— Очень приятно, инженер отряда Столяров.
— Споряну — из ЦАВИ.
— Эту штуку стоит посмотреть, — заметил майор, возвращая Споряну разрешение на право посещения базы. — Для вас особенно важно познакомиться с конструкцией двигателя.
— Интересен именно двигатель, — подтвердил инженер Столяров. — Он многим отличается от известных реактивных.
— Когда вы могли бы показать мне эту новинку? — осведомился Споряну. — Я приехал ненадолго, пока только познакомиться, договориться о времени демонтажа двигателя. Но любопытно посмотреть его конструкцию.
— Инженер Столяров познакомит вас, С ним договоритесь и о времени последующих встреч.
Споряну посмотрел на часы.
— Сейчас без четверти двенадцать. Я располагаю временем до шести.
— Михаил Андреевич, прошу заняться с товарищем Споряну, — сказал майор Медведев и поднялся. — В восемь ноль-ноль явитесь к командиру отряда. Надеюсь, до восьми освободитесь?
— Что вы, товарищ майор, — возразил Споряну. — Самое большее через три часа инженер Столяров будет свободен.
— Ну, желаю успехов.
Споряну и Столяров вышли на улицу.
— Прошу сюда, направо.
Они свернули на посыпанную жёлтым песком дорожку и направились к видневшемуся в полукилометре ангару.
— Если не секрет, товарищ Столяров, при каких обстоятельствах попал к вам иностранец?
— Особого секрета в этом нет. Однажды под утро звено патрульных истребителей обнаружило его на высоте пятнадцати километров. Скользил в пологом пике со стороны морской границы. Истребители радировали на базу, пристроились в хвост непрошенному гостю, предупредили, что он над чужой территорией и потребовали следовать за ними.
— А он открыл огонь…
— Нет, не сразу. Выкинул три струи белого тумана и под прикрытием этой завесы начал резко набирать высоту, продолжая полёт вглубь нашей территории. Открыл огонь. Повредил один из наших истребителей. Пришлось взяться за гашетки… Налётчик пытался уйти в сторону моря, резко спикировал, а потом развернулся и упал в море, неподалёку от берега.
Они вошли в ангар. Столяров откинул брезент.
— Вот он, полюбуйтесь…
Споряну постучал по фюзеляжу, определяя марку металла. Его заинтересовала сохранившаяся местами, точно хромированная, поверхность фюзеляжа. «Насколько, — думал Споряну, — это уменьшает трение и сопротивление воздуха? Это должно давать значительный выигрыш в скорости». Он присел на корточки, рассматривая выходные отверстия газовых камер. Измерил их, записал результаты в блокноте. Потом долго сидел неподвижно, думая о том, почему патрон выходных газов имеет три выступающих форсунки? Что даёт углублённое кольцо выхлопного жерла: усиливает разрядку газов или направляет отдачу? Из какого металла сделано выхлопное жерло, почему на нём не заметно следов влияния морской воды?..
— Сколько дней самолёт находился в воде? — спросил Споряну.
— Дней пять-шесть…
— Интересно… Необходимо послать на анализ образцы металла: фюзеляжа, особенно выходных сопл.
Столяров записал в блокнот эти предложения. Споряну поднялся на крыло и спустился в кабину самолёта. Больше часа находился он там, записывая что-то в блокнот, обмениваясь односложными фразами с инженером Столяровым. Наконец, вышел из кабины, соскочил с крыла на землю, отошёл на несколько метров, задумался.
— Оригинальная машина, — сказал он после длительного молчаливого созерцания. — Прошу вас выделить опытного авиатехника и трёх рабочих. Демонтаж буду производить сам. Приеду дня через три, а если задержусь, пришлю телеграмму.
Он достал платок, тщательно вытер руки, посмотрел на часы.
— Как время летит… Кажется, только что пришли, а уже без четверти три. Прошу извинить, что задержал. Очень любопытная конструкция.
Споряну вышел из ангара, рассказывая о своих первых впечатлениях. Поравнявшись со зданием штаба, они остановились.
— Извините за беспокойство, товарищ Столяров. Вернусь, поговорим обстоятельнее.
— Всего хорошего. Приезжайте, будете гостем.
Они обменялись рукопожатиями. Узнав, что начальник штаба выехал в город, Споряну попросил Столярова извиниться за поспешный отъезд и сел в машину. Через несколько минут «Победа» оставила две нитки колеи на склоне и скрылась за холмом.
Споряну сидел на заднем сиденье, перечитывая и обдумывая беглые записи в блокноте. Потом задумался, всматриваясь в покрытую белыми барашками свинцовую даль моря. Вспомнилась Зина. «Обязательно заеду в Ялту на пару часов. К ночи успею ещё вернуться», — решил Споряну и спросил шофёра:
— В Ялту дорогу знаете?
— Конечно.
— Сколько часов езды?
— Часа два. Можно и за час, если нервы не сдадут на поворотах. Дорога — сказка.
Споряну помолчал, посмотрел ещё раз на бушующее море, глубоко вздохнул и сказал нетерпеливо:
— В Ялту, только побыстрее…
— Есть в Ялту, — отозвался шофёр, набирая скорость.
Временами Споряну казалось, что машина летит по воздуху. На крутых поворотах он невольно хватался за переднее сидение. Шофёр ехал лихо, как умеют водить машины только шофёры Крыма и Кавказа. Вскоре они подъехали к Ялте. Споряну занял номер в гостинице, привёл себя в порядок и вышел на набережную. Пройдя квартала два по направлению к санаторию, в котором отдыхала Зина Кремлёва, он услышал позади себя знакомый голос:
— Тоня!..
Споряну обернулся. По асфальту набережной к нему бежала Зина.
— Ты откуда, Тоня? А я тогда целый день ждала тебя на аэродроме. Передумала кто его знает что…
— Здравствуй, Зиночка!.. Я знал, что ты волнуешься. Но предупредить никак не мог. Наш самолёт приземлился на учебном поле. Оттуда автобусом нас увезли, минуя аэровокзал.
— Я знаю, Тоня…
— Откуда? Разве ты видела нас?
— Нет, не видела. Мне по дороге один гражданин рассказал, что ваш самолёт приземлился на другом поле.
— Какой гражданин? Откуда он знает о нашем приезде?
— Он говорил, что был рядом, и добавил, что если тот, кого я жду, прилетел спецрейсом, то он уже уехал на автобусе.
— Болтун это какой-то, — резко сказал Споряну и взял Зину под руку.
— Я каждый день встречаю его на улице и даже заметила, что он наблюдает за мной с балкона, расположенного против моей комнаты.
Они прошли вдоль набережной до самого конца, свернули в переулок и скрылись за поворотом улицы, идущей к парку. В гостиницу Споряну возвратился поздно, позвонил Владимиру Петровичу в Симферополь, сообщил свой адрес и лёг в постель.
Он долго ворочался, курил и то думал о болтливом мужчине в сером плаще, то с беспокойством ждал звонка или телеграммы. Вставал, выходил на балкон, прислушивался к ворчливой песне морского прибоя, ложился в постель, и снова его мысли переносились то к Зине, то в Коктебель, то в ангар учебного отряда.
— Когда-нибудь должен же утихнуть ветер, — сказал он громко и повернулся лицом к стене.
Отяжелевшие веки начали медленно смежаться, и через несколько минут в комнате наступила тишина, нарушаемая только дыханием беспокойно спавшего человека.
Долго не спала в эту ночь и Зина Кремлёва. Ей казалось, что человек в сером плаще следит за ней. Она напряжённо прислушивалась к шорохам за окном, вскакивала при каждом новом звуке, долетавшем с улицы.
Несколько раз до её слуха доносились резкие телефонные звонки и приглушенный голос дежурного. Она ловила себя на мысли о том, что ни на минуту не перестаёт думать о Споряну.
В четыре часа утра Споряну разбудил стук в дверь.
— Вас просят к телефону, — донёсся из коридора голос дежурного.
— Переключите на мой номер, — ответил Споряну и вскочил с кровати. Он снял трубку и, услышав показавшийся незнакомым голос, машинально ответил:
— Доброе утро, Владимир Петрович! Я вас слушаю… В семь часов запуск? Да, да, сейчас же выезжаю. До свидания.
Споряну положил трубку, задумался. «Надо предупредить Зиночку», — мелькнула мысль. Он набрал номер санатория.
— Позовите, пожалуйста, Зинаиду Петровну Кремлёву. Двадцать пятая комната.
Женский голос резко ответил:
— Вам дня мало, гражданин? Утра дождаться не можете? Это же санаторий. Санаторий, понимаете?
Женщина положила трубку. Споряну недоуменно пожал плечами. Позвонил в гараж гостиницы, предупредил шофёра о немедленном выезде. Снова набрал номер санатория. Другой, более приветливый женский голос ответил:
— Говорит дежурный врач. Прошу ночью не беспокоить отдыхающих.
Споряну посмотрел на часы: «Чтобы не опоздать, нужно выехать немедленно. Пока доеду до санатория, пока уговорю дежурного вызвать Зиночку, пройдёт полчаса, если не больше. Опоздаю… Позвоню лучше из Коктебеля». Он быстро оделся, написал записку и, передав её швейцару, вышел на улицу и сел в машину.
