— Итак, что я могу для вас сделать? — спросил он.
— Вы можете выполнить свое обещание, — дружелюбно сказал Томас. — Вы помните, что в свое время я просил позволить мне умереть после выполнения миссии.
— Помню, — медленно ответил Гувер.
— Ну так вот, — весело воскликнула Памела, — время пришло. А после этого мы хотим пожениться как можно быстрее.
Гувер прикусил губу.
— Я сдержу свое слово, — сказал он. — Но не думайте, что это мед, мистер Ливен. Вы даже представить себе не можете, насколько это болезненно, чертовски болезненно.
— Чего только не сделаешь ради своей смерти, — возразил Томас. — Кроме того, как я слышал, в вашей клинике Харпера первоклассные специалисты (конечно, название звучало иначе).
— Что ж, хорошо. Я организую для вас клинику. Умирайте спокойно и будьте счастливы, очень счастливы с Памелой. Но вообще-то: может потребоваться не одна неделя, пока вы умрете. Нужно дождаться трупа. Трупа, похожего на вас, — такие попадаются не каждый день.
— Ну что вы, мистер Гувер, в такой большой стране, как Америка, всегда найдется что-нибудь подходящее, — сказал Томас Ливен.
Прекрасная читательница, высоколобый читатель!
Ничего не поделаешь, наступил момент, когда нужно объясниться. Не можем мы ходить вокруг да около. Приходится назвать вещи своими именами. И это не изысканно и не красиво — то, о чем придется сказать. Принимая во внимание нашу репутацию, хороший вкус наших многочисленных ранимых друзей, мы, по крайней мере, предварительно скажем со всей серьезностью: меньше всего мы хотели бы ерничать, рассказывая о страшных вещах. Мы с удовольствием умолчали бы о том, что произошло. Но это было. Даже если мы все вывернемся наизнанку, не поможет: происходило именно так.
27 октября Томас Ливен в сопровождении Памелы Фабер прибыл в клинику Харпера, расположенную где-то в Соединенных Штатах, удаленную от внешнего мира, окруженную высокими стенами, круглые сутки охраняемую агентами ФБР.
Томасу предоставили комфортабельную комнату, окна которой выходили на огромный парк. Памеле выделили комнату рядом. Сразу же после прибытия она зашла к нему. И два часа кряду они провели вместе…
Под конец Памела устало и счастливо вздохнула:
— Ах, как дивно — наконец-то быть с тобой вдвоем!
— Если нам разрешат, — сказал он и нежно погладил ее. — Нет, действительно, какое-то странное состояние! Когда подумаешь: у меня будут новое лицо, новые документы, новая национальность — все новое. Кому еще так повезет в сорок восемь лет? — Он поцеловал ее. — Каким ты хочешь получить меня, дорогая?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот смотри: перед тем как они начнут ковыряться в моем лице, я смогу высказать кое-какие пожелания. В отношении ушей. Или носа.
Памела рассмеялась:
— Знаешь, когда я была еще ребенком, я бредила греками. Я думала: мужчина, за которого когда-нибудь выйду замуж, должен иметь греческий профиль. Ты думаешь… думаешь… — Памела покраснела. — Это так глупо, — добавила она.
— Ты имеешь в виду — сделать мне греческий нос? — дружески допытывался он. — Ну, это не проблема. А мои уши в порядке?
— В абсолютном, дорогой. И вообще все остальное в порядке.
— Уверена? Еще есть время. Можно все исправить за один раз. Здешние врачи наверняка могут приукрасить любые части моего тела — сделать их крупнее, мельче, как ты пожелаешь…
— Нет, — резко вскрикнула она, — нет, пусть все остается как есть!
14
В последующие дни три врача были заняты по горло подготовкой Томаса Ливена к операции. Его фотографировали, замеряли череп большим циркулем, исследовали всего до мельчайших деталей. Затем ему запретили курить. Вслед за этим — пить. А потом Памеле с Томасом было запрещено абсолютно все.
7 ноября его прооперировали. Когда он очнулся, то обнаружил себя в своей комнате, только голова была перевязана и болела.
На четвертый послеоперационный день он почувствовал некоторое облегчение. Врачи меняли ему повязки. Памела целыми днями проводила у его постели и развлекала его, но исключительно серьезными историями. Ибо смеяться забинтованному Томасу все еще было больно.
Однажды на имя мистера Грея (так теперь называл себя Томас) в клинику пришла долгожданная телеграмма. Текст гласил: «тетя вера благополучно приземлилась с любовью эдгар».
Памела и Томас прочитали телеграмму. Памела радостно вскрикнула и сжала его руку:
— Они нашли труп, дорогой, они подобрали подходящий труп!
— Теперь уже ничего не должно пойти наперекосяк, — сказал довольный Томас. И ошибся! Кое-что, к сожалению, все же пошло наперекосяк. 13 ноября в клинику пожаловал некий озабоченный господин с печальными глазами и простуженным распухшим носом. Он попросил мистера Грея поговорить с ним с глазу на глаз. Оставшись наедине с нашим другом, он представился агентом ФБР Джоном Майзерасом. Простуженный Майзерас привез удручающую новость:
— С трупом случилась небольшая накладка. Мы все очень огорчены, мистер Грей, поверьте мне! — он оглушающе высморкался.
— Что же такое случилось с трупом? — удрученно расспрашивал Томас.
— Он пропал.
— И где же он теперь?
— В Анкаре.
— Ага, — ошарашенно произнес Томас.
— Его похоронили.
— Ага, — повторил Томас.
— В тот день, знаете ли, было пять трупов. И два из них перепутали. Наш и чужой. У нас осталось другое тело. Одного турецкого дипломата. Но он, к сожалению, на вас не похож. Такая жалость.
— Ага, — сказал Томас в третий раз.
— Вы не поняли? — агент чихнул.
— Будьте здоровы! Ни слова.
— В Детройте мы нашли покойника, у которого не было родственников. Мужчина мог бы быть вашим близнецом. Разрыв сердца. Мы препарировали его соответственно…
— Вы препарировали его?
— Да. И затем уложили в специальный гроб для отправки на самолете в Европу. Мой шеф хотел, чтобы все было тип-топ. Чтобы не привлекать внимания других агентов, он распорядился отправить в Европу наше тело самолетом, на борту которого находились другие гробы. Чартерным рейсом. Самолет был арендован турецким посольством. Понимаете, этот турецкий дипломат вместе с семьей погиб в автомобильной катастрофе. С женой и двумя взрослыми детьми. Сообщалось во всех газетах. В том числе и о том, что для перевозки гробов зафрахтован целый самолет. Никто и не заметил, что мы доставили на борт на один гроб больше. Никому до этого не было решительно никакого дела.
— Понимаю.
— К сожалению, в Париже произошла накладка. Выгрузить должны были наш гроб. А четыре других отправить дальше, в Анкару. Конечно, гроб с нашим телом мы пометили. Но в зашифрованную телеграмму вкралась ошибка, и поэтому наши люди в Париже извлекли из самолета не тот гроб.
— О, боже.
— Да, это очень неприятно. Как мы позднее установили, в нем находился турецкий дипломат.
— А… а… а тело, похожее на меня?
— Вчера его похоронили в Анкаре. В семейном склепе. Мне в самом деле жаль, мистер Грей, но теперь уже ничего не поделаешь. Нам придется ждать, пока мы снова не подберем для вас что-нибудь подходящее…
Так что Томас и Памела ждали. 19 ноября мистеру Грею пришла еще одна телеграмма: «дядя фред в безопасности с любовью эдгар».
— Они снова нашли подходящее тело, — прошептала Памела.
— Постучим по дереву, чтобы на этот раз не сорвалось, — сказал Томас. Но на этот раз не сорвалось.
В то время как Томас и Памела суеверно стучали по дереву, второй подходящий труп лежал на операционном столе перед одним из врачей в Чикаго, доверенным лицом ФБР. Покойник имел поразительное сходство с Томасом Ливеном. Держа перед собой фото Томаса, врач с помощью перекиси водорода, парафиновых инъекций и других замечательных субстанций старался придать умершему максимальное сходство с Томасом Ливеном. Тем временем сотрудники ФБР держали наготове одежду, золотые часы с репетиром, принадлежавшие Томасу, и четыре паспорта — все на разные имена.
Один из агентов ФБР с интересом наблюдал за работой косметического хирурга, который, вводя немного жидкого парафина в нос умершего, поинтересовался:
— А кто это такой?
— Лаки Кампанелло, — ответил агент. — Наркотики. Шантаж и сутенерство. Мои товарищи несколько часов назад вступили с ним в перестрелку. Им повезло, ему — нет.
— Да, я вижу, — сказал врач, разглядывая место в груди прямо над сердцем, куда вошла пистолетная пуля.
Этот Кампанелло за свои сорок семь лет земной жизни творил только зло, и зло было основой его жизни. Никому он не доставлял радости, никто его не любил, многие его ненавидели. Родственников у него не было. И это обстоятельство позволило ему сделать после своей кончины впервые что-то хорошее.
После того как врач в Чикаго закончил свою работу, Лаки в специальном контейнере был доставлен самолетом на Мальту. Здесь на якоре дожидался американский корабль. Специальный контейнер был в темпе доставлен из аэропорта на судно. Несколько минут спустя оно отчалило.
