопковые поля, желтые холмы, путаница серых дорог, голубые ленты каналов. И чем больше погружались в темноту земли, тем ярче разгоралось багровым закатным заревом небо вокруг.
Гул моторов наполнял короткий и зыбкий самолетный салон. Под самым иллюминатором серебристое, с языками черной копоти крыло, дрожа от напряжения, плыло в прозрачном воздухе.
Сергей откинулся на высокую спинку кресла, следя за световым табло над дверью пилотской кабины, и, как только там погасла предупреждающая надпись, достал сигареты.
Рядом, полузакрыв глаза, сидел усталый Ибадов.
— Когда прилетим, а, Мурат? — наклоняясь к нему, громко спросил Сергей.
— Через час должны. Ну чуть больше, если встречный ветер.
Сергей невольно взглянул в иллюминатор.
Тьма внизу стала уже непроницаемой. В ней лишь изредка возникали желтые россыпи огоньков далеких поселков.
Докурив сигарету, Сергей удобней устроился в кресле и незаметно задремал.
Когда он открыл глаза, на табло снова горела предупреждающая надпись. Самолет шел на посадку. Под ним, чуть в стороне, тьма взрывалась заревом бесчислениых огней. «Вот он, древний Самарканд», — с неожиданным волнением подумал Сергей.
Наконец самолет, слегка стукнувшись колесами, покатился, подпрыгивая на неровностях. Вдоль посадочной полосы замелькала цепочка красных фонариков. Самолет свернул с нее и стал медленно подруливать к небольшому зданию аэровокзала.
Вместе с другими пассажирами Сергей и Ибадов спустились по шаткому трапу. На земле было жарко и душно.
Около широкого прохода за длинной металлической оградой стояла группа встречающих.
Ибадов указал на высокого, чуть сутулого человека в белой рубашке:
— Вон товарищ Веретенников, пожалуйста. Вон другие товарищи.
Уже в машине Веретенников сказал:
— Кое-что удалось нащупать, Сергей Павлович.
— Да ну! — устало обрадовался Сергей. — Что именно?
— Нуриманов нам передал: радиус приблизительно сорок километров, дорога, где ведутся работы, ну и пожар. А там недалеко хлопкоочистительная фабрика, где недавно был пожар. Так что район ясен. А вот дальше…
— Маленький пруд с рыбками, — подсказал Сергей.
Веретенников досадливо махнул рукой:
— Таких прудиков сколько хотите. В каждом кишлаке.
— И все-таки этого человека надо найти во что бы то ни стало, — сказал Сергей. — Иначе получится, что мы оборвем только стебель, а корень останется. Очень опасный корень.
— Все понятно, Сергей Павлович. Вас там будет ждать участковый инспектор Мукумов. Отличный, кстати, инспектор. Он поможет. Моих людей вам дать?
— Не надо.
— Как угодно. Завтра утром можете выехать. А сейчас едем в гостиницу. Ужинать и спать.
Машина уже шла по городу тенистыми, зелеными улицами.
Внезапно раскрылась просторная площадь, красивое, современное здание театра, аллеи цветов перед ним, в стороне светились зеркальные окна большого кафе. Затем потянулся бульвар с огромными, ветвистыми деревьями, в густой их зелени таинственно светились фонари.
— Бульвар Горького, — пояснил Веретенников и сказал шоферу: — проедем к Регистану. Хоть бы денек у нас пробыли, — обратился он к Сергею. — Показали бы вам обсерваторию Улугбека, мавзолеи Шахи-Зинда, Гур-Эмир, усыпальницу Тимура и Тцмуридов. Это же величайшие творения древних зодчих. А? Когда еще к нам попадете.
— Надо спешить, — вздохнув, сказал Сергей.
Он чувствовал, что засыпает. Глаза неудержимо слипались, дремота, наваливаясь, обволакивала сознание.
— Хоть и темно, но все-таки взгляните, — произнес над его ухом Веретенников. — В мире ничего подобного не увидите. Это Регистан.
Сергей с усилием открыл глаза.
Машина остановилась перед тремя необыкновенными, словно из древней восточной сказки вышедшими, огромными сооружениями. Их величественные порталы образовывали обширную квадратную площадь. Высокие стройные минареты по сторонам каждого из порталов, мощные стены, ограждавшие внутренние дворики, и причудливые купола — все было покрыто сплошным ковром разноцветной майолики, поражавшей своим великолепием даже сейчас, в полумраке ночи. А бархатно-черное небо над головой, расшитое непривычно яркими, огромными Звездами, усиливало впечатление нереальной сказочности этого фантастического ансамбля.
— Что же это такое? — ошеломленно спросил Сергей.
— Это три древних медресе, — пояснил Веретенников. — Высшие духовные учебные заведения Востока. Вон то, левое, построено еще при Улугбеке, пять с половиной веков назад. А два других — уже позже. Это древний центр Самарканда. Его надо смотреть днем. Роспись тут, я вам скажу, просто чудо какая.
Сергей вышел из машины и долго стоял как зачарованный, не в силах оторвать взгляда от этих древних сказочных гигантов, воздушно-стройных, причудливо-гармоничных, как застывшая в камне музыка.
— Да-а, — выдохнул он наконец. — Словами не передашь. Теперь сниться будет.
