Он подошел к двери, нашел ручку и стал поворачивать миллиметр за миллиметром... В комнате человек продолжал храпеть. Юбер не смог сдержать улыбку при мысли об ожидавшем его сюрпризе. Обрадуется он или нет? Будет видно. На месте Монтелеоне Юбер бы не стал ликовать. Шпионаж не был профессией этого человека, и перспектива попасться с поличным не могла его радовать.
Дверь открылась. Юбер перешагнул через порог и закрыл ее за собой без малейшего шума. Монтелеоне продолжал храпеть, не зная, что происходит вокруг него. Юбер включил свой фонарик и осмотрел помещение.
Мебель была современной, без всякого стиля, но удобной. Ученый спал на широкой кровати, накрывшись одеялом по самую шею. Юбер приблизился. Подойдя к изголовью кровати, он вдруг направил луч фонарика в лицо спящему.
Через две-три секунды Монтелеоне поморщился, попытался открыть глаза, прикрыл их рукой, чтобы защитить от света, и пробормотал по-русски:
– Что... Что такое?
Тихим, но четким и властным голосом Юбер ответил по-английски:
– Не зовите на помощь и не пытайтесь включить свет! Вам ничто не угрожает, если вы меня выслушаете.
Он подождал несколько секунд, готовый схватить Монтелеоне за горло, если тот попытается закричать, но ничего такого не произошло.
Монтелеоне только охнул, поднялся на локте и сказал:
– Вы не могли бы опустить этот чертов свет?
Юбер перевел луч на грудь ученого, чтобы тот не смог его увидеть. Юбер не удивился, что ученый не отозвался на первую фразу пароля. Главное было, чтобы ученый узнал Юбера, а не наоборот, поскольку Юбер не мог сомневаться в личности своего собеседника.
– Вы знали, что мистер Смит пришлет к вам кого-нибудь?
Ученый, казалось, еще не совсем пришел в себя. Резкое пробуждение и неожиданность – тут есть чем смутить и более крепкий рассудок.
– Я... Я не знаю, – пробормотал он.
– Простите, что не показываю вам мое лицо, – продолжал Юбер, – но лучше, чтобы вы не могли меня узнать.
– Как вы сюда вошли?
– В момент смены охраны.
– А в дом?
– Открыл фальшивым ключом.
– Да? И... что вы хотите?
Юбер улыбнулся.
– А вы не догадываетесь?
– Все равно скажите.
– Ну что же: мистер Смит услышал о работах профессора Шкловского и подумал, что вы сможете передать ему их результаты. Я приехал за ними.
То ли Монтелеоне еще не совсем проснулся, то ли сомневался относительно подлинной личности своего гостя. Он ответил нейтральным тоном:
– Да? А что конкретно вы хотите?
Юбер терпеливо уточнил:
– Я хочу планы новой ракеты "Пурга" и прибора наведения, изобретенного Шкловским. Вы поняли?
– Здесь у меня ничего нет.
– Я догадываюсь, – продолжил Юбер примирительным тоном. – Когда вы сможете мне их передать?
Ученый подумал.
– Вы можете вернуться следующей ночью в этот же час?
– Думаю, что сумею. Вы получите планы?
– Да, конечно.
– Хорошо, – сказал Юбер. – Завтра, в это же время. Я вам доверяю.
Он отступил к двери.
– Не двигайтесь, я знаю дорогу.
Он вернулся на кухню и сел возле стола, оставив дверь открытой, чтобы услышать все, что могло произойти в доме. Ему было нужно дождаться смены часовых в четыре часа, чтобы перелезть через забор, а затем спрятаться до пяти часов и выйти на улицу. Выйдя раньше, он мог бы возбудить подозрения милиционеров. А в пять часов он мог идти на работу, если она находилась далеко.
* * *
Уже рассветало, когда Юбер вернулся в деревню шпетов. Он был совершенно удовлетворен результатами ночного похода, немного огорчала его только легкая сдержанность со стороны Монтелеоне.
Юбер не ожидал, что его встретят с восторгом. Ученые редко имеют какие-либо идеалы. Для них важна одна наука, и им в значительной степени безразлично, расположена ли лаборатория в Хантсвилле или в Сталинабаде.
Юбера слегка беспокоило, что ученый не стал спорить... Это была не решимость, а нечто другое, чего Юбер не мог определить.
Он уже собирался открыть дверь дома, когда вдруг рядом с ним появился Лени Хагеманн.
– Добрый вечер, – сказал шпет. – Или, вернее, доброе утро.
Юберу пришлось сделать усилие, чтобы не выдать свое волнение. Хагеманн что-то искал, надо было узнать, что именно.
– Доброе утро, – ответил Юбер. – Уже уходите на работу?
Немец сардонически улыбнулся, что не предвещало ничего хорошего. Открывая дверь, Юбер пытался убедить себя, что отец пришел потребовать у него ответа за то, что он переспал с его дочерью. Но он не верил в это.
– Мне надо поговорить с вами, господин Криг. – Давайте зайдем.
Юбер секунду смотрел ему прямо в глаза. Тот не пошевелился. Юбер вошел первым, чиркнул спичкой и зажег фитиль керосиновой лампы. Хагеманн закрыл за собой дверь.
Юбер указал ему на один из деревянных табуретов, сделанных Ханно.
– Садитесь.
Они сели по разные стороны стола, посреди которою стояла лампа. Желтый свет ярко освещал их напряженные лица, тогда как все вокруг было погружено в темноту. Это напоминало картину фламандской школы.
– Слушаю вас, – сказал Юбер.
Тот не стал вилять.
– Я следил за вами предыдущей ночью и этой тоже.
Юбер почувствовал, как отчаянно заколотилось его сердце. Новичок! Он вел себя, как новичок. Почему он с самой первой ночи не принял необходимых мер предосторожности, чтобы обрубить возможный хвост?
– Вы следили за мной этой ночью?
– Надо сказать правду: этой ночью вы от меня оторвались. Но я знал, куда вы пойдете, и оказался там раньше вас... Улица Чита, дом ученого итальянского происхождения, работающего в ракетной испытательной лаборатории.
Юбер подумал: "Тем хуже для него, я буду вынужден его убить..." – и не ответил. Но его решимость, должно быть, проявилась во взгляде, потому что гость оживленно запротестовал:
– Не бойтесь, я пришел не как враг. Я не донесу на вас... поскольку это не в моих интересах.
Юбер продолжал смотреть на него, как на обычного земляного червяка, которого можно раздавить каблуком.
– Продолжайте, – сказал он, – я обожаю истории этого рода.
Хагеманн продолжил, не заставив себя упрашивать:
– Я давно подозревал Ханно в принадлежности к разведке одной из западных стран... О! Я вас сразу успокою: Ханно не совершил ни малейшей ошибки. Вот только мне, его соседу, легко за ним наблюдать, а мой мозг сосредоточен на этом.
Юбер иронически спросил:
– Вы, конечно, и сами шпион?
Улыбка исчезла с лица немца.
– Да, и чтобы показать вам, что я играю честно, не стану ничего от вас скрывать: я работаю на организацию Гелена[6].
– Надо же! Вы не боитесь, что я на вас донесу?
Хагеманн снова криво улыбнулся.
– Нет, если я так говорю с вами, то потому что уверен в вас. Вы очень рисковали, стараясь установить контакт с Монтелеоне.
Юбер продолжал смотреть на него, твердо решив не говорить ничего, что могло бы подтвердить подозрения немца.
– Видите ли, в свое время мне сообщили из Бонна о приезде этого итальянского ученого. Так что я знаю, в чем тут дело... И теперь понимаю: Монтелеоне покинул США с согласия властей, а сегодня вы приехали за результатами работ, проведенных в испытательной лаборатории, возглавляемой профессором Шкловским. Вы согласны?
– Вы увлекательно рассказываете, – сказал Юбер.
– Это уже кое-что. Но не надейтесь, что сумеете так просто отделаться. Моя организация давно охотится за этими сведениями. До сих пор у меня не было никакого способа их получить, но приехали вы... Мы поделимся... Это не должно вас смущать, потому что мое правительство – союзник западных держав.
Теперь, когда Хагеманн открыл свои карты, Юбер спрашивал себя, был ли он искренен или он всего лишь платный провокатор МВД.
– Вы совсем сошли с ума, – сказал он. – Я пройдусь, чтобы поразмыслить над этим.
Он хотел встать, но в руке немца вдруг появился "вальтер 22 Лонгрифль".
– Нет, вы не уйдете отсюда, пока мы не договоримся.
– Раз вы заговорили таким тоном...
Он быстро размышлял. Хагеманн, проследив за ним до дома Монтелеоне, несомненно, видел, как он входил к ученому. Если бы он был агентом МВД, он бы непременно связался в эту минуту с дежурными милиционерами. Не было никакой необходимости ждать дольше. В СССР милиция не ждет, как в демократических странах, получения конкретных доказательств, чтобы произвести арест. Факта, что Юбер тайно проник к ученому, было более чем достаточно, чтобы его осудить, даже если бы не удалось добиться от него признания.
Рассуждая логически, Хагеманн должен был действительно работать на сеть Гелена. Но у Юбера не было ни малейшего желания отдавать планы ракеты "Пурга" западным немцам, тем более, что организация Гелена находилась под слабым контролем и в ней нашли работу многочисленные эсэсовцы. Достать планы ракеты для США было добрым делом. Это восстанавливало баланс между двумя супердержавами и укрепляло мир; но отдать их третьей стороне, тем более такой малопочтенной... И речи быть не может.
