в ярком свете мощной электролампы Андрей увидел безжизненное тело человека, с которым он недавно так неосмотрительно вступил в драку. Офицер подошел к трупу, поднял руку мертвеца. Затем опустил ее, и она с глухим стуком упала на кафельный стол.
— Убедились? Мертв, как может быть мертв мертвец. Картина не из приятных, но увы… Теперь идемте! Вы кандидат в висельники…
Андрей едва передвигал ноги. Мозг сверлила одна мысль: убил человека! Он убил!..
4
…Потом все было похоже на кошмарный сон: хочешь проснуться и не можешь, а кошмар продолжается. Его внутренне трясло, как в лихорадке. Чувство безысходности, страха, думы о будущем, еще недавно таком ясном и чистом.
Его допрашивали. Как преступника, как убийцу. Назывались виды кары, которая по закону должна последовать за убийство, — как минимум каторга. Ему читали свидетельские показания и представляли свидетелей. Он не мог никого из них узнать. Конечно, что он успел видеть? Все произошло так неожиданно и стремительно. Он вступился за девушку.
— Возможно, — мрачно говорил офицер полиции. — Но никто не видел девушки. Никто. А как вы избивали покойного Шабри, видели! И как каким-то зверским приемом погубили его. Вы не можете этого отрицать.
Он не мог отрицать, так как действительно швырнул через себя этого человека. И он видел его мертвым и не отрицал, что это именно тот человек.
Следствие велось столь же стремительно, как стремительно происходили события там, на улице. Вскоре он подписал протокол, где перечислялось все, что ему инкриминировалось. Спросил:
— Вы сообщили в посольство?
— Пока нет. Но это не спасет вас. Мы подумаем все же о вашей судьбе. И поверьте моему слову, где-то в душе я даже сочувствую вам, — уверял офицер. — Но факты и очевидцы свидетельствуют против вас.
Затем Андрей около часа провел в одиночной камере, куда вскоре вместе с офицером вошел еще какой-то человек в штатском. Офицер сказал, что этот господин представляет тех, кто способен как-то повлиять на исход дела и даже предотвратить дальнейшие неприятности. И ушел. А человек остался.
— Если вы решитесь на один шаг, пожалуй, единственный. Другого выбора у вас нет… Если вы согласитесь оказать нам некоторые услуги, вернувшись к себе домой… Это будут совсем незначительные услуги…
Этот человек в штатском был очень настойчив, а его железная логика неумолима. И все же Андрей вновь отказался от его предложения. Тогда ему снова объяснили безвыходность его положения. Напоминали о доме, жене, ребенке, о крахе карьеры. В ином же случае, если он будет мудрее и примет предоставленный ему единственный выход, то…
И он сдался. Он не помнил, когда произошел в нем надлом. Быть может, тогда, когда в камеру зашел офицер и сказал, что для поддержания сил нужно поесть и выпить. Хотя бы рюмку виски. Он выпил три.
— Вас долго не потревожат, — вернулся к прерванному разговору тот человек. — В конечном счете вы можете дать подписку и, вернувшись к себе в страну и обдумав свое положение, донести на самого себя в советские органы государственной безопасности. Но это, конечно, крайности…
Перед ним снова веером выложили фотографии, целую колоду фотографий. На них был зафиксирован бросок Андрея. Потом Андрей и распростертый на земле человек. Потом он, Андрей, у трупа…
Когда он, наконец, подписал бумагу, заставили прочитать ее вслух: «Я, Андрей Божков…»
И затем магнитофон воспроизвел: «Я, Андрей Божков…»
1
Почти неделю Готье колесил по Москве. Если бы кто-нибудь задался целью проследить его маршруты, то сложилось бы впечатление, что человек слоняется без толку. Он уходил из дому сразу после завтрака, садился в троллейбус, ехал до метро, делая несчетное количество пересадок. Выходя на какой-либо станции, брал первое подвернувшееся такси, называл адрес, добравшись до указанного места, снова спешил в метро. Заходил в автоматные будки и куда-то звонил, меняя голоса. Иногда подобные путешествия он затевал и по вечерам, стараясь втиснуться в «пиковые» потоки людей, спешивших с работы домой.
В посольстве ему даже сделали замечание, что он пропустил несколько совещаний и встреч, на которых ему следовало бы присутствовать. В свое оправдание он сослался на ряд устных поручений весьма важных лиц. Готье прекрасно понимал: некоторые его коллеги по посольству догадывались, что он здесь, в Москве, выполняет не только свои прямые обязанности. Но он знал, что прямо об этом его никто не спросит, ибо многие приехали сюда, тоже имея тайные поручения. У всех была своя школа и часто не только дипломатической работы.
И у него была своя школа и свои шефы. Одни официально его переставляли с квадрата на квадрат, словно шахматную фигуру. Другие, тайные, нашли его уже «готовенького», и на их деньги он делал свой личный бизнес. Впрочем, иногда ему казалось, что все эти шефы, легальные и тайные, там, на «Олимпе», имели своего общего властелина.
Мотаясь в городском транспорте по Москве, он, выполняя инструкцию старательно «прятать хвост», делал сейчас работу для тайного шефа, которого ему постоянно рекомендовал один из близких знакомых, чиновник штаба НАТО. Готье тогда сделали предложение. Он согласился. И этот, второй шеф, оплачивал каждую его акцию. Бесспорно, в этом был риск, но ведь многие из его московских коллег делали тут свой бизнес.
Готье указали Попова. И Попов работал на него. Теперь в его активе был еще этот Кисляк. Кисляка он смог проверить. «Купец» исправно выполнил задание и, как было условлено, положил в тайник то, что от него требовалось. И вот Божков. Готье выяснил: Божков на месте, он в Москве. Проверен. Предупрежден.
— Ты похудел, милый, за эти дни, — заметила Мадлен, — избегался как борзая. Не пора ли отдохнуть?
«Ах, Мод, мой бесценный помощник», — любуясь ею, думал Готье.
— Ты права, Мод. Устал. Но ведь игра стоит свеч. — Он поцеловал ей руку и устало улыбнулся: — Ты помнишь, я говорил об отпуске и обещал тебе еще кое-что. Все это необходимо обеспечить, милая. Волка ноги кормят… Сегодня в Брюссель улетит человек. Мне нужно передать с ним письмо. Оттуда собираются кого-то прислать к нам в гости.
2
«Кто бы это в такую рань?» — подумал Кисляк, натягивая пижамные брюки и заталкивая ноги в комнатные туфли. Вадим Петрович открыл дверь. На площадке стоял, улыбаясь, светловолосый молодой человек:
— Вадим Петрович? Верно?
— Верно, это я, — ответил условной фразой Кисляк.
— Здравствуйте, я от Антона Васильевича, он говорил, что вы можете приютить меня.
— Верно. Заходите. — Кисляк посторонился, пропуская гостя в переднюю.
— Павел Юрьевич Юрьев, можно просто Павел, — сразу представился прибывший. Кисляк внимательно разглядел его: худощавый, крепкий,
