Приехав в город, Дембович сел в трамвай-двойку, чтобы добраться до базы кинопроката, — адрес ему был известен. Дембович очень спешил, очень хотелось поскорее увидеть Круга, и ему повезло. Не промаячив и четверти часа перед воротами базы, возле которых стояли два пикапа-«Москвича», он увидел того, кого искал. Леонид Круг, низкорослый, широколицый, появился из проходной с двумя большими кубическими жестяными коробками в руках. Оттого, что был в стеганой телогрейке, он и сам казался кубическим. Поставив коробки в кузов бежевого пикапа, он огляделся, ища своего шофера. Дембович в этот момент двинулся через дорогу, и Круг обратил на него внимание. Приблизившись, Дембович сказал:
— Товарищ, вы не с седьмого километра?
— С седьмого.
— То-то, я вижу, как будто знакомый пикапчик. — Заметив подходящего к ним шофера, он спросил у Круга: — Не подбросите?
— Нужно хозяина попросить, — сказал Круг и повернулся к шоферу. — Вот тут земляк с нашего седьмого в пассажиры набивается, ты не против?
Шофер, сердитый высокий дяденька, которому в кабине «Москвича», наверное, было очень тесно, отпер дверцу, закинул ногу в кабину и буркнул неприветливо:
— Я-то не против… Замерзнет старик в кузове.
Киномеханик сказал:
— Ну, ничего, я для компании тоже в кузов сяду, чтобы не обидно одному…
— Тут ерунда ехать… — добавил Дембович.
— Дело ваше, — захлопнув дверцу, закончил переговоры шофер.
С первой минуты, как только они уселись рядом спиной к ветру и машина тронулась, Дембович приступил к делу. Ему было легко начать, ибо он ясно видел: Леонид Круг настолько рад этой встрече, что еле сдерживает себя, чтобы не кинуться в объятия. Прощупывать было решительно ни к чему. Путь был недалекий. Через десять минут у переезда через железную дорогу Дембович сошел. Прежде чем постучать по кабине, он спросил у Круга, как лучше всего найти его в скором времени, чтобы поговорить более обстоятельно. Круг сказал, что удобнее прийти, как стемнеет, к нему в кинобудку. Помощника он всегда сумеет выставить, благо у того по вечерам частенько бывают назначены свидания. Дембович может прийти в любой день, кроме понедельника. В понедельник — выходной. На том они и расстались…
Дембович застал Зарокова дома, тот лежал на кровати поверх одеяла и курил. У него была, как всегда, намечена встреча с Марией, но сейчас не до свиданий, и, проводив Дембовича на седьмой километр, Михаил сходил к телефонам-автоматам, позвонил Марии в парк и сказал, что сегодня прийти не сможет, а почему — объяснит при встрече…
Внимательный Дембович сразу заметил валявшийся на полу рядом с пепельницей лист бумаги, похожий на телеграмму. Он подошел ближе. Это и была телеграмма.
— От нее?
Зароков кивнул.
— Можно?
Дембович прочел:
«МИША ДОРОГОЙ КАКАЯ РАДОСТЬ НЕ ДОЖДУСЬ ВСТРЕЧИ СРОЧНО ПОЗВОНИ ЛЮБОЕ ВРЕМЯ СУТОК ЖДУ ЦЕЛУЮ ТЕБЯ КРЕПКО ОБНИМАЮ ТВОЯ СЕСТРА НИНА».
И в конце два телефона — рабочий и домашний. Зароков не дал Дембовичу высказать свои комментарии по этому поводу, он начал расспрашивать его о Круге.
После девяти вечера Зароков отправился на переговорный пункт. Он разговаривал с Ниной ровно пять минут и вышел из жаркой, душной кабины взъерошенный и потный. Вернувшись домой, Михаил счел излишним передавать Дембовичу содержание этого разговора. Да, собственно, и нечего было передавать — так, маловразумительный обмен бессвязными репликами, не удивительный между людьми, которые не виделись двадцать лет…
ГЛАВА 12
Последствия визита участкового
Контрразведчикам, взявшимся за осуществление плана с очень дальним прицелом, приходится ни на секунду не забывать о психологических особенностях человеческой натуры.
Разведчик, если даже он ничего не делает, всегда имеет повод для беспокойства. Но, бездействуя долгое время, он может постепенно успокоиться. Правда, это будет пассивное, если можно так выразиться, полусонное спокойствие. Оно непрочно и неглубоко и может развеяться от малейшей, даже ложной, тревоги.
Только то спокойствие надежно и прочно, которое выработалось путем многочисленных проверок в серьезных испытаниях. Опытный разведчик не пропускает ни одной возможности проверить обстановку, он даже сам искусственно создает такие возможности — конечно, в пределах разумного.
Надежда, после того как устроился в таксомоторный парк, словно впал в зимнюю спячку и, по всей видимости, надолго. Это не устраивало советских контрразведчиков. Лучше было бы, если бы он активизировался. Вот почему участковый уполномоченный имел удовольствие сообщить Зарокову столь радостную весть, что сестра его нашлась, хоть хорошо было известно, что он и не собирался ее искать.
Спустя два часа после телефонного разговора Нины Александровны с Михаилом в квартире Воробьевых — это была отдельная двухкомнатная квартира — раздался звонок. Открыв дверь, Нина Александровна увидела незнакомого молодого человека.
— Разрешите войти? — очень вежливо и вместе с тем несколько официально сказал он.
Молодой человек достал из кармана удостоверение личности, показал его Нине Александровне и спросил:
— Где нам с вами можно поговорить наедине?
Нина Александровна пригласила в комнату.
У Нины Александровны были все основания удивляться, когда сотрудник органов госбезопасности, попросив извинения за то, что не может ничего объяснить подробно, изложил причину своего появления. Он сказал, что человек, который прислал телеграмму и с которым два часа назад она говорила по телефону, не брат ей. Но если она когда-нибудь встретится с ним, она должна постараться сделать вид, что узнала в нем брата. Сыграть эту маленькую, но очень важную роль ей будет не так-то просто и легко. Двадцать лет надеяться и ждать, получить телеграмму, услышать, хотя бы издалека, голос того, кого ждешь, испытать радость, а потом вот здесь, сейчас, выслушивать подобные вещи — это очень тяжело…
Пока он говорил, Нина Александровна успела отчетливо сообразить лишь одно: с ее братом Михаилом случилось что-то серьезное. Она готова была услышать самое худшее. Поглядев на нее внимательно, сотрудник госбезопасности продолжал:
— Вы, безусловно, понимаете, Нина Александровна, приносить людям такие вести никому не хочется, но у нас есть основания полагать, что ваш брат Михаил Зароков, если даже он еще жив, вряд ли объявится теперь. Мою задачу немного облегчает то, что вы ведь еще в сорок пятом году получили извещение о Михаиле… Что он пропал без вести…
Нина Александровна провела ладонями по лицу, глубоко вздохнула.
— Мне сейчас кажется, что я чего-то такого ожидала… — заговорила она. — Сказать по правде, в последний раз я давала заявление в милицию о розыске Михаила просто на всякий случай, без особых иллюзий… И муж не раз говорил, что напрасно я все это… И вдруг получила телеграмму, потом звонок… Похоже на рождественский рассказ… Мне и радостно было, и как-то странно…
— Мы надеялись, что вам должно показаться если и не странно, то как-то уж очень неправдоподобно. — Он окончательно освободился от сковывавшего его чувства виноватости перед этой спокойной и, как видно, немало пережившей женщиной. — Но все же сегодня вашим нервам досталось… Мы просим у вас извинения.
— Ничего, — сказала Нина Александровна. Ей уже хотелось подбодрить молодого человека. Она сумела заметить, как трудно дается ему этот разговор. — Я понимаю, что так нужно.
Напоследок он заверил ее, что она не должна испытывать беспокойства. Мужу надо все объяснить.
— И попросите его, как я прошу вас, никому не говорить о моем посещении и о теме нашей беседы.
— Ну, конечно. Это понятно.
А для Надежды визит участкового имел и еще одно последствие.
Леонид Круг, которого предприимчивый Дембович, сам того не ведая, ввел в поле зрения органов госбезопасности, очень заинтересовал советских контрразведчиков. За короткий срок была проведена большая работа. Она началась через несколько минут после того, как киномеханик рабочего клуба в поселке на седьмом километре, открутив последний вечерний сеанс, запер на висячий замок свою кинобудку и отправился домой, а окончилась утром следующего дня. В эту ночь не спали многие работники органов госбезопасности и вместе с ними два летчика. Но зато к утру был собран обширный материал. Дактилоскопическая экспертиза установила полную идентичность отпечатков пальцев, взятых с предметов, которыми пользовался киномеханик, и тех отпечатков, которые были с величайшим трудом добыты с некоторых предметов отнюдь не домашнего обихода после разгрома боевки в 1949 году и, как предполагалось, принадлежали матерому бандиту, сумевшему скрыться и с тех пор безуспешно разыскиваемому. Беспокойство Надежды начинало давать плоды…
