легендарная старушка открыла рот, хотела что-то сказать, но неожиданно повалилась на бок и умерла от разрыва сердца. Журналистка былсг единственным человеком, кто пришел проводить Марию Григорьевну в последний путь.
Лишь в начале апреля 1919 года до Ленина доползут бумаги из ВЧК с предложением не расстреливать Каламатиано, а использовать его в обменных внешнеторговых операциях. Он их рассмотрит и одобрит, самолично написав, что «ввиду того, что имеется возможность использовать Каламатиано как заложника, которого можно будет обменять в ходе переговоров с американцами, решено его не расстреливать, а держать в тюрьме».
Время шло, и только в голодный 1921 год Ксе-нофона Дмитриевича и еще нескольких американцев обменяли на поставки продовольствия из США в Россию. Выпуская его из тюрьмы, ему так и не вернули серебряные часы и деньги, которые за три года бесследно исчезли. Вернувшись в Америку, он писал своему другу Харперу: «Мое единственное страстное желание теперь — сделать что-то, чтобы помочь вышвырнуть болов, — как он называл большевиков, — что бы ни случилось, я скоро вернусь туда».
Он снова рвался в разведку, писал обширные послания в Госдепартамент о том, что в России у него «осталось много друзей в различных политических партиях» и что он может быть весьма полезен. Девитт Пул дал ему отличную рекомендацию. Пока высшие чиновники Госдепа раздумывали и занимались проверкой его прежней деятельности, он некоторое время преподавал сначала в Чикагском университете, а потом в Калверовской военной академии в штаге Индиана.
В марте 1923 года его желание попасть в штат военной разведки было удовлетворено, ему разрешили подать заявление, однако за месяц до этого, поехав на охоту, он отморозил ногу, не придав этому особого значения. Нога стала опухать, и пришлось ампутировать несколько пальцев. Но было уже поздно, началась гангрена, и 9 ноября 1923 года Каламатиано умер. Ему не было еще и пятидесяти.
Бывший московский генконсул Девитт Пул очень сожалел о кончине столь талантливого своего помощника, продолжая контактировать со спецслужбами. Во время второй мировой войны он занимал пост директора отдела зарубежных национальностей Министерства стратегических служб. А после войны стал президентом Национального комитета за свободную Европу, который существовал под эгидой ЦРУ и финансировал радиостанцию «Свободная Европа».
Аглая Николаевна, потеряв сына и узнав из печатных объявлений, которые вывешивались на театральных тумбах, о расстреле Каламатиано, была вынуждена пойти работать в швейные мастерские Малого театра, вышла замуж за бывшего сослуживца мужа, ставшего красным генералом и имевшего взрослую дочь Тасю от первой жены. В 1938-м мужа неожиданно арестовали и расстреляли. Аглаю Николаевну вместе с Тасей отправили в томский женский лагерь для членов семей репрессированных, где Лесневская провела неполных два года и умерла. Ей шел шестьдесят второй год.
Последний месяц перед смертью она уже не вставала и рассказывала своей падчерице странную историю о любви к русскому греку из Америки и о незабываемом лете 18-го года. Речь ее не всегда была понятной, но последним словом мачехи было звучное имя этого американца — Каламатиано, озаренное улыбкой лагерной узницы.
— Каламатианос — это сказочный танец… любви, — прошептала она и умерла с улыбкой на устах.
Она верила, что там, на небесах, они обязательно встретятся.
