– Я должен дать ему точные инструкции для того случая, если наш Менцель не тот: пулю в затылок...
Алехонян нахмурил брови:
– Не будем с этим спешить. Скажи Черкесову, чтобы он доставил его сюда. Как можно быстрее. Мне хотелось бы поговорить с ним. Он все-таки не обычный человек...
– Разумеется, – ответил Данченко с горечью. – Я бы лично хотел им заняться. Я развяжу ему язык...
Алехонян многообещающе улыбнулся:
– Хорошо.
Затем, прежде чем нажать кнопку для освобождения двери, он добавил бесстрастным голосом:
– Не забудь, отдел «МХ-5» исследовательского центра Уайт-Сэндз занимается конструированием летающих тарелок... Благодаря американскому шпиону мы теперь знаем это.
В Турфане день наступает на четыре часа раньше, чем в Москве.
Черкесов получил в час ночи сообщение, переданное накануне по рации из Москвы, в девять часов вечера. После того как послание было получено в Турфане, расшифровано и передано старшему политруку, прошло десять минут.
Читая этот документ, Черкесов чувствовал, что земля уходит из-под его ног. Он всегда считал, что подобные истории могут происходить только в кино или шпионских романах...
Сначала он даже не верил своим глазам, но в тексте радиограммы приводились неоспоримые доказательства.
Два бывших немецких ученых работали в лаборатории по соседству с «Менцелем». Черкесов снял трубку и отдал приказ: немедленно доставить ученых в корпус Д.
После этого он ринулся к машине, приказав шоферу везти его на аэродром, где всегда наготове стоял вертолет.
В час тридцать ночи вертолет взлетел, управляемый с земли радарами.
* * *
Юбер проснулся от резкого света в комнате своей любовницы.
Изадора встала с кровати, сердито ворча. Юбер открыл глаза, чтобы взглянуть на нее: она была красива, несмотря на тяжеловатые бедра.
Она прошла в ванную комнату, и Юбер с наслаждением вытянулся по всей ширине кровати. Он был пресыщен и доволен...
Настенные часы показывали без двадцати три. Пора спать... В предыдущую ночь Изадора не дала ему заснуть ни на минуту...
Шаги в коридоре... Кто это разгуливает в такое время?
В дверь постучали. У Юбера сердце заколотилось в груди. Он не двинулся с места, спрашивая себя, слышала ли Изадора стук.
По всей вероятности, нет. Иначе она бы уже вышла.
В дверь снова постучали, на этот раз очень настойчиво.
Он спрыгнул с кровати и помчался в ванную. Изадора стояла под душем.
– Стучат в дверь...
Изадора поморщилась. Она выключила воду, накинула махровый халат и пошла открывать.
В дверях стоял офицер МВД в сопровождении двух вооруженных охранников. Юбер побледнел. Офицер обратился к Изадоре по-русски:
– Я за доктором Менцелем. Его срочно вызывает старший политрук...
Изадора пожала плечами:
– Я думала, что случился пожар. Подождите, доктор Менцель должен одеться.
Она не казалась ни смущенной, ни заинтригованной. Она хотела прикрыть дверь, но офицер не позволил ей:
– Я получил приказ не спускать с него глаз.
Юбер понял, что на этот раз шутки кончились.
Изадора попросила объяснений у офицера, но он оставил ее вопрос без ответа. Внезапно ее отношение к Юберу резко изменилось. Она смотрела на него теперь как на шелудивого пса и не отвечала на его вопросы...
Одевшись, он сказал по-немецки:
– Я готов, господа.
Его тотчас с обеих сторон обступили охранники. Они подошли к лифту. Когда лифт остановился после продолжительного спуска, они вышли в незнакомый коридор.
– Стой!
Юбер автоматически остановился, хотя приказ был отдан по-русски. Они вошли в кабинет, где за столом сидел Черкесов, обхватив голову руками. По его виду Юбер понял, что ему не до шуток.
Несмотря на волнение, Юберу удалось улыбнуться и произнести естественным тоном:
– Доброй ночи!
Ни один мускул не дрогнул на лице Черкесова, только глаза холодно скользнули по Юберу и повернулись вправо. Юбер машинально оглянулся и увидел в углу двух мужчин, смотревших на него со смущением и тревогой.
Один из них, в очках, был совершенно лысым. Другой, помоложе, острижен под ежик, на его левой щеке был глубокий шрам.
«Немцы», – подумал Юбер. Он сразу понял, какую ему уготовили западню. Эти двое наверняка знают настоящего Менцеля.
Юбер никогда не признавал себя побежденным до тех пор, пока не использует все средства. Он изобразил удивление, сделал радостное лицо, затем бросился к мужчинам, раскрыв объятия:
– Господи! Друзья мои... Вот уж не ожидал вас здесь встретить!
Немцы одновременно встали со своих мест, отстраняясь от незнакомца, готового заключить их в свои объятия.
Хриплый голос Черкесова заставил его вздрогнуть:
– Тебя не повесят, гнида, но расстреляют!.. Ты получишь пулю в затылок. Но перед этим я вытряхну из тебя душу, шкура!
Юбер не оборачивался. Он медленно перевел взгляд с одного немца на другого и мягко сказал:
– Я не виноват, если у вас плохо с чувством юмора. Представляете, если бы...
– Хватит! – взревел Черкесов.
Юбер резко повернулся и яростно крикнул:
– Оставьте меня в покое, Черкесов! Я проиграл игру! Мне плевать на ваши оскорбления!
Черкесову с трудом удалось взять себя в руки.
– Вы можете идти, – сказал он, обращаясь к немцам, которые не заставили себя упрашивать.
Затем он приказал стоящему в дверях офицеру:
– Уведите его и назначьте ему дозу четырнадцать. Через час мы вылетаем.
Незнакомый мягкий голос сказал:
– Он просыпается. Через пять минут он придет в себя.
Юбер понял, что речь идет о нем. У него было ощущение, что он медленно всплывает на поверхность из густой липкой жидкости, видя над собой полоску света.
Над ним склонился белый силуэт со светящимся глазом.
– Все в порядке, – сказал силуэт.
Это был врач с лампой на лбу. Юбер закрыл глаза, удивившись, что они были открыты. Любопытно...
Пять минут... А что потом?
Он вспомнил Черкесова и очную ставку... Охранников, проводивших его в медпункт... Врача в белом халате, сделавшего ему укол... дозу четырнадцать... Он не сопротивлялся, во-первых, потому что это ничего бы не дало, а во-вторых, он был уверен, что его не отправят так легко к праотцам, не вытряся из него максимум информации...
Через пять минут от него потребуют объяснений – с обычным тактом...
В сущности, почему его усыпили? Чтобы перевезти его в другое место без лишнего риска? Вероятно, Черкесов привез его в маленьком вертолете, на котором улетел обратно.
Юбер открыл глаза. Настенные часы показывали четыре. За окнами была ночь.
Его арестовали в три часа... после этого перевезли в Турфан... Но до Турфана минимум час летного времени...
Юбер огляделся вокруг. Судя по интерьеру, он находился в медпункте. Посередине комнаты стояли два человека в темно-синих формах МВД. Все в порядке вещей.
Он хотел воспользоваться отсрочкой, чтобы подготовиться к предстоящему допросу... Как ни странно, ему не было страшно. Он попадал и в худшие переделки, из которых тем не менее ему удавалось выйти. Почему не выйти и из этой? Он будет жить до тех пор, пока они будут уверены, что он еще не все рассказал.
Следовательно, надо маневрировать в этом направлении. В этой дьявольской игре не было точных правил; дозволены все ходы. Иногда выигрывал тот, кто был хитрее, иногда более жестокий.
Юбер был лишен возможности нападать, поэтому он должен быть хитрее. А выиграть в этот раз должен самый хитрый. Во-первых, надо выиграть время. Он застонал и закрыл глаза. Слишком поздно: пять минут истекли, кроме того, они видели, что он уже проснулся.
– Встань, сволочь!
Не очень-то вежливые ребята. Схватив его за плечи, они подняли его на ноги, после чего сильным пинком он был отправлен к двери.
Это только цветочки.
Оба цербера подскочили к нему и схватили под руки.
– Пошли!
Куда? На пытку, разумеется. А может быть, и на смерть, если он допустит малейшую оплошность.
Они вышли в коридор, затем спустились по лестнице, затем снова пошли по коридору. Здание незнакомое... Это не Дворец правосудия в Турфане и не здание КГБ, где он провел одну ночь в апартаментах Черкесова после своего неудачного побега.
Какой-то длинный барак...
Они остановились перед дверью, охраняемой вооруженным постовым. Дверь открылась. Юбер приготовился ко второму действию.
– Очень рад вас видеть у нас!
Насмешливый голос... знакомый голос...
Юбер хотел повернуться, чтобы посмотреть на того, кто говорил, но в этот момент из угла на него бросилась огромная овчарка.
– Стоять, Трумэн!
Собака улеглась у ног Юбера, тяжело дыша открытой пастью, из которой капала пена. Юбер перевел дыхание и повернулся к хозяину собаки.
– Иван Данченко! – прошептал он.
Старший политрук недобро улыбнулся.
– Как называть тебя в этот раз? – спросил он. – Фрэнк Рейсл? Теодор Колуцкий?
