— Ну и… — протянул Лева.
— Надо арестовать двоих каких-нибудь, поавторитетнее, — уверенно заявил Денис. — Это обезглавит их. Тогда они нас станут неопасны. А потом — отпустим. И всего делов.
— Послушай, командир, давай не будем вязаться, — Червонец подошел и по-дружески положил руку на плечо Денису. — По-моему, сейчас ты "порешь горячку". Ну посуди сам… Какая тюрьма? Как они вообще смогут сорганизоваться, если в городе не будет никакой связи. Ни радио, не телевидения, ничего…
— Кроме того, — подключился Кошак, — каким образом, ты думаешь, они освободят зеков. Не забывай, в тюрьме — вооруженная охрана, которую мы не трогаем. А они — нас. Такой договор мы планируем с ними заключить, если ты помнишь. Ну, положим, наши заслоны они одолеют…
— С чего бы? — хмыкнул Лева. — Не такой уж и слабый у нас там отряд. Около тридцати человек, если я не ошибаюсь…
— Вот… — поддержал Кошак. — Ты эту тюрьму видал? Да там рота, как минимум, нужна, чтобы ее атаковать! Если ты помнишь, мы, собственно, поэтому и приняли решение оставить их в покое. Думаешь, тюремная охрана, которая, к слову сказать, к тому моменту уже будет "разбужена нами", поднята по тревоге и вооружена всем, чем только можно, просто так позволит "блатарям" себя одолеть?
— Да… Не нужно всего этого, командир, — заключил Лева.
— Вы, пожалуй, правы, — после минутного раздумья, согласился Денис. — Я что-то перенервничал. Ключевой момент здесь в том, что, действительно, без связи они не смогут организоваться. По крайней мере, быстро. А там "будем посмотреть". Закрыли вопрос…
17.08.2009. Россия, г. Армавир. ул. Кирова. 09:11
Маленькая лодка плавно качалась на волнах. Солнце, яркое-яркое, светило Сереге прямо в глаза, но, удивительно это его нисколько не раздражало. Он лишь щурился и улыбался. Морской ветерок приятно обдувал лицо. Хорошо, безумно хорошо было вот так сидеть в лодочке и покачиваться в такт неспешному морскому ритму. Невдалеке виделся берег, и это создавало ощущение безопасности, постоянной связи с остальным миром. Но в то же время Серый был как бы и обособлен от него, не причастен ко всему тому, что делают на берегу другие люди, "хомосапиенсы". У него был свой мир, и в этом мире он был счастлив.
"Наверное, это и есть то, что называют "своим маленьким счастьем", — думалось Серому.
Где-то совсем рядом, словно из неоткуда, послышались мелодичные звуки, похожие на шарманку или губную гармошку. Сергей огляделся по сторонам. Взяться музыке было решительно неоткуда. И тогда в его мозг, будто бы из глубин подсознания, начало закрадываться подозрение, страшное подозрение. Он даже застонал при мысли о том, что то, о чем он подумал, может быть правдой. Но вот далекий берег стал расплываться, пока не превратился в смазанное пятно на стекле.
Серега закрыл глаза и снова открыл их.
Прямо ему в лицо через открытую настежь балконную дверь светило южное жаркое утреннее солнце. Ветер, довольно сильный, что в этих краях не было редкостью, суматошно полоскал тюль и светлые занавески, поднимая их чуть ли не до потолка. Серый повернул голову и уставился на большие круглые часы на стене. Десять минут десятого.
"Ну и какого лешего я встал в такую рань? — с досадой подумал он. — "Шабашки" сегодня нет, дел никаких тоже. Кто, блин, меня дернул будильник ставить?"
Мобильник на полу продолжал исполнять уже надоевшую композицию, вибрируя и вертясь на ковре. Ольки рядом не было. Она последнее время вставала рано. Скоро рожать. Нет, она не нервничала.
"Все рожают, и я рожу", — говорила.
Она у него — молодец!
На кухне слышались женские голоса и звук работающего телевизора.
"С матерью завтрак готовит", — про себя Серега и сладко зевнул.
"Стоп, — щелкнуло у него в голове. — Так это же не будильник".
Он приподнялся на локте, сгреб в ладонь трубку. На экране высвечивалась надпись "Неизвестно".
"Это кто еще такой?" — подумал Серый.
— Алло, — выдавил он.
— Сергей Константинович? — послышался мужской голос.
— Да, я, — чуть помедлив, ответил Серега.
Он и забыл, когда его последний раз называли по имени-отчеству.
— Здравствуйте. Я хотел Вам напомнить, что товар должен быть в четверг.
Серый соображал долю секунды, затем подскочил на кровати и сел. Сон как рукой сняло. Сердце забилось сильнее, заставляя кровь в жилах течь быстрее и перерабатывать внезапно хлынувший в организм адреналин. Несколько секунд он сидел на кровати и тупо пялился на дверцу стоящего напротив старого шифоньера. Молчание явно затягивалось, но он никак не мог привести в порядок свои мысли и найти в ворохе последних впечатлений и обрывков информации нужный текст.
В груди похолодело. Знакомое чувство. Это был страх. Не тот страх, когда видишь несущуюся на тебя дворовую злую собаку или ожидаешь расплаты за неосторожно брошенное на улице слово в сторону какого-нибудь "шкафа". Это все мелочи. Почему? Да потому, что ты в общих чертах заранее знаешь, что с тобой произойдет. Ну, максимум, будешь ходить покусанным или с подбитым глазом. Нет-нет, это был страх совершенно иного рода, страх безызвестности, страх неведения.
Серега испытал его перед первым боем, тогда, на войне. Боялся ли он смерти? Поначалу да. Молодой все же. Хотелось пожить. Но потом Серый его, этот страх, выбросил. Там же, на войне, под Шатоем.
Столько лет прошло, а этот момент в своей жизни Сергей помнил до мельчайших подробностей, вплоть до оттенков цвета неба и листвы, запаха горных трав и пения птиц. Помнил, и, наверное, будет помнить всю жизнь. Ведь что-то тогда в нем произошло, какое-то незаметное другим, но еще как заметное для него самого изменение внутреннего мира. Он почувствовал это всем своим существом, каждой клеточкой своего молодого тела. После этого он стал другим человеком. Окружающие не замечали в нем никаких изменений, да и не могли заметить. Это было очень глубоко. Сам себе он сформулировал произошедшее так: "Я почувствовал на себе прикосновение смерти. Теперь я знаю, что это такое, и я больше не боюсь".
А происшествие-то, смешно сказать, длилось всего несколько секунд и было каким-то до ужаса глупым, несуразным, гротескным, даже анекдотичным что ли… Хотя, как там у Ремарка: "Смерть не бывает смешной, смерть всегда значительна". Это Серый уже ближе к "дембелю" почитывал, коротая дни и часы "в промежутках между войной". И если смерть эту смешной назвать нельзя, то уж нелепой — точно можно.
Серегин взвод скакал по горам, имея задачу выявлять крупные скопления "духов", склады с оружием и боеприпасами, места постоянной дислокации, и прочая и прочая…
Серый шел в арьергарде, прикрывал с тыла, то бишь. И вдруг сзади, не так, чтобы очень далеко, но и не рядом, кто-то во всю глотку заорал: "Аллах Акбар"! Тому, что сделал сержант в этот момент, его не учили, ни в полку, ни в разведвзводе: он просто-напросто, не отпрыгивая, не падая на землю и даже не наклоняясь, развернулся вокруг своей оси и веером от живота опустошил весь рожок.
Это была не трусость. Просто первая реакция. И тут для Сергея время как будто бы изменило все течение, словно кто-то переключил видеомагнитофон на режим замедленного просмотра. Он четко увидел пролетающую в пяти сантиметрах от своего лица гранату.
"Да невозможно это", — повторял он себе потом тысячу раз.
А внутренний голос твердил: "А я видел, хоть и невозможно".
Потом Серый разглядел стоящего метрах в пятидесяти от него высокого и худого бородатого "духа" с зеленой повязкой на заросшей голове. Судя по всему, он выбежал из "зеленки", леса то есть. На плече чечен, или кем он там был, держал дымящуюся "Муху". Такой же гранатомет, кстати, висел и у Сереги за спиной.
"Мы с "духами" в одном магазине отовариваемся", — грустно шутил командир.
Все действие заняло не дольше одной-двух секунд. Граната разорвалась где-то в стороне от тропы.
"К бою!", — прозвучала резкая команда, но бойцы ужу сами повалились на землю и теперь, передвигаясь по-пластунски, старались занять наиболее выгодную позицию для обороны. Лежащий на земле Серега быстро менял рожок, не спуская глаз с "духа". Однако необходимости в этом не было. Чечен медленно опустился на колени и тяжело повалился на бок.
Группа ждала, но атаки не было. Командир послал бойцов проверить опушку леса, и те, вернувшись, доложили, что там "чисто". Серега подошел к "духу", которого уже обыскивал прапор. На груди виднелись два пулевых отверстия.
"Это я его "ухлопал" — подумал сержант.
— Так он че, один был? — недоуменно спросил кто-то из бойцов.
— А ты на руки его посмотри, — бросил прапор.
Предплечья "духа" были усеяны многочисленными красно-синими точками.
— И вот на это тоже, — добавил он, доставая из нагрудного кармана тонкий шприц, наполненный, судя по всему, какой-то наркотой.
— Обдолбился, козлина, — брезгливо поморщился командир. — Тоже мне, воин, блин!
