Конечно, Раукснис, как и думал Ваулин, в медпункт не заходил. Он свернул с полпути прямо в лес. Вот его след, Самойлов молча указал свежую лыжню, и все тотчас двинулись по ней.
Теперь их со всех сторон обступил лес. Мороз. Тихо и безветренно. Небо над лесом чистое.
Ваулин уже с год не ходил на лыжах, но, посмотрев, как впереди двигались разведчики, он на ходу приспособился и шел не отставая. Усталости он не чувствовал, спать больше не хотелось. В медпункте Ваулин взял банку вазелина. Все четверо густо намазали щеки и нос. Мороз, видно, станет еще крепче.
Самойлов шел первым. Скоро перестал доноситься стук топоров. Только глухое грохотание орудий нарушало тишину. Спустя час Самойлов объявил, что лыжня начинает петлять.
— Здесь он начал крутить, товарищ майор. Со следа сбивает.
— Читайте! Читайте эти петли, Самойлов! — нетерпеливо крикнул Ваулин.
— Да уж стараюсь, товарищ майор.
Если у шпиона на эти зигзаги ушло полчаса, то прочесть их надо в десять минут. Надо выиграть время!
Но вот лыжня дала развилку. Один след уходил на холм, густо поросший кустами, вероятно орешником: другой — в плотный ельник, ставший на пути сплошной зелено-белой колючей стеной.
— Ну, это мы сейчас разгадаем, — сказал Ваулин. — Самойлов, к холму!
Самойлов рванулся с места. Скоро он вернулся.
— Там следов нет, товарищ майор, — доложил он. — Ни елочкой, ни уступом. И не думал он туда подниматься.
— Почему?
— Чего зря лыжи ломать! На таких холмах камень бывает, острый камень.
— Нечего делать, продеремся через ельник. Он же пробился.
Втянув голову в плечи, повернувшись немного боком, наклонившись, они пробирались через колючую пружинистую стену ельника.
Много еще таких петель распутывали они. Скоро Ваулин почувствовал, что устает. Идти становилось все труднее. Как всегда после долгого перерыва в хождении на лыжах, начали болеть ноги выше колена. Давали себя знать две ночи без сна.
«Раукснис крепок, — подумал Ваулин. — Мои ребята и моложе и крепче его. Значит, из-за меня может задержаться преследование. Только не это, только не это!.. Они как будто смекнули, что я устал».
— Самойлов, почему вы так часто оборачиваетесь? — громко спросил Ваулин. — Никто не отстает. Иди, не сбавляй темпа…
На одном участке дорога была гладко укатана. По-видимому, здесь несколько раз прошли сани с тяжелым грузом. Лыжня исчезла. Может быть, Раукснис, чтобы сбить преследователей со следа, прошел сотню-другую метров по этой дороге?
Приближался грузовик. Ваулин поднял руку. Машина остановилась, водитель открыл дверцу кабины.
— Подвезти? — спросил он. — Садитесь.
— Нет… Не видели тут одного лыжника? — спросил Ваулин. — С дорожным мешком.
Нет, лыжника водитель не встречал. А не заметил ли он следов в стороне от дороги? Водитель задумался.
— Вот разве там. — Он махнул рукой в сторону поворота, который виднелся сквозь деревья. — Как будто там…
Двинулись к повороту. Лыжные борозды начинались за канавой и вели в лес.
— Самойлов, след тот же или другой? — спросил Ваулин.
Самойлов ответил не сразу. Он ходил вперед, назад, наклонялся над лыжней.
— Те же лыжи, товарищ майор, — ответил он наконец. — Ручаюсь!
«Значит, так и есть, — подумал Ваулин. — Он воспользовался дорогой, чтобы обмануть нас».
Этим приемом неизвестный, которого Ваулин условно называл «Раукснисом», а Самойлов коротко «он», выиграл несколько минут. Видно, что это опытный, тренированный противник, отлично применяющийся к местности. Он действовал уверенно, напрягая все свои силы, пуская в ход все свое умение. Он был впереди, пока еще неуловимый.
— Тут не только он петлял, — сказал Самойлов. — Вой кто-то еще.
Сбоку виднелись следы зайца и лисицы.
Незадолго до сумерек они вышли к узкой речке.
Много таких речек, которые не названы на общей карте, а нанесены только на военную, течет в северном лесном краю. Мелкие и быстрые, они бегут по каменистому руслу, не замерзают даже в самые крепкие морозы, и вода так и бурлит возле больших камней. Всю зиму водоросль, омываемая быстрым потоком, вьется на камнях, то скрываясь под пеной, то изгибаясь, как змея. Лыжный след потянулся вдоль берега речки. Ваулин понял, что Раукснис искал места, где течение тише, чтобы переправиться на другой берег. Перейти вброд с лыжами на плечах он не рискнул. Но вот место для переправы найдено Раукснисом.
— Стойте! — сказал Ваулин. — Здесь он рубил жерди. Видите?
Почти у самого берега были видны свежие пеньки молодых осин. Они были срублены час, два часа назад. Сколько он выиграл во времени? Если бы знать это…
Река здесь наполовину замерзла, потому что течение было медленнее. Лед держался только у берега. Жердь одним концом была положена на лед, а другим легла на каменистый выступ противоположного берега. Так он перешел через реку. Вторую жердь, видимо, снесло вниз.
— Что ж, давайте и мы рубить жерди. Надо переходить туда.
Ваулин вынул большой острый нож…
Когда перебрались на другой берег, в лесу стемнело. Теперь уже не видели следа. Не имело смысла идти дальше, пока не вызвездит. Хорошо, что успели войти в сосняк. Здесь тени не густые и ночью осмотреться будет легче.
Вероятно, у Рауксниса имелась точная карта — он обходил редкие населенные пункты, проложил маршрут по пустынным местам. На привале Ваулин чувствовал, что нестерпимо болит все тело. Бойцы, вероятно, понимали, в каком он состоянии, — они старались не глядеть на него.
Ваулин протянул бойцам фляжку:
— По глотку. Погрейтесь немного.
Отпили по глотку.
— Теперь нарубите веток и ложитесь… Нет, только для себя рубите.
— А вы, товарищ майор?
— Я не буду. Двое отдыхают. Я и Самойлов подежурим.
Ваулин чувствовал, что теперь ему нельзя забыться в дремоте ни на минуту. Разговор поможет не уснуть.
— Как вы, товарищ Самойлов? Как себя чувствуете?
— Я-то? Да ничего… На границе бывало и не такое.
— А что именно бывало?
— О, тут рассказывать и рассказывать, товарищ майор! — Здоровенный Самойлов с хрустом потянулся. — Два года я прослужил на границе. Чего только не было. И на земле, и на воде, и в снегу, и в болотах. Раз было, что трое суток вся застава не спала. Сапог не снимали. Все обшарили. Под каждым кустом были, каждую кочку осмотрели, а нарушителя нет. — Рассказ о пережитом начинал увлекать Самойлова.
— Нашли?
— Нашли, потому что воронку разглядели.
— Какую воронку?
— Лодку он плохо затопил. Можно сказать, халтурно затопил.
— Халтурно? — Ваулин улыбнулся.
— Именно. Он от берега чисто переправился. Весла тряпками обмотаны, чтоб без стука. Ну, и весла плохо утопил. Одно концом у самой поверхности. Воронка образовалась на спокойной воде. Я с берега заметил. Стали искать его.
— И тогда-то нашли?
— Ага. Он, представьте, грибы заготовлял.
— Грибы заготовлял?
— Такие документы у него были, на заготовителя. Сразу он не рискнул из пограничной полосы уехать в сторону Москвы. Тут уж все начеку были. Он это, конечно, понимал. Ну и выжидал, пока тревога уляжется. Стал заготовителем грибов.
— Так трое суток не спали?
— Трое суток. И ничего — потом пошли на вечер самодеятельности.
— А наши-то ребята спят. Даже храпеть начинают. Давай-ка потормошим их, Самойлов, чтобы не застыли… Что это?
— Сучья от мороза трещат.
Бойцов перевернули. Самойлов со всей силы хлопал их по спине, и они что-то бормотали сквозь дремоту.
Самойлов шутил:
— Как в баньке, товарищ майор.
— Да, чувствуется в тебе пограничная школа, Самойлов. Потормоши-ка меня теперь… Сильнее!.. Ничего, кровь разойдется.
Боль в ногах была ужасной. Ваулин сжал зубы. Он снял на минуту сапоги и стал растирать ноги. Сразу сделалось легче.
— Самойлов, — тихо сказал Ваулин, — если со мной что-нибудь произойдет, ты меня заменишь.
— Слушаю, товарищ майор! — еще тише ответил Самойлов.
— А теперь буди их.
Выпили еще по глотку. Медленно разгорались звезды. Казалось, что они низко висят над деревьями. В редком сосновом лесу стало светлее. Самойлов без труда отыскал след.
«Как Раукснис теперь поступит? — думал Ваулин. — Успеет ли ночью дойти до озера. Если нет, то переждет в лесу. Днем возле Ладожского озера показаться опасно, на дороге пусто не бывает. Охранение, патрули… Но знает ли он об этом? Может, все-таки рискнет напролом, пересечет дорогу и выйдет прямо на лед?»
Одно было ясно — надо безостановочно двигаться дальше, пока виден след. Теперь он уже не петлял — Раукснис торопился.
Сколько километров прошли? По прямой — Ваулин успел взглянуть на карту во время стоянки — километров двадцать пять, а с петлями — значительно больше. Лес опять стал частым и запутанным.
