Чингиз Абдуллаев
Удар бумеранга
Ищи меня в сквозном весеннем свете.
Я весь – как взмах неощутимых крыл,
Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,
Я легче зайчика: он – вот, он есть, я был.
Владислав Ходасевич. «Ищи меня»Когда же мы наконец собираемся с духом и вопрос задаем, то нередко нам уже не отвечают, как ничего не ответит, промолчит Иисус, когда однажды его спросят: «Что есть истина?» Вплоть до наших дней длится это молчание.
Жозе Сарамаго. «Евангелие от Иисуса»Когда раздался телефонный звонок, он просматривал выпуски свежих газет в Интернете и недовольно покосился на аппарат. После четвертого звонка включился автоответчик, сообщивший, что хозяина нет дома и можно оставить сообщение. Но услышав голос академика Бурлакова, с которым был знаком уже много лет – тактичный Бурлаков почти никогда не звонил на мобильный, предпочитая оставлять сообщения на городском номере, – Дронго сразу поднял трубку.
– Добрый вечер, Георгий Александрович, – поздоровался он. – Чем обязан вашему звонку?
– Здравствуйте, – сказал Бурлаков, – я рад, что застал вас дома. Должен заметить, что ваше последнее расследование в хосписе было просто уникальным. Говорят, вы выступили там не только в качестве эксперта, но и в качестве своеобразного целителя душ.
– Это просто слухи, – вздохнул Дронго. – Вы же знаете, что там, к большому сожалению, практически никому невозможно помочь, только немного облегчить их страдания.
– И вам это удалось. Но я звоню совсем по иному поводу. Дело в том, что ко мне уже несколько раз приходил профессор Гуртуев. Вы наверняка о нем слышали. Он – специалист по психоанализу, один из самых известных в этой области. Каким-то образом Гуртуев узнал, что вы мой близкий знакомый, и теперь настоятельно просит свести вас с ним. Мне не хотелось вас беспокоить, но он настаивает.
– Я слышал о нем, – сдержанно произнес Дронго.
– Тем лучше. Может, вы сумеете найти время, чтобы с ним встретиться?
– Разумеется. Дайте ему номер моего телефона.
– Спасибо. Я не мог этого сделать без вашего разрешения. Полагаю, вам любопытно будет с ним поговорить – у него довольно интересная теория. Спасибо, что вы согласились, – еще раз поблагодарил Бурлаков. – До свидания.
– Всего хорошего!
Уже через десять минут Гуртуев позвонил. Очевидно, он с нетерпением ждал согласия Дронго.
– Добрый вечер, это говорит Казбек Измайлович Гуртуев. Простите, что воспользовался помощью академика Бурлакова, но без него мне трудно было бы на вас выйти.
– Все нормально, – ответил Дронго. – Когда вы хотели бы со мной встретиться?
– В любое удобное для вас время, – предложил Гуртуев, – но только, если можно, в приватной обстановке. Вы меня понимаете? У меня с собой будут документы, бумаги, и нам никто не должен помешать.
– Тогда приезжайте на проспект Мира. – Дронго назвал номер дома, где изредка принимал особых гостей. Там обычно дежурили Леонид Кружков и секретарь Инга, разбиравшие почту и отвечавшие на телефонные звонки. Иногда появлялся Эдгар Вейдеманис, напарник и друг, с которым их связывала многолетняя дружба. И почти никогда – сам Дронго, приезжавший туда только ради сверхважных встреч.
– Обязательно приеду, – пообещал Гуртуев. – В котором часу вам удобно?
– Часам к двум, – предложил Дронго, и они вежливо попрощались.
Дронго сразу же позвонил Кружкову и Вейдеманису и предупредил их о завтрашней встрече. Эдгар на всякий случай решил уточнить:
– Это не тот ученый, который занимается психоанализом преступников?
– Именно тот, – подтвердил Дронго. – Он попросил назначить встречу в таком месте, где нам никто не сможет помешать, но, надеюсь, не станет возражать против твоего участия в беседе.
На следующий день ровно в два часа дня в его небольшой кабинет вошел профессор Гуртуев. Ему было примерно под шестьдесят, среднего роста, с большой головой, почти лишенной растительности, в крупных роговых очках. Щеточка седых усов делала его гораздо старше своих лет. Мясистое лицо, узкие азиатские глаза с нависшими мешками, очевидно почки не в порядке. Он был одет в строгий черный костюм в крупную белую полоску. В руках – черная кожаная папка с документами. Рукопожатие его было достаточно энергичным и сильным. Увидев в кабинете Вейдеманиса, он не выразил никакого удивления и представился обоим напарникам:
– Казбек Гуртуев.
– Меня обычно называют Дронго, – произнес традиционную фразу хозяин кабинета. – А это – мой друг и напарник Эдгар Вейдеманис.
– Я наслышан о нем, – чуть улыбнулся Гуртуев, повернувшись к Эдгару. – Кажется, вы раньше работали в КГБ, господин Вейдеманис?
– Мы все где-то когда-то работали, – недовольным тоном заметил Эдгар. – Вы считаете это недостатком?
– Скорее достоинством, – кивнул гость. – Не забывайте, что я старше вас и большую часть жизни прожил в стране, которой уже нет. А тогда умели готовить профессионалов.
– Согласен, – улыбнулся Дронго и предложил Гуртуеву кресло.
Они с Вейдеманисом были примерно одного роста, оба высокие, подтянутые, такие похожие и не похожие друг на друга. Вейдеманис – типичный латыш, с вытянутым узким лицом, рысьими серыми глазами и с копной темных волос, уже начинающих седеть. Гуртуев сел в кресло, раскрыл свою папку и достал документы.
В этот момент в кабинет вошла Инга и спросила, что будет пить гость. Он попросил обычный, крепко заваренный чай. Секретарша знала, что Вейдеманис пьет кофе без сахара и молока, а Дронго предпочитает зеленый чай с жасмином. Она кивнула и быстрым шагом удалилась.
– Я много слышал про ваши расследования, – начал Казбек Измайлович, – и давно хотел с вами лично познакомиться. Но немного беспокоился, что вы, как бы это лучше выразиться, не воспримете серьезно то, что я вам расскажу. Мне нужны были рекомендации такого солидного человека, как Георгий Александрович.
– Мы уже закрыли этот вопрос, – напомнил Дронго. – В любом случае я привык серьезно относиться к словам моих собеседников, иначе просто занимался бы другим делом. Тем более к словам такого известного ученого, как вы.
– Спасибо. Итак, начну. Я пришел со своей теорией и хочу вас с ней познакомить. Я – ученый, и меня интересуют конкретные факты, сравнительные анализы, психотипы преступников, математические закономерности или возможные погрешности в подобных преступлениях. Я занимаюсь этим уже достаточно давно, более тридцати пяти лет. Как мне кажется, за эти годы удалось получить некоторые результаты, и толчком стал случай, происшедший в Смоленске больше двадцати пяти лет назад. Серийный убийца, некто Волков, которого искали по всему Союзу, оказался в этом городе. Потом его осудили и расстреляли, но дело не в этом. Он уже знал, что его ищут и кольцо вокруг него сжимается, поэтому прятался, менял адреса, переезжал из города в город, пытаясь сбить со следа следователей. А в Смоленске совершил очередное убийство. Меня тогда вызывали к нему в качестве эксперта, и Волков рассказал мне поразительную историю. Он приехал в Смоленск с твердым намерением совершить очередное преступление. Волков – педофил и нападал в основном на мальчиков. Спрятался около какой-то школы и терпеливо ждал, пока не появится кто-то из детей. Наконец мимо него прошли, друг за другом, четверо мальчиков и у него была возможность напасть на каждого из них. Четверо детей, в возрасте от восьми до десяти лет. Но он спокойно пропустил троих, напал на четвертого. Мне стало интересно, почему он выбрал именно четвертого. И знаете почему?
Дронго нахмурился. Он не любил истории про подобного рода маньяков и насильников, но не стал перебивать собеседника. Гуртуева явно волновала эта тема, и он продолжил:
– К тому времени мы уже работали с подобными преступниками. Я понимал, что у педофила, как у любого другого человека, могут и должны быть свои пристрастия, понимал, что один мальчик мог понравиться больше, чем другие. Такое вполне возможно и объяснимо с точки зрения психологии. Но выяснился абсолютно парадоксальный факт: среди троих ребят, прошедших мимо перед четвертым, оказавшимся его жертвой, был его брат-близнец. Он прошел на несколько минут раньше, так как торопился домой и не стал ждать брата. Этот поразительный случай меня очень взволновал. Почему убийца пропустил одного близнеца и напал на другого? Ведь даже родной отец их часто путал, не говоря уже о том, что оба брата были одинаково одеты, одинаково причесаны. Тогда в чем дело? Почему преступник выбрал именно четвертого? Я разговаривал с убийцей, пытаясь понять, что же все-таки за этим стоит? Он долго не хотел отвечать, а потом разоткровенничался и объяснил, что каким-то непонятным образом почувствовал – на первых трех лучше не нападать, а выбрал именно четвертого. Как зверь, нападающий на свою добычу, чувствует панику и вибрацию страха возможной жертвы, так и он ее почувствовал. Если же хищник интуитивно понимает, что встретит возможное сопротивление или потерпит неудачу, тут же отступает.