Джозеф Гамильтон - Оружие и правила дуэлей

Ознакомительная версия.

Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Аристократы, благородные люди и джентльмены христианского мира по прочтении этой книги или исходя из собственного опыта не могут не признать, что в современном обществе они не обладают адекватным средством защиты против оскорбления или вызова.

Майор Доусон, с чьей смелостью и отличным чувством юмора мы знакомы, получил вызов от коллеги-офицера того же звания за то, что майор заставлял его взять еще один бокал; генерал Барри был вызван капитаном Смитом потому, что отказался выпить с ним вина за обедом на пакетботе. Генерал тщетно пытался принести извинения, убедительно объясняя, что в море от вина его мутит. Доктор Додд говорит: «Я знавал, что человеку бросали вызов за то, что он резко вышел из помещения, и достойного человека прервали на полуслове его объяснений». Мы можем привести тысячи подобных примеров[1], которые напоминают нам о ссоре между Виолой и сэром Эндрю Агуе-Чик, в которой последний сказал: «Вы из-за пустяка разбили мое сердце», а Виола ответил: «Вы без всякого повода обнажили против меня шпагу».

В правительстве, в парламенте, при дворе и в судах; на маскараде, в танцевальном зале и театре; в клубе, таверне и на улице; в любой ситуации и в любом обществе необдуманное поведение одного лица может задеть чувства другого.

Члены королевской семьи, государственные министры, законодатели, судьи и другие общественные деятели, которые могли бы привести в свою защиту их официальное положение, все уступают давлению сложившейся традиции, которую втайне презирают. Даже священнослужители вступают в подобные конфликты[2]; и даже генерал Гамильтон после того, как письменно выступил против дуэлей, к сожалению, не устоял против искушения сразиться с Аароном Барром, от руки которого он и пал жертвой на том же самом месте, где раньше погиб его сын. И кому придет в голову искренне удивляться, что молодые люди из Оксфорда, Кембриджа, Итона, Вестминстера и других школ поменьше рангом то и дело вступали в смертельные схватки? Или же люди, которые вели более скромный образ жизни, должны были одобрять то, что мир называл законами чести, и «прибегать к барьеру, а не к закону»?

Родившиеся и получившие образование в стране, которую выразительно называют Земля дуэлей, знакомые со многими ее лихими обладателями, мы с давних пор считали предметом гордости умение стоять под дулом пистолета. Порой мы считали себя обязанными требовать возмещения за ущерб или сатисфакции за оскорбление, но с глубочайшей благодарностью отмечаем тот факт, что контролер всех человеческих действий (т. е. Господь) никогда не считал необходимым, чтобы современник стоял под дулом вашего пистолета, когда вы имели право на выстрел[3].

В течение последних тридцати лет у нас скопилось много знаний о поведении дуэлянтов и секундантов, и ныне мы испытываем совершенно противоположные чувства по отношению к данной теме. Половину этого времени мы вместе с другими были твердо убеждены, что дуэль – это необходимое зло, но тем не менее она лучше, чем что-либо иное, исправляет пороки, которыми изобилует общество. Слава Небесам, теперь мы придерживаемся совершенно иных воззрений на эту тему и, шокированные жесткостью тысяч историй и случаев, которые мы собрали с целью публикации, стремимся положить конец этому порочному чудовищу или в крайнем случае лишить его когтей и клыков. Если нам не удастся убедить сограждан воздерживаться от такого рода действий, то наша озабоченность будет преследовать их, пока вмешательство юридических инстанций не станет последним средством для устранения зла, которое столь часто выступает в роли последнего довода. Мы постараемся убедить носителей верховной власти и законодателей, что личные чувства и благие пожелания не смогут послужить надежной защитой. Мы приведем имена принцев и дворян, частных лиц и безупречных джентльменов, принимающих участие в создании судов чести для разбирательства споров, которые подлежат урегулированию; и мы будем продвигать другие подобные мероприятия для полного устранения практики, которая после долгого изучения ее опыта, после разговоров и раздумий привела нас к сознательному убеждению, что «достоин уважения отказ от нее, а не соблюдение». В конечном итоге нам стало ясно: любыми способами надо устранять оскорбления, обиды и грустные последствия, которые так часто сопутствуют единственной стычке.

Прежде чем мы собрались изложить наши соображения относительно дуэлей, имея в виду полный отказ от данной практики, мы тщательно рассмотрели едва ли не каждую публикацию на эту тему, старательно собирая любые возможные советы и подсказки, все аргументы христиан, моралистов и просто обладателей здравого смысла. Мы разослали копии этой работы в несколько судов христианского мира, но нам не удалось добиться успеха в единовременной оценке этой темы. Мы выяснили, что существует общее убеждение: «Практика, санкционированная временем и прецедентами, устояла перед насмешками сатириков, террором карательных законов, увещеваниями проповедников и страхом перед будущим положением дел и никогда не исчезнет». Мы нашли высокопоставленных лиц, таких как Джонас Хануэй, которые думают, что «пока многие придерживаются ложных принципов действий, невозможно устранить даже самые пагубные обычаи». Мы убедились, что многие придерживаются точки зрения сэра Вальтера Скотта, который в письме нам сказал на эту тему: «Отдавая самое глубокое признание филантропии ваших мотивов, я все же опасаюсь, что практика дуэлей так глубоко внедрилась во все слои общества, что, по крайней мере, пока человечество не обретет более ясный взгляд на большинство моральных принципов, вряд ли от нее удастся избавиться».

Мы знаем, что два суверена христианского мира стали дуэлянтами и что остальные признали печальную необходимость дуэли. Издатель «Литературной газеты» доказывает, что, изучив переписку между лордом Веллингтоном и Уинчилси, он пришел к выводу, что его высочество высказывает следующее мнение по этому поводу: «Это дело личной чести и личных чувств, и, будучи солдатом, приходится в таких вопросах проявлять большую чувствительность, чем представителю другого класса общества». Он приходит к выводу, что такое развитие событий было неизбежным[4].

Лондонский редактор очень справедливо говорит: «Дуэли стали настолько привычным делом, что мы почти не обращаем внимания даже на самые последние случаи. Даже те, кто фиксирует такие случаи, считают, вполне достаточно упомянуть, что имела место встреча между двумя джентльменами, словно между ними состоялся вежливый разговор, а не встреча на поле боя, где часто приходится слышать слова, сказанные шекспировским Ричардом: «Для одного из нас или для обоих – время пришло».

Когда британский посол представил королю Франции Джорджа Роберта Фицджеральда, его величество был проинформирован, что ирландец принимал участие в двадцати шести дуэлях с фатальным исходом. Лейтенант военно-морского флота К...кс в течение одного дня дрался на трех дуэлях. Баррингтон говорит, что в течение его долгой жизни состоялось двести двадцать семь памятных и официальных дуэлей. Некий писатель насчитал сто семьдесят две дуэли, на которых шестьдесят три человека были убиты и девяносто шесть ранены; в трех случаях погибли оба дуэлянта, а восемнадцати выжившим был вынесен приговор от имени закона, который они преступили. Мы смогли найти четыре газеты, которые сообщали о двенадцати гибельных встречах такого рода[5]. И теперь конечно же вместе с «Юлием Цезарем» Шекспира мы можем утверждать, что «сразить – всего лишь слово; таков образ действий».

Потерпев неудачу в наших попытках добиться запрещения этого образа действий, мы решили попробовать, удастся ли уменьшить сопутствующее ей зло. В нескольких тысячах анекдотов и случаев, собранных за тридцать лет, мы нашли массу доказательств, что в связи с этой практикой ежечасно свершаются самые большие жестокости и ошибки. Мы пришли к выводу, что в будущем они могут быть предотвращены широким распространением хорошо составленного кодекса законов, в котором высшим доказательством благородства и чести будет сопряжение их со справедливостью, гуманностью и здравым смыслом; мы получили одобрение от нескольких наших опытных друзей, а также нашли подтверждение в решительном заверении Платона, что нет более почетного дела, чем придумать, как плохое превратить в хорошее.

Ознакомительная версия.