Д'Онофрио, однако, оказался не в духе. Он с раздражением и неприязнью оглядел кресло, особенно внимательно присматриваясь к серым пластиковым накладкам на подлокотниках, привинченным к металлическим трубкам винтами с крестообразными шлицами на головках, и вынес свое суждение:
– Не знаю, не знаю. Не так-то легко сверлить и обтачивать этот пластик. Лучше заменить его на тиковое дерево. Его, черт побери, полегче обрабатывать.
Быстренько прикинув что и как, я согласился.
– Валяй, делай.
– Со стальными трубками проблем не будет. Их можно резать и сваривать. Но вот трубки спереди надо заменить – взять внутренним диаметром побольше.
– Но соединительный шов должен быть незаметным даже при пристальном разглядывании, – потребовал я. – Что, если их распилить хирургической ножовкой?
– Вот я как раз и собираюсь это делать.
– Ладно. Но мне надо, чтобы все было сделано за час, максимум за два.
– За час? – он даже задохнулся от возмущения. – Да ты, едрена мать, оказывается, шутник. – Он обвел короткой пухлой ладонью кругом загроможденной всяким барахлом мастерской. – Смотри. Все забито под завязку. Разгребать надо, дел не оберешься.
За час, два, хоть и поджимало, сделать было можно. Конечно же, он набивал цену, а у меня времени просто не оставалось. Поэтому я вытащил пачку банкнот и помахал ими у него перед носом.
– Готов платить премиальные за скорость.
– Ну ладно, посмотрю, что тут можно придумать.
* * *
Предстояло встретиться еще с одним человеком, что оказалось самым трудным и в некотором смысле самым рискованным делом. Время от времени полицейские, агенты ФБР и ЦРУ вынуждены прибегать к услугам специалистов по изменению внешности. Обычно такие люди работают в театре, где занимаются изготовлением всяких гримов, париков и разных протезов, но специалисты по изменению внешности – это высший класс, и их очень мало. Они должны уметь перевоплотить агента полиции или разведки в совершенно другое лицо, которое невозможно распознать даже под самым пристальным взглядом. При этом еще техника маскировки – самая минимальная, а мастеров своего дела – раз два и обчелся.
Мне говорили, что самым лучшим таким художником является один человек, который иногда выполнял задания ЦРУ (а также гримировал многих киноактеров и телевизионных звезд, ну и еще известных религиозных и политических деятелей), но он, оказывается, уже не работал и проживал во Флориде.
Наконец, обзвонив многие салоны красоты и театры в Бостоне, я узнал адрес одного старого ветерана, венгра по происхождению, по имени Айво Балог, который кое-что делал для ФБР и, стало быть, был знаком с этим делом. Как мне сказали, он как-то сумел так загримировать агента ФБР, что тот проник в мафиозный клан в Провиденсе, да не раз, а дважды. Вот такой мастер мне как раз и нужен был.
Я узнал, что он является совладельцем гримерной театральной компании и обычно работает в офисе своей фирмы в старом здании в деловой части Бостона. Незадолго до полудня я связался с ним по телефону.
Поскольку мчаться в Бостон и возвращаться назад у меня просто времени уже не было, мы договорились встретиться в придорожной гостинице «Холидей» в Уорчестере, где я забронировал номер на одни сутки. Чтобы поехать и встретиться со мной, Айво пришлось отказаться от намеченных дел и встреч и перенести их на потом; при этом я намекнул, что игра стоит свеч и о потраченном времени жалеть ему не придется.
– Теперь мы должны разделиться, – сказал я Молли, когда подъехали к гостинице «Холидей». – Ты иди и сделай все, что нужно для вылета. Ну а когда закончишь – возвращайся сюда ко мне.
* * *
Айво Балогу на вид можно было дать лет семьдесят, по огрубевшим чертам лица, багровым щекам и носу сразу было видно, что он горький пьяница. И тем не менее, с первого же взгляда мне стало ясно: несмотря на то, что в жизни он опустился донельзя, разума и сообразительности отнюдь не потерял.
Прежде чем открыть сумку с принадлежностями, он не менее, пожалуй, четверти часа просто стоял и со знанием дела дотошно изучал мое лицо и строение тела.
– Но кем же вы точно хотите стать? – наконец требовательно спросил Айво.
Мой ответ, хотя, как я полагал, был исчерпывающе ясен и обоснован, его никак не удовлетворил.
– А чем, по-вашему, зарабатывает себе на жизнь тот человек, на которого вы хотите походить? – продолжал расспрашивать он. – Где он проживает? Богат ли он или беден? Курит ли? Женат ли?
Минут пять-десять мы обсуждали всякие детали моей новой биографии для прикрытия. Несколько раз он отвергал мои предложения, повторяя снова и снова, словно некое заклинание, слова с сильным акцентом:
– Нет. Сутью любой достойной композиции должна быть простота.
Первым делом Балог обесцветил мои темно-каштановые волосы и брови, а затем придал им сероватый оттенок.
– Я могу прибавить вам лет этак десять – пятнадцать, но больше никак нельзя, будет подозрительно, – предостерег он.
Для чего мне все это понадобилось, он и понятия не имел, но совершенно очевидно, что в нем ощущалась известная напряженность, да и он чувствовал то же самое во мне.
Мне явно нравились его скрупулезность и предусмотрительность. На лицо он сначала наложил химический лосьон, чтобы придать ему загорелый и обветренный вид, а затем еще раз тщательно прошелся по деталям, чтобы отдельные складки особенно не выделялись.
– На все это уйдет по меньшей мере часа два, – пояснил он. – полагаю, у нас это время найдется.
– Да, – заверил я.
– Хорошо. Теперь позвольте мне взглянуть на одежду, которую вам придется надеть.
Внимательно осмотрев костюм и начищенные до блеска черные ботинки, он одобрительно кивнул головой. Немного подумав, он спросил:
– А где же бронежилет…
– А вот он, – ответил я, поднимая охотничью рубашку «Кул Макс» с глухим воротником, сшитую из сверхлегкого специального материала, который, как уверял Сиджер, в десять раз прочнее железа.
– Великолепно! – в восхищении воскликнул Балог. – Немного узковата, ну да ничего.
Когда оттеночный крем немного просох, Балог покрыл эмалью мои зубы, чтобы они потемнели, приделал мне небольшую аккуратную бородку с проседью, надел очки в роговой оправе и придал тем самым совершенно естественный вид, так что нельзя и догадаться, что я загримирован.
Молли, вернувшись в гостиницу, сразу меня и не узнала и, приложив от удивления ладонь ко рту, воскликнула:
– Боже мой, вылитый старик. Ты уже обманываешь меня во второй раз.
– Будет и третий, двух раз маловато, – ответил я, впервые повернулся к зеркалу и был тоже поражен. Перевоплощение оказалось просто сверхъестественным.
– Кресло в багажнике, – сказала она. – Ты же собирался хорошенько осмотреть его. Послушай…
Она с подозрением посмотрела на гримера, и я попросил его выйти на минутку в коридор, пока мы беседуем.
– Ну в чем там дело? – встревожился я.
– Да вот, возникла одна проблема с этими слушаниями в сенате. Обычно они открываются и ведутся публично, за исключением особо предусмотренных случаев, и тогда проводятся при закрытых дверях. Но вот на этот раз по какой-то причине – может, потому что будут напрямую транслироваться по телевидению, – на заседания допускаются лишь представители прессы и «приглашенные гости».
Ответил я спокойно, стараясь не поддаваться панике:
– Ты же сказала «возникла». «Возникла одна проблема».
Она как-то жалко улыбнулась, видимо, обеспокоенная чем-то.
– Я позвонила в офис нашего нового сенатора от штата Массачусетс, – сказала она, – и представилась административным помощником доктора Чарльза Ллойда из Уэстона, который якобы сейчас в Вашингтоне и хотел бы лично поприсутствовать на слушаниях. Помощники сенатора, как всегда, готовы оказать услугу своим избирателям. Так что пропуск в сенат уже ожидает тебя у зала, где будут проводиться слушания.
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
– Ну, спасибочки, – ответил я. – Но у меня ведь нет никакого документа на это имя, а время на его…
– А при проверке удостоверения никто и не спрашивает. Я попросила… сказала им, что у тебя стащили бумажник с деньгами и всеми документами, ну, они посоветовали, чтобы ты позвонил в вашингтонскую полицию насчет пропажи. Так или иначе, для прохода на открытые слушания удостоверений личности никогда не требовали, да и пропуска, между прочим, редко когда спрашивают.
– А что, если проверят и найдут, что такого человека не существует?
– Да не будут они проверять, а даже если и будут, то такой человек существует. Этот Чарли Ллойд – он заведующий хирургическим отделением в нашей Массачусетской больнице широкого профиля. А отпуск он всегда проводит на юге Франции. Я все проверила и перепроверила. Как раз сейчас доктор Ллойд вместе с женой находится в отпуске и сидит на песочке на Йерских островах близ Тулона. Разумеется, в случае звонка его персонал в больнице ответит, что доктора в городе нет. Ведь никому не интересно, что их шеф пьянствует в Провансе или в каком-нибудь другом месте.