Ознакомительная версия.
— Елена Витальевна права, — сказал он, — нужно вам запретить появляться на работе в таком виде.
Ольга вскочила, сверкнув глазами.
— Все ко мне придираются, — зло бросила она. — Вроде я ничего не понимаю. Вот и с Аллой так было. Вы все ее не любили.
— Ты хоть при посторонних глупости не говори, — строго заметил Сыркин. — Почему мы ее не любили? Кто тебе сказал? Я к ней очень хорошо относился.
— Вы ко всем хорошо относитесь, — улыбнулась Ольга, — я не вас имела в виду.
— Ну тогда тем более нечего языком молоть. Оля улыбнулась еще шире. Это был человек, который умел радоваться жизни.
— У вас есть еще вопросы? — спросила она у Дронго.
— Нет, — ответил тот, улыбаясь в ответ.
— До свидания. — Оля вышла из кабинета, не оглядываясь.
— Вот характер, — мрачно констатировал Михаил Михайлович.
— Что-то случилось? — спросил Дронго, заметив его подавленность.
— Только что Носов нашел журнал. Еще один. Я уже не знаю, что делать. Будем обыскивать всех при входе.
— Где нашел?
— У себя в кабинете. Он на первом этаже сидит. Кто-то вошел к нему в кабинет и бросил журнал на стол. Да просто издеваются над нами!
— Нет, — нахмурился Дронго, — боюсь, что нет. Кто-то усиленно хочет убедить нас, что в институте появился маньяк.
— А вы думаете, его не существует?
— Как раз наоборот. Маньяк существует. Но я думаю, что это маньяк совсем иного сорта. Пойдемте вниз, мне еще нужно познакомиться с двумя женщинами и десятком ваших мужчин, которые находились в тот вечер на территории института.
— Может, вы пообедаете?
— Нет, я боюсь опоздать.
— Что? — не понял Михаил Михайлович.
— Мне кажется, что ежедневные напоминания о себе не случайны. Убийца имеет какой-то свой план, и мы должны сделать все, чтобы ему помешать.
Они спустились вниз. День заканчивался, и даже в научном институте царило то оживление, какое бывает перед уходом домой в любом многолюдном коллективе. Сыркин шел первым. Непосредственно под кабинетом Моисеевой находился кабинет начальника отдела Фирсовой. Сыркин тихонько постучался.
— Войдите, — раздался молодой сильный голос.
Михаил Михайлович пропустил вперед Дронго. В этом кабинете начальника отдела тоже все было очень функционально, все было подчинено работе, но здесь работала женщина. Об этом говорил и тонкий аромат французской косметики, и пестрый веер разноцветных фломастеров и ручек, раскинувшийся на столе, и копия «голубых танцовщиц» Дега, висевшая на стене и создававшая некое подобие уюта.
— Здравствуйте, — поднялась им навстречу женщина. У нее было запоминающееся, даже красивое лицо. Чуть удлиненный овал лица, короткая челка, закрывавшая лоб и почти падавшая на глаза. Прическа чуть странноватая, потому что уши были открыты. Красивые чувственные губы, прямой нос. Впечатление немного портила шея, выдававшая возраст. Дронго эта женщина понравилась. В последнее время он стал замечать, что ему нравились именно сорокалетние женщины. Может, это было приближение некоего порога, когда шумные девицы начинают раздражать, или же обретение мудрости, когда можешь наконец оценить изречение, кажется, рожденное французами: женщина подобна вину, а чем вино старше, тем оно крепче.
— Добрый день, — поздоровался Дронго.
— Добрый день. — У нее были грустные и немного настороженные глаза. Такие глаза бывают у людей, переживших невероятную боль. Похожий взгляд он видел однажды у пойманного оленя, попавшего в капкан. Печальные и мудрые глаза.
Он вспомнил рассказ Михаила Михайловича, поведавшего, что несколько лет назад у Фирсовой в автомобильной катастрофе погиб муж. Сыркин, вошедший следом, почтительно пожал руку женщины.
— Людмила Давыдовна Фирсова. А это наш эксперт Дронго.
— Как вы сказали? Дранго? Вы из Югославии?
— Нет, Дронго. Это мой псевдоним. Просто я не люблю, когда меня называют по имени-отчеству. Такая вот причуда…
— Странно, — усмехнулась она, — обычно у мужчин не бывает подобных комплексов. Или у вас какое-то необычное имя?
— Самое обычное. Даже очень распространенное. Но мне так удобнее.
Людмила Давыдовна показала на стулья, стоявшие у ее стола.
— У вас ко мне дело? — спросила она гостя.
— Да. Мне хотелось бы услышать от вас кое-какие подробности о вечере, когда было совершено убийство в институте.
— Ах вот вы о чем. Вы, значит, эксперт по вопросам преступности?
— Я эксперт-аналитик.
— К сожалению, мне нечего вам рассказать. Я не так хорошо знала убитую. Говорят, она была довольно интересным существом. Мужчин в их отделе я знаю гораздо лучше, — улыбнулась Фирсова.
— Простите, Людмила Давыдовна, мне казалось, что вы должны знать всех, кто там работает. Это ведь отдел вашего супруга.
— Я ведь сказала, что знаю многих. Ольгу Финкель, например, знаю неплохо. И всех, кто работал со мной вместе много лет. А Хохлова пришла недавно, мы были с ней мало знакомы.
— Ваш муж не рассказывал вам о ней?
— А почему мой муж должен мне о ней рассказывать? — спросила Фирсова. — Достаточно и того, что мы работаем вместе. Если мы еще и дома будем обсуждать производственные вопросы, то представляете, что это будет за семья?
— Представляю, — согласился Дронго. — Окно вашего кабинета выходит на здание технического отдела. Вы никого не видели в тот вечер? Возможно, кого-то из неизвестных вам людей?
— Нет, никого. Я вообще не люблю смотреть в окно. Кроме того, был вечер, темно. А вы полагаете, что убийцей был чужой человек, который проник на территорию института?
— Почему вы так решили?
— По вашему вопросу. Вы спросили «видела ли я кого-нибудь из неизвестных». Я работаю в Институте давно и всех знаю в лицо. Значит, вы предполагаете, что убийца мне неизвестен?
— У вас мужская логика, — улыбнулся Дронго.
— Это виновата моя работа, — без тени улыбки сообщила она. — Вас интересуют еще какие-нибудь подробности?
— Если можно, еще несколько вопросов. Как вы думаете, почему убили Хохлову?
— Полагаю, на сексуальной почве. Очевидно, кто-то из мужчин, который не сумел добиться ее расположения. Иногда в жизни такое случается.
— И вы думаете, что мужчина может таким вот странным образом добиваться своей цели?
Она с интересом взглянула на него. Снова едва заметно улыбнулась.
— У вас интересная манера вести беседу. Но я не считаю себя специалистом по части мужчин. Мои интересы лежат несколько в другой области. Но на ваш вопрос я отвечу. Мужчина, по-моему, способен добиваться цели любым способом. Как и женщина. И это, наверное, нормально. Биологические законы диктуют поведение индивидуумов.
— Поведение Хохловой могло спровоцировать кого-то из мужчин?
— Я этого не говорила. Но могу предположить, что она знала своего убийцу.
— Некоторые считают, что убийцей был Павел Мовчан. Вы его хорошо знали?
— Вообще не знаю. Но в лицо я бы его узнала. Он был нашим охранником, и я с ним никогда не разговаривала.
— Вы в тот вечер находились в своем кабинете?
— Кажется, да, но точно не помню. Впрочем, нас допрашивали на следующий же день и проверяли по минутам, где и кто был в момент убийства.
— И где были вы?
— Здесь, в основном здании. Остались два сотрудника моего отдела, с которыми мне нужно было разобрать некоторые бумаги.
— Кто именно?
— Фортаков и Зимин.
— Они были у вас в кабинете?
— Не совсем. Сначала в их, потом в моем кабинете. Мы работали примерно до семи вечера, а потом вместе ушли. Мы даже уехали вместе с Фортаковым. Мы с мужем его подвезли.
— Их фамилии есть в нашем списке? — спросил Дронго, доставая список.
— Есть, — кивнул Сыркин, — их обоих допрашивали. Зимин дважды разводился, так этого несчастного мучили в прокуратуре три часа. Они почему-то считали его особенно неблагонадежным.
— Специалисты, — презрительно сказала Фирсова.
— А почему неблагонадежным? — заинтересовался Дронго.
— Так ведь он два раза разводился, — повторил Михаил Михайлович, — значит, не способен ужиться с женщинами. Ну а раз у него такой характер, то он вполне мог… Во всяком случае, что-то подобное.
— Интересно, — засмеялся Дронго, — не знал, что частые разводы могут повлиять на отношение к человеку правоохранительных органов. Очень интересно. И последний вопрос: как вы считаете, маньяк-убийца мог быть сотрудником вашего института?
— Не знаю. Не мне судить. Но думаю, что нет. Однозначно ответить я не могу. Для этого у меня мало фактов.
— Спасибо, — Дронго поднялся, — извините, что отняли у вас время.
— Ничего. Это было даже интересно, — сказала она.
Когда они вышли, Сыркин не удержался от оценки.
— Сильная женщина. А я, кажется, дал маху с этим Зиминым. Она ведь тоже два раза замужем. Но у нее случилось такое несчастье.
— Во-первых, она не была разведена. А во-вторых, это чистой воды идиотизм подозревать мужчину в женоненавистничестве только на основании двух его разводов. Скорее наоборот, он истинный ценитель женских достоинств. Ищет истину. Свой идеал.
Ознакомительная версия.
