— Где сейчас Зина? — чуть слышно вымолвил Антон, вздохнул и вдруг резко вскочил с кушетки, обрадованный простой догадкой: «Прозоров здесь, — думал он, прохаживаясь от кушетки к окну. — Институт перебазировался в Самгунь. Значит, и Пётр Кузьмич здесь…» Потом, приоткрыв дверь в столовую, сказал вполголоса:
— Я пройдусь, мама. Погуляю на свежем воздухе. Зайду в институт…
— Иди, иди, сынок, — ласково ответила Лукерья Ивановна. — Посмотри город, покажи себя.
Пройдя несколько кварталов, Антон обратился к постовому милиционеру.
— Скажите, где помещается ЦАВИ?
— А вот, — указал милиционер на стоявший напротив, через улицу, массивный двухэтажный дом, напоминавший своей архитектурой музей.
В приёмной начальника ЦАВИ его встретила секретарша и, не дослушав, не подняв от бумаг головы, отрезала с подчёркнутым безразличием:
— Генерал занят. Сегодня не принимает…
Во входных дверях приёмной показался высокий, широкоплечий старик, с густыми, точно вторые усы, бровями и широкой, как помело, бородой, из-под которой блестело два ряда орденских ленточек. Он кивнул головой секретарше и направился к обитой серым кожимитом двери кабинета. Антон Споряну бросился к нему.
— Пётр Кузьмич!
Старик остановился, пристально посмотрел на него сквозь очки. Из его рук выскользнула папка, мягко шлёпнулась на ковёр. Антон ловко поднял её, подал своему взволнованному учителю.
— Антон! — почти выкрикнул старик, — Антон Савельевич, дорогой мой! Как это кстати!
Растроганный старик обнял Споряну, троекратно расцеловал его в обе щёки и взял под руку.
— Сию же минуту к генералу…
— Вот видите, — поднялся улыбающийся генерал Прозоров, — представители двух поколений встретились вновь.
Споряну вытянулся перед генералом.
— Вольно, инженер, — во весь голос сказал тот и по-отечески обнял Споряну. — Садитесь, профессор, садитесь, инженер, рассказывайте о своих похождениях. Вообще-то говоря, вам следовало бы за старое…
Споряну поднялся.
— Да сидите, сидите! Кто старое помянет…
Генерал подошёл к столу и нажал кнопку. В открывшейся двери показалась виновато улыбающаяся секретарша с роговыми очками в руке.
— Ах, да, видимо, выронил, — поднялся профессор. — Спасибо…
— Я вас слушаю, Алексей Никитич, — обратилась она к начальнику ЦАВИ.
— Распорядитесь, Вера Михайловна, насчёт завтрака на троих. Ну, и в виде исключения, пусть будет бутылка шампанского. Как вы, профессор?
— Согласен, согласен. Такая приятная встреча того заслуживает.
Когда секретарша вышла, профессор Кремлёв подсел поближе к Споряну и начал укоризненно:
— А всё-таки, молодой человек, мы с вами ошибочку допустили: ваше сокровище не желает подчиняться.
— Какое сокровище? — краснея, переспросил Антон, подумав о возникшей перед глазами Зине Кремлёвой.
— Вы что, уже забыли о своём первенце? — удивился профессор. — Как, генерал, по книжному-то значится его изобретение?
— «СЭВАРД-1» — сверхэкономичный высотный авиационный ракетный двигатель первой опытной серии.
— Слышали?
— Да, но чем же он провинился?
— А тем, что не хочет никому подчиняться. Подводит и крепко подводит. По вашим схемам мы изготовили экспериментальные малютки самолёты-снаряды, но некоторые из них при испытаниях, вместо строгого вертикального полёта, загибают такие виражи, что становится не по себе.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Споряну, вспомнив свою предосторожность, предпринятую из-за опасения за сохранность чертежей. — Вы знаете, Пётр Кузьмич, в чём тут секрет?
— В том-то и дело, что не можем ничего понять.
— Заводится легко, но неожиданно глохнет. Да?
— Совершенно верно.
— Виноват во всём я. Дело вот в чём. Из каких-то, может быть, неоправданных подозрений, я сделал в дипломной работе намеренно путанные чертежи некоторых деталей.
— Почему же? — спросили в один голос генерал и профессор.
— Извините, но после разговора с вами, Пётр Кузьмич, я опасался, что чертежи могут попасть не в те руки. Запутал, а предупредить вас не догадался… Я не предполагал, что отлучусь.
— Чем вызвано такое недоверие? — сухо спросил генерал.
— Ну ладно, ладно, генерал, не сердитесь… — запротестовал профессор. — Мне даже нравится, что он так хитро спутал карты. Уж коль скоро мы, зная всё, не могли ничего сделать и решили стать на путь создания нового двигателя, практически мало меняющего существующее положение вещей и не дающего половины достигнутого Споряну эффекта, то вполне понятно, что и разведчики в нём не разобрались бы, если бы сумели его украсть.
— А, может, уже украли… Помните, профессор, — заметил Прозоров, — что произошло перед Отечественной войной с моделью самолёта известного авиаконструктора Н?
— Что же? — полюбопытствовал Споряну.
— Во-первых, истребитель появился у немцев неожиданно и вскоре после того, как были готовы опытные образцы самолёта. Во-вторых, у шпиона одной иностранной миссии, работавшего одновременно на немецкую и американскую разведку, нашли фотоплёнку, на которой были засняты скопированные чертежи некоторых деталей проекта. Галаджи говорил, что иностранная разведка давно и пристально интересуется и двигателем Споряну. Работники генерала Галаджи нащупали следы, даже некоторые очень интересные снимки. Кто-то скопировал детали камеры сгорания — это расшифровывается на фото. Чертёж дипломного проекта Споряну выполнен на белом гладком ватмане, а копия, судя по снимку — на кальке.
— Если бы даже в их руки попал настоящий чертёж двигателя, — заметил Кремлёв, — то есть одно «но» в нашу пользу — секрет химического состава нового топлива. А без этого горючего ракетный двигатель конструкции инженера Споряну теряет главное: потолок и скорость.
— Ну, это дело компетенции генерала Галаджи. Расскажите лучше, Антон Савельевич, что вы напутали в чертежах своего проекта?
Споряну поднялся, взял предложенную генералом папиросу, задумался, припоминая обстоятельства.
— Я изменил сердце двигателя — положение главной диафрагмы, управляющей подачей горючего. Это лишило двигатель главного — высоты. Уменьшил силу отдачи, чем лишил двигатель других важных преимуществ — скорости, дальности…
В кабинет вошла секретарь.
— Завтрак готов, Алексей Никитич.
— Отлично.
Закрылась дверь. Наступило минутное молчание, прерванное профессором:
— Кто всё-таки, по-вашему, — сказал он, глядя в упор на Споряну, — мог сфотографировать чертежи и где?
— Ума не приложу, Пётр Кузьмич. Не перестаю думать об этом, но никого не могу заподозрить.
— Сходите без промедления к генералу Галаджи.
— Антон Савельевич, — поднялся Прозоров, — а можете вы восстановить, ну, возродить свой проект в его первоначальных расчётах?
— Это легко сделать, товарищ генерал, если профессор не потерял свою монографию о природе детонирующих газов.
— При чём тут монография? — удивился профессор.
— При том, Пётр Кузьмич, что все расчёты записаны там, между строк печатного текста. Помните, я у вас брал монографию при окончании диплома. Ну, вот туда я и записал на всякий случай всё, что составляет тайну мотора.
— Монография, — оживился профессор, — м-да помнится, она хранится в сейфе лаборатории.
Генерал поднял широкую портьеру, скрывавшую вход в смежную комнату, и жестом пригласил туда профессора и Споряну. Наполнив бокалы, Прозоров предложил тост:
— За блудного сына!
Пригубив бокал с шампанским, профессор отставил его и придвинулся ближе к Споряну.
— На-днях хотим провести испытания снарядов-малюток в стратосфере. Наконец-то убедили некоторых консерваторов… Всё уже подготовлено. Вам поручается вести наблюдения, потом сделаете выводы о качестве своего детища.
— С террасы своей квартиры?
— Неважно откуда.
— Какие же двигатели у высотных самолётов-снарядов? — поинтересовался Споряну.
— Вашей конструкции, — пояснил профессор, — кое-что дополнено конструкторским бюро. Но, надо сказать, двигатели довольно непослушны, капризничают, имеют ограниченный потолок полёта.
— Вполне понятно. При уменьшении объёма камеры для миниатюрного самолёта-снаряда мои ошибки оказывают большое влияние. Я должен встретиться с Владимиром Петровичем.
— Да, да, Антон Савельевич, зайдите к нему, — добавил профессор.
Прозоров поднялся, подал руку:
— Пока, Антон Савельевич. Испытания начнутся послезавтра, ровно в пять утра. Прислушивайтесь к звукам необычной «небесной артиллерии». Пошлём в стратосферу 18 снарядов. Наблюдайте…
— А как семья, Пётр Кузьмич? — спросил Споряну, задерживая руку профессора, рассчитывая услышать что-нибудь о Зине.
