— Почему так думаешь? — с тревогой спросил Ичан.
— У него на учете каждый, кто в лагерях побывал. Здесь он где-то ходит.
— Ты бы все-таки сказал мне, яш-улы, какое там у тебя еще дело. Теперь думать буду, голова будет болеть.
— Ай, Ичан, что тебе до того дела? Мне все равно пропадать: сделаю, геок-папак на дне моря найдут, голову снимут. Не сделаю — люди Аббаса-Кули и меня, и Патьму, и деток моих всех зарежут. У Аббаса-Кули бичак длинный...
Словно по команде раздался свирепый лай собак, Ичан вскочил и бросился на шум в темноту ночи. До слуха его донесся быстрый удаляющийся топот. Кто-то уходил на лошадях. Воры! Украли овец! Только последний человек может решиться на такое...
— Акбелек! Ёлбарс! Бярикель! Назад! Бярикель![24]
Если неизвестные убьют собак, как он будет пасти отару?
Бегом вернувшись к стану, Ичан достал керосиновый фонарь «летучая мышь», который зажигал только в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой случай. Сунув лучину в костер, зажег фонарь, теперь уже вместе с Хейдаром вернулся к тому месту, от которого бросились в погоню собаки. На сухой земле трудно было рассмотреть следы, но первое, что установил Ичан, здесь были пять или шесть человек на лошадях. Пробежав некоторое расстояние по следу верховых, он увидел на мягкой осыпи след ишака, того самого, на котором уехал искать родники его подпасок чолок Рамазан.
Вернулись собаки, рычащие от негодования, со вздыбленной шерстью на загривках. Невнятное восклицание донеслось до слуха Ичана. Хейдар, так же внимательно рассматривавший землю, указал на след чарыка с косым шрамом на пятке.
— Он... Со своими бандитами...
— Кто он?
— Аббас-Кули.
— Мой чолок Рамазан тоже был здесь на ишаке, — ответил Ичан. — Не могу понять, куда девался.
Оба еще раз внимательно осмотрели следы. Ишак Рамазана уходил от стана неторопливо, погони здесь не было. О безопасности Рамазана можно было не беспокоиться. Но все-таки куда он исчез? Видели или не видели его бандиты Аббаса-Кули?
— Хейдар-ага, — сказал Ичан, — ты говорил, надо найти гавах, где я должен прятать людей Мелек Манура. Я их не хочу прятать, я хочу спрятать тебя. Идем, дорогой, так спрячу, никакой Аббас-Кули не найдет.
— Сагбол тебе, Ичан. Ты хороший человек, — Хейдар невесело покачал головой. — Прятать меня нельзя: Аббас-Кули не дурак. Он так и сказал: «Узнаю, что прячешься от меня, твоим детям не жить!»
Ичан только сейчас осознал весь ужас положения Хейдара, которому, как ни размышляй, все петля.
— Яш-улы! — с отчаянием воскликнул он. — Я очень хочу тебе помочь, но покарай меня аллах, если я знаю, как это сделать.
— Ай, Ичан, я тоже не знаю, как это сделать! — отозвался Хейдар. — Наверное, сделает мне Аббас-Кули кутарды[25]. Живу, как верблюд, которому сказали: «У тебя шея кривая», он ответил: «Где у меня прямое место, чтобы шее быть прямой?»
Оба замолчали, не находя сколько-нибудь пригодного решения. Ярко горели южные звезды. Фонарь бросал на землю узкий круг света. Принюхиваясь к долетевшему в ущелье легкому ветерку, злобно рычали, поднимая шерсть на загривках, Акбелек и Ёлбарс.
«Ай, — подумал Ичан, — пожалуй, не буду брать берданку, стрелять Ёлбарса. Пускай живет. Надо сегодня побольше сделать ячменных колобков — хамид ногола...»
ГЛАВА 4. КАПИТАН ЯСТРЕБИЛОВ
«Эмка» начальника отряда полковника Артамонова, тяжело переваливаясь на ухабах, неторопливо катила по залитым солнцем пыльным и многолюдным улицам города. Только что закончилось короткое совещание у начальника войск генерала Емельянова. Капитан Ястребилов, притиснутый к борту дородными попутчиками — врачом Махмудом Байрамовым, лишь сегодня получившим назначение на комендатуру, и женой замкоменданта Ольгой Каймановой, обдумывал возможные последствия этого совещания. Начальник войск приказал немедленно доставить Клычхана в штаб округа, вызвал к себе начальника отряда полковника Артамонова Акима Спиридоновича и его, коменданта Даугана, капитана Ястребилова, дал понять, что в недалеком будущем сам приедет проверять дауганскую комендатуру. А это кое-что да значило: Дауган — одно из основных направлений, на котором очень скоро развернутся события огромного стратегического значения. Что говорить, от визита генерала многое будет зависеть...
Навстречу машине бежали вереницы глинобитных домов, пестрые толпы народа, запрудившего улицы города. Бог ты мой! Что это за город! Пыль! Жара! Мухи! Ладно, хоть никто не бомбит, не стреляет...
Мысли Авенира Аркадьевича перескочили на более близкие по времени и обстоятельствам задачи. Совсем неплохо было то, что сегодня едет проверять комендатуру начальник отряда. К такой проверке тоже надо было подготовиться... Некоторое время Ястребилов напряженно смотрел в блестевший от пота затылок полковника Артамонова, пытаясь догадаться, о чем тот думает. Нет, не так прост Аким Спиридонович, не сразу и определишь, с какой стороны к нему подходить. Глаза — буркалы, брови — густые, усы — вразлет. Клинок бы ему в руки да буденовку на макушку — и вот он грозный рубака с фронтов гражданской войны. Ястребилов сам был свидетелем, как полковник разносил какого-то начальника заставы. Не приведи господи попасть под такой разнос...
Некоторое время Авенир Аркадьевич мысленно проверял, все ли подготовлено в комендатуре к приезду полковника, потом, успокоившись, решил, что как будто все. Чистоту навели немыслимую, службу несут согласно плану, по введенной лично капитаном Ястребиловым системе. На боевом расчете крикнет, к примеру, начальник заставы: «Двадцать второй!» Пограничник, которому присвоен этот номер, отвечает: «Здесь!» — «На Двугорбую сопку!» — «Есть на Двугорбую сопку!» Боевой расчет проходит мгновенно, и в фамилиях не путаешься.
Правда, старший лейтенант Кайманов воспротивился этой системе и даже рапорт написал полковнику. По этому поводу, наверное, еще будет разговор: дескать, офицер должен знать не номера, а людей. Но не все ли равно, кто пойдет на Двугорбую сопку, а кто — на перекресток дорог, важно, чтобы все пункты были обеспечены нарядами...
Авенир Аркадьевич стал перебирать в памяти возможные объекты внимания высокого начальства. Укрепрайон с приходом Ястребилова в комендатуру стал строиться намного быстрее. В котел сегодня положили разделанного на внушительные порции архара. Это сверхсрочник старшина Галиев постарался. Отпустил его капитан поохотиться всего на сутки, а он мяса привез и пограничникам, и начсоставу, еще и семьям фронтовиков в ауле... Вот только бы не подвел старший лейтенант Кайманов — заместитель коменданта: отправится куда-нибудь на участок и не встретит полковника у ворот комендатуры, не доложит как полагается, а от этого у полковника сразу же будет испорчено первое впечатление, от которого в таком деле, как проверка, зависит все...
Машина все катилась и катилась по пыльным и многолюдным улицам, державшим ее в плену, и никак не могла выбраться за пределы города. Скорей бы уж, на открытом шоссе не менее жарко, но там хоть встречным ветром продувает...
«Все-таки о чем сейчас думает начальник отряда Аким Спиридонович? »
Полковник Артамонов сидел на переднем сиденье, рядом с водителем — молодым красавцем, то ли грузином, то ли азербайджанцем, вытирал платком пот со лба и на каждом ухабе морщился, как от зубной боли. Порой он что-то вполголоса говорил шоферу, и хотя за шумом мотора невозможно было понять, что именно, Ястребилов отлично улавливал, о чем речь. Сохраняя невозмутимо-почтительное выражение лица, он даже стал втайне развлекаться, ничем, разумеется, не выдавая своего веселья. Причиной непонятной на первый взгляд тревоги полковника были весьма солидные габариты пассажиров — соседей Авенира Аркадьевича, при каждом толчке наваливавшихся на него.
Наконец машина выехала на шоссе и мягко покатилась по асфальту. Разговор полковника с шофером стал слышен лучше:
— Нет, нет, не доедем!.. Сядут рессоры... Сломаем рессоры...
Чернобровый красавец шофер, придерживая баранку, повернулся к Артамонову.
— Товарищ полковник, разреши обратиться! — сказал он, словно петарду взорвал.
— Давай, милый, обращайся, обращайся, — расстроенным голосом сказал полковник.
— Зачем волнуешься, товарищ полковник? Гиргидава — шофер первый класс, в рессоры вторые коренные листы поставил.
— Предусмотрел, значит?
«Хорошо, что Ольга Кайманова и врач Байрамов не вникали в этот разговор: услыхали бы — обиделись».
Полковник с безнадежным видом расслабленно махнул рукой:
— Плакали твои коренные. Готовь веревки, сейчас под кузов полезешь к заднему мосту оглоблю привязывать.
— Зачем оглоблю, товарищ полковник, разреши еще раз обратиться? — все так же энергично сказал Гиргидава.
— Давай, милый, обращайся, обращайся, — тем же расстроенным тоном ответил Артамонов.
