Естественно, мощь натовской авиации предполагалось использовать не столько для защиты от потенциально возможного нападения, сколько для атаки советских военных баз на Кольском полуострове и на Балтийском море.
Понятно, что Центр интересовало все, что касалось проведения «Большого охвата». Мне был поручен сбор этой информации. И я безотлагательно отправился в Буде. На «Мобил Ойл» в Осло заправил под завязку бак «Понтиака» и взял курс на север Норвегии в район Буде, где проводились маневры.
Старонорвежское «Норд вегр», от которого и пошло название страны, в переводе означает «дорога на север». Это красивейший путь через огромные пространства трех областей: Нурланда, Тромсе и Финмарка. Это сотни километров горных дорог, украшением которых служит ледовая шапка величественной Сулительмы, поблескивающей с высоты почти двух тысяч метров. «Норд вегр» — это долгий путь вдоль берега моря, доносящего морозное дыхание фиордов. Стройные ряды осин и ольхи, берез и елей, столь привычных для этих мест деревьев, теснятся к самой полоске шоссе, почти задевая своими раскидистыми ветвями быстро бегущие на север автомашины.
На второй день пути узкая полоска Сальт-фиорда слева от дороги становится шире, открывая взору просторы Норвежского моря. В воде возникают два острова Стрем и Кнаплунд, будто стерегущие с юга вход в фиорд. На северном же берегу у подножия причудливо врезанных в небо горных вершин лежит небольшой городок с пестро раскрашенными домами. Это и есть Буде.
Прямо в центре города расположен аэродром — важнейшая военно-воздушная база НАТО.
Я припарковал свой «Понтиак» у отеля, стоявшего неподалеку от аэродрома, и вошел в гостиницу. Достав бумажник, плотно наполненный купюрами, поинтересовался у администратора:
— У вас не найдется номер повыше этажом и с окнами на север? — Сказав это, я окинул норвежца многозначительным взглядом и достал из портмоне несколько банкнот.
— Да, у нас есть такой номер, — любезно ответил мне администратор, принимая вознаграждение. — Желаете посмотреть?
Я поднялся на четвертый этаж. За окнами предложенного мне номера открывался прекрасный вид на север, на интересовавшую меня военную авиабазу. Администратор получил дополнительные чаевые, а я устроился у окна. Достал из чемодана кинокамеру с мощным телеобъективом и начал осторожно снимать свое кино.
Прямо передо мной садились и взлетали самолеты. Это были американские «Сейбры». Мне было известно, что недавно ВВС США дислоцировали в Буде две эскадрильи F-86-x.
Для середины пятидесятых это был хороший серийных истребитель. Он прослужит в американских военно-воздушных силах более 20 лет. F-86 «Сейбр» вошел в историю авиации тем, что первым среди западных самолетов был способен преодолеть скорость звука. В США он появился в составе 94-й эскадрильи на базе ВВС в Марч в 1949 году. «Сейбр» был вооружен 12,7-мм пулеметом, 20-мм пушкой и 24 неуправляемыми ракетами. Кроме того, он мог нести до 900 кг бомбовой нагрузки. Это был внушительный арсенал. Свое боевое крещение «Сейбры» получили в небе над Кореей. Наши МиГи-15 сбили тогда немало F-86. Но это уже другая история.
В Норвегии «Сейбры» должны были защищать корабли и бомбардировщики НАТО от гипотетического нападения русских.
Я продолжал снимать. В море маячили корабли поддержки и авианосцы. Сюжет фильма получался именно такой, какой и был заказан Центром.
И вдруг я увидел нечто неожиданное. Из ангара медленно выкатывался огромный по своим размерам ширококрылый самолет, чем-то напоминавший гигантский планер. «Неужели это он?» — Промелькнула догадка. Кажется, передо мной был тот самый самолет-шпион, который интересовал Москву.
— Ну и каракатица! — Прошипел я про себя. Должен сказать, мне совсем не понравился неказистый вид воздушного разведчика.
Самолет, выезжавший из ангара аэродрома в Буде, полностью соответствовал описанию, полученному резидентурой ГРУ в Осло.
Видимо, его перегнали через океан совсем недавно для начала разведывательных полетов, — подумалось мне.
Сменив объектив кинокамеры на более мощный, я добился нужного увеличения снимаемого объекта и включил мотор. Подробно оглядев самолет-шпион, я повел камеру в сторону, к взлетной полосе, затем снова вернулся к ангару.
Я знал, что «У-2. Аокхид» — это абсолютно новая машина. Американцы после Второй мировой войны постоянно направляли в наше небо самолеты-разведчики. Потолок их полета не превышал 12 километров, да и радиус действия был невелик. Советская система ПВО с ними справлялась, их сбивали. Но «У-2» мог лететь на почти космической высоте — свыше 20 километров. Реактивные двигатели тогдашних наших самолетов-перехватчиков на этой высоте могли развить лишь пять процентов той мощности, которую они имели в более низких слоях атмосферы, и с задачей перехвата «У-2» справиться не могли. Зенитно-ракетные комплексы середины 50-х имели потолок лишь порядка 18 километров и тоже были беспомощны в борьбе с этим самолетом-шпионом.
Словом, «У-2» тогда был практически неуязвим. Кроме того, он мог развивать крейсерскую скорость свыше 800 километров в час и гарантировал 5 часов беспрерывного полета без дозаправки. Ну а его шпионские фотокамеры давали за полет до 4000 снимков, каждый из которых покрывал район шириной в 200 км. При этом зоркость объектива была настолько высока, что камера могла разглядеть с 20-километровой высоты заголовок в «Правде», которую читал у себя на даче Никита Сергеевич Хрущев.
По аэродрому в Буде работало не только Главное разведывательное управление Генштаба. Аналогичную задачу решал и Первое главное управление КГБ (внешняя разведка) в лице своего резидента в Осло генерала Ивана Александровича Тетерина. КГБ даже удалось завербовать норвежца Селмера Нильсена, работавшего на аэродроме в Буде. От него в Центр шла информация обо всех полетах «У-2» с норвежской базы до тех пор, пока Нильсен не был раскрыт контрразведкой Норвегии.
Скромную лепту в поток разведданных об «У-2» внес и я.
Четыре года — с 1956 по 1960 — американцы беспрепятственно осуществляли его полеты с разных направлений — из норвежского Буде и японского Ацуги, из западногерманского Дисбадена и турецкого Инджирлика, из английского Лейкенхита и пакистанских Лахора и Пешавара.
На всех этих военных базах были расквартированы специальные подразделения, подчинявшиеся сразу двум хозяевам — ЦРУ и Главному штабу ВВС США. Им присвоили условное обозначение «10–10». В целях конспирации утверждалось, что они подчиняются Национальному управлению по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). На самом же деле на подразделение «10–10» возлагалась задача ведения шпионажа против СССР путем засылки в воздушное пространство страны самолетов-разведчиков «У-2». Для работы на «дабл тен» (то есть «две десятки») рекрутеры из ВВС США нанимали лучших пилотов, интригуя их перспективами экзотических полетов на суперсовременных реактивных лайнерах и супер заработной платой в 2500 долларов. По тем временам это были огромные деньги.
В Буде подразделение «10–10» возглавлял полковник Бирли. Его работу контролировал начальник штаба ВВС США генерал Томас Д. Уайт и наезжавший временами в Норвегию командующий ВВС США в Европе генерал Эверест.
Отсняв из окна отеля в Буде все, что было необходимо, я отправился на прогулку. Совершил небольшой променад вокруг городской авиабазы. Понаблюдал, что за транспорт въезжает и выезжает с аэродрома, проследил за обстановкой в ангарах и на взлетной полосе, за работой вспомогательных служб. Затем пошел к берегу моря. Устроился в тихом и укромном местечке подальше от посторонних глаз и в мощный бинокль начал наблюдать за действиями военно-морских сил в ходе развернувшихся передо мной натовских маневров. Делал краткие условные пометки в блокноте, чтобы позже при составлении отчета о поездке не забыть какую-нибудь важную деталь.
Затем я достал фотокамеру и телеобъективы к ней. Отщелкал несколько пленок. В конце концов, основная работа была завершена и можно было возвращаться в гостиницу.
Перед ужином я заглянул в бар. За столиком сидели два офицера американских ВВС. Судя по погонам, один из них был полковником, а другой — капитаном. Видимо, оба зашли в бар пропустить по рюмочке после дневных полетов.
Я заказал себе стаканчик виски и устроился в глубине зала чуть в стороне от их столика. Потягивал виски и поглядывал на американцев. Они что-то громко обсуждали. Казалось, какие-то перипетии дня. Закончив беседу за столом, оба американца отправились к стойке бара взять себе выпить что-нибудь еще.
Я бросил взгляд на оставленный ими столик, а на нем лежал сложенный вдвое желтый лист бумаги. Приглядевшись повнимательнее, я понял, что это не простая писчая бумага. Скорее всего, это был тот самый особый вид канцелярской бумаги, который используется в учреждениях под разного рода документы.
