Ознакомительная версия.
— Перемирие между Британией и Гитлером — вопрос недель, а может быть, и дней. Англия вымотана воздушной войной, ударами немецкого подводного флота. Везде разговоры про одно и то же: это не наша драка, почему мы должны отдуваться за поляков и лягушатников? Ладно. Это, как говорится, сообщения агентства ТАСС — «Тетя Аня Соседке Сказала». Но у нас, товарищи, есть информация посерьезней. Источник «Лорд» обращает наше внимание на резкое усиление антисоветской партии сторонников мира, в особенности так называемой «Кливлендской клики», группы завсегдатаев салона леди Астор.
— Это та дамочка, которая сказала Черчиллю: «Если б вы были моим мужем, я насыпала бы вам в кофе яду?» — усмехнувшись, спросил Нарком.
— Она самая. А Черчилль, если помните, ей ответил: «Если б я был вашим мужем, мадам, я бы этот кофе с удовольствием выпил», — заулыбался и Коган, однако тут же посерьезнел. — Если говорить про Черчилля, то его положение шатко, как никогда. Оппоненты премьер-министра в открытую требуют мира с Германией на условиях довоенного статуса кво и неприкосновенности британских колоний. На сегодняшний день немцев это железно устраивает. «Лорд» информирует, что «Кливлендская клика» поддерживает контакты с нацистской верхушкой. Мы сообщили об этом в британскую контрразведку, но там и без нас знают. Только поделать ничего не могут. Или не хотят — в контрразведке тоже две фракции. Поймите, товарищи: англичане готовы мириться, это реальная, стопроцентная опасность. Если Гитлер завтра сделает какой-нибудь эффектный жест, который польстит британскому самолюбию, партия мира возьмет верх. «Лорд» говорит, что на тайных переговорах британских и германских представителей обсуждаются самые фантастические варианты. Чуть ли не сам Рудольф Гесс прилетит в Англию безо всяких предварительных условий, рассчитывая исключительно на английскую рыцарственность.
— Ну уж, — не выдержав, фыркнул Октябрьский. — Может, к ним еще сам Фюрер пожалует? Заливает ваш «Лорд».
— «Лорд» не заливает! — вспыхнул Коган. — Это железный источник. Я за него ручаюсь. А вы, товарищ старший майор, не знаете, и не говорите!
Нарком успокаивающе кивнул — мол, я знаю, я верю, и «Англичанин» взял себя в руки.
— В общем так, товарищи. Ситуация на английском направлении представляется нам железно приоритетной. — Старший лейтенант чеканил каждое слово, да еще отмахивал сжатым кулаком. — Нападет на нас Гитлер этим летом или нет, будет зависеть от исхода тайных британо-германских переговоров. Вот где в настоящий момент проходит наша передовая линия фронта. У меня всё, товарищи.
Итоги обсуждения подвел Нарком. Сказал, что обстановка сложная, но это ничего, разве когда-нибудь она бывала легкой? Каждое из направлений для нас важно, на каждом в любой момент может образоваться кризис. Поэтому всем работать, как работали до сих пор.
— И «немцы», и «японцы», и «американцы», и «англичане» должны по-прежнему считать, что именно на вашем участке решается судьба будущей войны, — говорил Нарком, переводя взгляд с одного на другого. — Правильно сказал Коган: мы, разведчики, сейчас на передовой. За спиной у каждого — наша социалистическая Родина. Не дайте врагу прорваться.
А оргвыводы сделал такие: выделил Октябрьскому дополнительных сотрудников и спецсредства; «англичанам» санкционировал безлимитный расход валюты. Лежава с Епанчиным не получили ничего, так что в результате «файв-о-клока» приоритеты разведдеятельности более или менее определились.
— Товарищ Коган, — сказал еще Нарком, явно озабоченный информацией из Лондона. — Может быть, вам имеет смысл вернуться и вести «Лорда» лично?
— Ей-богу, нет необходимости, товарищ генеральный комиссар, — ответил Мальчик Мотл. — Есть прямой контакт связи, по известному вам каналу. И еще «Молния», на случай срочного сообщения чрезвычайной важности.
— Ну хорошо. Ладно, товарищи, мы с Всеволодом Николаевичем пойдем, а вы чайку попейте, поболтайте. Налаживайте контакт.
Нарком поднялся, вскочили и все остальные.
Это было нечто новенькое. Как это — распивать чаи в кабинете Самого, да еще в отсутствие хозяина? У сотрудников разных отделов «болтать» между собой не по службе было не заведено, а на обмен служебной информацией требовалась особая санкция. Представители четырех направлений неуверенно смотрели друг на друга.
— Да вы сидите, сидите, — махнул рукой Нарком. — Чайку вон свежего себе налейте, фрукты кушайте. Товарищ Октябрьский, на минуточку.
Остановившись у самой двери, Нарком вполголоса спросил у старшего майора:
— Вы когда мне Вассера этого возьмете? Что-то долго возитесь.
— Ждем звонка, больше ничего не остается. Проверяют немцы, а как же? Два дня с помощью милиции искали в озере тела «рыболовов». Нашли. Агент «Эфир» (такая кодовая кличка была дана фон Лауницу) доносит, что в посольстве делали вскрытие, сами. Убедились, что Решке и Штальберг, действительно, утонули. Еще два дня трясли Эфира, но мы ему разработали детальную легенду. Докладывает, что прошел проверку успешно, даже представлен к награде за спасение радиста и рации. Имя «Вассер» в его присутствии ни разу не упоминалось. Похоже, посольская резидентура должна просто передать Вассеру по эстафете радиста.
— Гляди, как осторожничают. Покоя мне не дает этот Вассер. Сам полковник Кребс у него на побегушках. По всему видно, опасный мерзавец.
— Или мерзавка, — поправил Октябрьский со своей всегдашней привычкой к точности. — Скорее всего, конечно, мужчина. Но возможно, и какая-нибудь железная фрау.
— Имеете основания так думать? — заинтересовался Нарком. — Какие?
— Никаких. Просто слово «Wasser» по-немецки среднего рода. А по-русски и вовсе женского — «Вода».
— Wasser, Wasser— задумчиво пробормотал Нарком, тоже произнося это слово на немецкий лад — «васса». И вдруг усмехнулся. — Фрау Васса Железнова. Ты, Октябрьский, мне это существо неопределенного пола непременно добудь. Я тоже думаю, что через Вассера мы можем подобрать отмычку к «Барбароссе»… Ладно, идите, чаевничайте, — снова перешел он на «вы» и на прощанье хлопнул старшего майора по плечу.
После ухода начальства в кабинете повисло молчание. Непринужденно держался один Коган — шумно отхлебнул чаю, с удовольствием сгрыз печенье.
— Я гляжу, Мотя, ты в своем Лондоне не больно-то джентльменских манер набрался. Хлюпаешь, как насос. Не зря тебя товарищ Менжинский «беспризорником» дразнил, — шутливо заметил Лежава, не желая показать, что расстроен исходом совещания.
— Это я на родине расслабляюсь, — в том же тоне откликнулся старший лейтенант. — На приеме в Бэкингемском дворце я сама изысканность.
— Вы бываете в Бэкингемском дворце? — заинтересовался Епанчин. — И что, видели короля?
— Я много чего видел, — неопределенно ответил Коган. — И много где бывал.
Снова помолчали.
— Товарищи, ну что мы волками друг на друга смотрим, — не выдержал «Американец». — Делить нам нечего, одной Родине служим. Вот и Нарком сказал, чтоб мы больше контактировали, обменивались информацией. После сочтемся, кто больше сделал для победы.
Прекраснодушный коминтерновец стал расспрашивать Когана про жизнь в Англии. Рыжий охотно рассказывал про бомбежки, про новинки британской военной техники, но от разговора по существу уходил. Так же вел себя и Лежава. Когда Епанчин спросил его, есть ли в Японии сторонники мира — среди творческой интеллигенции или, скажем, духовенства, майор отделался похабным анекдотом про буддийского монаха и гейшу.
Октябрьский же вообще помалкивал. Во-первых, знал, что ничего полезного от коллег-соперников не услышит. А во-вторых, был уверен, что в кабинете установлена прослушка — потому Нарком и оставил их здесь, не отправил «налаживать контакт» куда-нибудь в другое место.
Именно Октябрьский и предложил расходиться — дел невпроворот. «Японец» и «Англичанин» с большой охотой поднялись, один «Американец» выглядел растерянным. Ничего, подумал старший майор, покрутится у нас месяц-другой, разберется, что к чему. Парень вроде неглупый.
Уже в коридоре Октябрьского взял за локоть Лежава.
Побагровев и очень стараясь не отводить взгляда, заговорил:
— Слушай, я рад, что ты вернулся. Честное слово. Всё хотел заглянуть, объясниться… Ты это, ты прости меня: я ведь искренне думал, что ты враг… Данные такие были, ну я и поверил. Сам помнишь, что тут у нас тогда творилось. Тебе, наверно, показывали мой рапорт?
— Не рапорт, а донос, — спокойно ответил старший майор, не делая ни малейшей попытки облегчить Лежаве задачу.
У того дернулась щека.
— Да ладно тебе… Признаю, ошибался. Переусердствовал. Виноват я перед тобой. Прости меня, а? Не ради старой дружбы, а для пользы дела. Правильно ведь Епанчин сказал: одной Родине служим.
Ознакомительная версия.
