Ознакомительная версия.
Наступило неприятное молчание.
– И ты знал, что он жулик? – строго уточнил Ермакович.
– Он приезжал как бизнесмен, – ответил Кольчугин. – Мы тогда пригласили много разных специалистов из Европы. Он был среди них…
– А теперь его убили в компании с известным аферистом, находящимся в международном розыске, и с двумя нашими сотрудниками, – подвел итог Ермакович. – Надо же, неизвестный бизнесмен, который успел побывать у нас в Донецке и даже со мной сфотографироваться. Правильно?
– Да.
– Ты понимаешь, что это значит? Значит, я принимаю афериста у себя в Донецке, а потом он встречается в Киеве с другими жуликами, среди которых и ответственные сотрудники аппарата совета министров. Как это называется?
Кольчугин и Пархоменко подавленно молчали.
– Нужно провести тщательное расследование и уточнить, что именно связывало наших людей с этими греками, – заявила Пархоменко. – Вы можете дать указание министру внутренних дел, чтобы он взял под особый контроль расследование этих убийств. И проверил фотографию – может, это действительно фотомонтаж.
– И все газеты напишут, что премьер-министр проявил личную заинтересованность, – заметил Кольчугин. – Нам нельзя так глупо подставляться. В нашем МВД полно всяких болтунов. Как только Виктор Викторович даст указание министру, об этом тут же узнают сотрудники министерства, а потом и журналисты. Необходимо узнать про возможные связи наших чиновников с этими бандитами, но при этом не должно быть никакой личной заинтересованности, иначе всплывет та самая фотография.
– Ты уверен, что была фотография? – уточнил Ермакович.
– Я помню, что мы делали общие фотографии и он фотографировался вместе с нами.
– Кто снимал?
– Не помню. Кажется, был и наш фотограф, и ихний.
– И теперь эти снимки могут появиться в газетах? – вмешалась Ольга Павловна.
– Да, – кивнул Кольчугин, опустив голову, словно был в чем-то виноват.
Ермакович посмотрел на него, потом на Пархоменко.
– Я уже привык, что про меня пишут всякие глупости. Но теперь начнут марать и все наше правительство. Вам нужно проверить всю деятельность погибших. И установить, почему они оказались в такой гнусной компании.
– Мне понадобится разрешение министра финансов.
– Считайте, что вы его уже получили. Я ему позвоню. А ты, Миша, завтра же отправляйся в Донецк. Надо проверить, какие связи были у этого Хортакиса в Донецке. Узнай, у кого из наших могли остаться фотографии. У нас ведь все время работал этот маленький фотограф, как его звали? Кажется, Василий Григоренко?
– Да, – Кольчугин сумел не улыбнуться, – только он не совсем маленький. Обычного среднего роста. Просто на вашем фоне…
– Ладно, – отмахнулся Ермакович. – Найди Григоренко и узнай, где негативы, фотографии. А насчет Хортакиса, я думаю, тебе лучше ничего не узнавать. Это дело нужно поручить профессионалу, который все выяснит. У нас есть такой человек в Донецке?
Оба помощника улыбнулись. Они не сомневались, кого именно назовет Ермакович. Хотя, по большому счету, знали, что в Донецке их патрон может опереться на большинство жителей города, которые считают его своим человеком, командированным в столицу.
– Правильно, – кивнул им Виктор Викторович. – Найдете Николая Кравченко и скажете, что это моя просьба. Я ему позвоню…
– Нет, – возразил Кольчугин. – Вы же знаете, что телефоны могут прослушиваться. Если смогли прослушать даже президента…
– Тьфу! – разозлился Ермакович. – Пусть слушают. Я ничего дурного не совершал.
– Извините, Виктор Викторович, – проговорила Пархоменко, – вы не просто премьер-министр. На сегодняшний день вы единственный реальный кандидат от власти в президенты. И единственная возможная вам альтернатива – Мищенко. Поэтому мы готовы к тому, что против вас могут быть использованы любые методы. В том числе и самые недопустимые. У вас слишком много недоброжелателей. И необязательно, что все они только сторонники Мищенко. Французы говорят: «Предают только свои».
Ермакович никогда не сдавал «своих». Даже когда это было необходимо, даже когда диктовалось обстоятельствами дела. Вопреки здравому смыслу он всегда защищал своих людей. Может быть, воспоминания молодости, когда его дважды несправедливо осудили, подсознательно давили на него и он не хотел допускать подобной несправедливости в отношении своих сотрудников.
Когда он был еще совсем молодым директором автобазы, входившей в крупное производственное объединение, его грузовики обслуживали шахту, погружая и выгружая породу, добытую горняками. Обычно на таких работах использовались мощные «КамАЗы». И в одну из смен неопытный водитель забыл поднять кузов. Машина зацепила силовой кабель, произошла авария, в результате которой была обесточена целая шахта.
Можно было разобраться и наказать нерадивого водителя, допустившего такую оплошность, но, когда человек работает, у него всегда находятся недоброжелатели – лентяи, безынициативные нахлебники, просто завистники. А если человек работает хорошо, недоброжелателей появляется еще больше. Но когда человек в двадцать шесть лет становится руководителем автобазы и трудится так, что его хозяйство становится лучшим в объединении, число его недоброжелателей увеличивается в геометрической прогрессии.
Ничто так не мучает некоторых людей, как успехи их знакомого. При этом в расчет не принимается ничего. Ни его работоспособность, ни талант, ни энергетика, ни трудное становление. Завистники объясняют это случайной удачей, якобы выпадающей «счастливчикам». Это типичный «комплекс Сальери», не простившего божественной одаренности Моцарта. Даже малая толика успеха способна вызвать ненависть у заурядных обывателей. Такова природа человеческой сущности.
В составленных отчетах была указана не столько халатность водителя, сколько вина его руководителей, в том числе и заместителя Ермаковича – Серго Рушидзе, одного из самых опытных работников автобазы. Генеральный директор объединения Ломакин не стал разбираться более подробно. Ему было достаточно, что назвали конкретных виновников. Приказом он уволил сразу несколько человек, включая несчастного водителя и Рушидзе, обвинив их в преступной халатности.
Ермакович получил копию приказа и уже через минуту собрал всех своих сотрудников, потребовал, чтобы все они работали как раньше, а сам поехал к генеральному директору добиваться отмены его несправедливого наказания.
Нужно было рассчитать время, появиться в кабинете генерального, когда он будет один и в благодушном настроении. Ломакин хорошо относился к Ермаковичу, можно было уговорить его отменить этот приказ, попросить детальнее разобраться со случившейся аварией. Но Ермакович не умел маневрировать, приспосабливаться, терпеливо ждать. Считается, что характер так или иначе сказывается на судьбе человека. Но точно так же и удары судьбы формируют характер. Выросший без матери, привыкший с детства полагаться на себя, успевший познакомиться в ранней молодости с несправедливостью и жестокостью, он не умел ни лгать, ни лицемерить. К тому же сказывались и его высокий рост, и невероятная физическая сила. Если невысокие люди обладают своеобразным «комплексом Наполеона», то высокие и сильные, в свою очередь, – «комплексом Ермаковича». Привыкшие к осознанию собственной силы, такие люди идут напролом, презирают дипломатию, становятся настоящими вожаками. Наверное, так вели себя наши предки тысячи лет назад, и эти мужские качества лидера так или иначе повторяются в далеких потомках даже спустя много лет.
Ермакович вошел в кабинет к генеральному, когда у него находились все заместители. Можно было подождать, пока они уйдут, выждать время, чтобы не начинать этого тяжелого разговора. Но он сел и упрямо начал разговор.
– Вы подписали приказ об отстранении от работы сразу нескольких сотрудников автобазы, включая моего заместителя Рушидзе.
– Правильно сделал, – недовольно буркнул Ломакин, – у нас такое чрезвычайное происшествие случилось – шахта была обесточена. Скажи спасибо, что мы не передали дело в прокуратуру…
– Люди не виноваты. Водитель случайно забыл поднять кузов при разгрузке породы.
– У меня отчет комиссии, – показал Ломакин на лежавшую на столе бумагу.
– Это не отчет, а отписка, – разозлился Ермакович. – Я был на месте, сам все проверил.
Заместители смотрели на генерального директора, ожидая, что он ответит этому молодому и наглому начальнику автобазы. Тот понял, что может потерять лицо. Ломакин нахмурился и, отчеканивая каждое слово, громко произнес:
– Я подписал приказ и никогда его не отменю. Ни при каких обстоятельствах. Все ясно? А теперь можешь идти. Тоже мне адвокат нашелся. Скажи спасибо, что я тебя не уволил.
Ермакович повернулся и молча вышел из кабинета. В приемной он написал заявление об увольнении. Оставив его секретарю, уехал к себе собирать вещи. На следующее утро ему позвонил генеральный директор:
Ознакомительная версия.
