— Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти этого человека, и у меня возникает естественное желание узнать о твоем задании побольше. В конечном счете это одно и то же. Я ни на чем не настаиваю. Если можешь — просто расскажи о себе, о своей работе.
Я наклонился вперед и закрыл лицо ладонями. От яркого света, льющегося из большого окна, болели глаза.
— Спрашивай, — сказал я.
Пангсапа снова сел.
— Твои задания всегда опасны, мистер Квиллер?
— Оставаясь в постели, я бы чувствовал себя лучше. — Сон. В подсознании был только сон и ничего больше.
— Ты всегда представляешь какую-то официальную организацию?
— За моей работой, естественно, стоит организация. Есть и офис. Но без офиса не обходится и торговля «белой смертью». — Грубовато. Ну и черт с ним. Ни хрена у него нет.
— И правительство выплачивает хорошие вознаграждения тем, кого оно посылает рисковать жизнью?
Боже милосердный, просил без лишних слов, а он готов залезть под кожу.
— Пангсапа, называй цену, и поговорим о деле. — Я убрал руки от лица и выпрямился — сейчас я хотел видеть его взгляд.
Он заговорил побыстрее:
— Пожалуйста, пойми меня правильно. Это очень трудно, непривычно — задавать вопросы по-западному, избегая обычных для восточной беседы намеков и иносказаний. Вопросы от этого кажутся невежливыми. На Западе переговоры ведут иначе, и свои преимущества в этом есть — экономия времени, например, но к востоку от Средиземного моря «лишние слова», как ты выразился, едва ли не самая ходовая валюта, так что не обессудь, ты должен меня простить… — И как бы наглядно демонстрируя свою сговорчивость, Пангсапа наклонился ко мне и сказал: — Я готов все вопросы свести к одному. Каков твой статус?
— В Лондоне, ты имеешь в виду? — Мне не понравился этот любезный поворот нашей беседы, но альтернативой могло быть только ее прекращение. А мне необходимо было разыскать Куо, и Пангсапа знал, как это сделать. Завтра — последний день. — То есть во что меня ставит правительство, важен ли я для них?
А может быть, он только торговался, хотел знать, на сколько я вытяну? В последний раз я осилил пятьдесят тысяч батов.
— Да, примерно так я и хотел выразиться.
Я сказал:
— Об Абеле ты слышал?
— Да.
— Лонсдейл?
— Тоже.
— Я бы сказал, мы в одной весовой категории.
Пангсапа медленно склонил и поднял голову.
— Благодарю. Понимаешь, мистер Квиллер, мне нравится работать с большими людьми. Я могу больше сделать для них, а они — для меня.
Я встал. Пангсапа начинал меня раздражать. Все элементарно просто. У него хорошая сеть агентов, надежные источники информации. Ему, разумеется, сообщили, к чему я готовлюсь, сказали, что никак не могу найти Куо, и вот он вызвал меня к себе, задает вопросы и прикидывает цену. Торговаться во всем, ничего плохого в этом нет: каждый товар, любая услуга имеет свою стоимость. Но меня он начинал раздражать по другой причине: крайний срок приближался с пугающей неумолимостью, до денег ли? К тому же они не из моего кармана, раскошеливается Бюро.
— Хорошо, Пангсапа. Если завтра до полудня ты сможешь дать мне какую-нибудь информацию, касающуюся Куо, сколько это будет стоить?
Он вышел из-за стола и, обойдя его, встал ко мне так близко, как только это позволяет восточная вежливость.
— Ничего. Нисколько.
Пангсапа, согласно досье Ломана, за деньги готов был пойти на что угодно. Досье разорвать и выбросить. Я спросил:
— Нисколько со сколькими нулями?
Мою неучтивость он переносил стойко, по-восточному.
— Можешь записать это на счет моей немеркнущей, по твоим словам, любви к монархии, если хочешь. А сейчас скажу лишь, что хотя я и не располагаю на данный момент никакой информацией о местонахождении этого человека, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе его обнаружить. Гарантировать не могу, но постараюсь. И если результат будет положительный — тебе это ничего не будет стоить.
Он открыл дверь, и мы немного постояли на выходящем на причал деревянном балконе. Кран работал безостановочно. Не имело смысла ни о чем расспрашивать, а помимо всего прочего, я слишком устал, чтобы беспокоиться. У меня на это просто не было сил.
— Найти меня сможешь через Ломана, — сказал я.
После этого я ушел.
Жара становилась нестерпимой. Солнце раскалило город, как медную сковородку, воздух висел над асфальтом расплавленной душной дымкой. Припарковаться в тени удавалось далеко не всегда, и я жарился в «тойоте» как пирог в печи.
В тот день я проработал двенадцать часов. Пусто. От Пангсапы ничего не было.
Утром следующего дня я по телефону попробовал найти Ломана, звонил в три места — в гостиницу, в посольство и к Варапхану, — но мне не повезло. Мы встретились только в условленное время, в полдень, на Сой-Суэк-3.
Ломан был один сплошной комок нервов. Даже не поинтересовавшись, как идут поиски, он завел один из своих невыразительных скучных монологов:
— Два часа назад в «шестом номере» состоялось срочное совещание. Решено направить в Лондон сигнал и рекомендовать доложить о ситуации с Куо лично министру. Риск переходит все допустимые пределы, потому что далее…
— Я нашел его, Ломан, — сказал я.
Времени выслушивать, что случилось, у меня не было. На задании всегда опасно, когда тебя лишают возможности подумать.
Утро целиком принадлежало мне. Я отправился по знакомому до каждого метра маршруту. Не прошло и часа, как на Нью-роуд я увидел одного из команды Куо. Он выходил из лавки оружейного мастера. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Вопрос времени и только, как я и говорил Ломану. Нельзя день за днем, по двадцать часов в сутки прочесывать город и не найти человека, если, конечно, этот человек не лежит где-то на дне постоянно. А я знал, что совсем Куо окопаться не мог, его ждала работа. Его люди должны были появляться хотя бы иногда.
Восемь дней я катался по городу, придерживаясь этой схемы, следил за каждым местом, за каждой точкой, где он показался хоть раз. Схема в целом представляла собой довольно сложный комплекс передвижений. Она начиналась с точек, которые я первым делом проверил в тот вечер, когда Куо «ушел под землю» в «Лотос-баре» — под Лотосом Флора затаилась с Ником и бай-бай тихонько, а в чане горилла варит изумруды… — «Лотос-бар», «Резиданс-Флораль», «Тай-рум», «Ник'с № 1», «Сбайтхонг», «Чангрилла», Изумрудные ворота… А всего заведений было тридцать с лишним, все расставлены в уме по убыванию степени значимости. Центральной точкой в списке был сектор храм Чула-Чеди — Нью-Линк-роуд. Инстинкт вёл меня туда, и я знал почему. Психокибернетический механизм Мальца посылал меня туда снова и снова, однако была и вторая причина.
Вышедший от оружейника оперативник Куо сел в дожидавшееся его такси и поехал. Я — следом. Сбросить меня не мог, только улетев на самолете. Потерять Куо второй раз — такого я себе позволить не мог. В полдень — доклад Ломану, и сегодня крайний срок.
Мне кажется, никогда в жизни я не висел ни у кого на хвосте так незаметно и в то же время так цепко. Человек Куо меня не заметил. Сначала он привел меня к большому жилому дому в прибрежной части города, где я спокойно припарковал «тойоту», а потом, полчаса спустя, вывел и на Куо: монгол вышел из здания в сопровождении двоих телохранителей. Он первым сел в машину, а те двое с большой осторожностью передали ему что-то завернутое в золотистую материю.
Соблазн прекратить пока слежку был велик. Можно было отстать, отпустить их и избежать таким образом всякого риска быть обнаруженным, а потом, более коротким маршрутом, быстрыми бросками добраться до Ботанического музея раньше Куо, успеть подняться по лестнице и там его подождать. Но страх снова потерять Куо все перевешивал; шанс, что они едут в другое место, все-таки оставался. А вдруг этого места я не знаю?
В конце концов я пошел на компромисс. Водитель автомобиля, в котором они ехали, почувствовал слежку минут через десять. Он начал по два-три раза огибать кварталы, нарочно тянул, а затем старался проскочить на желтый, по Люмпини-парку выжал из мотора все что можно — теперь бесполезно, решил я, до тех пор, пока он видит меня в зеркале, никуда не приведет. Куо наверняка приказал избавиться от слежки во что бы то ни стало, и ему безразлично, сколько времени это займет.
Я сбросил газ, отстал немного, затем притворился, что на углу Сукумвит и Рамы IV попал в затор, далее изобразил лихорадочную погоню: по Сукумвит на Дхэб-Празит-Лейн и обратно, снова на Раму IV, оттуда на полной скорости через Люмпини-парк на запад — больше мне просто-напросто ничего не оставалось. Однако шансы свои я оценивал выше, чем fifty-fifty, скорее — семьдесят на тридцать.
В моем зеркале они не появились. Ботанический музей располагался в районе Линк-роуд. Я оставил «тойоту» во дворе и, прихватив «юпитер», вошел в музей.
