Едва увели Куликова, как в кабинет вошёл озабоченный Ломов. Он приехал из госпиталя.
— Ну? — нетерпеливо спросил Лозин. — Докладывайте быстрее! Остаются уже не часы — минуты!
— Телефон у начальника эвакогоспиталя переводной. Звонок к секретарю. Попасть к начальнику можно только через секретаря.
— И этот секретарь — женщина! — воскликнул Лозин.
— У этой женщины усы не меньше ваших.
— Значит, около телефона сидит машинистка.
— Кроме секретаря в комнате никого нет.
— Фамилия секретаря?
— Виноградов Иван Петрович.
— Давно он работает секретарём?
Ломов замялся:
— Это я… не выяснил.
— Да ты что? — возмутился Лозин. — Это же элементарно!
Он заглянул в блокнот, крутанул диск телефона и соединился с отделом кадров эвакогоспиталя.
То, что Лозин узнал, заставило его немедленно отправиться в госпиталь. Оказалось, что секретарь начальника госпиталя Шилова три дня назад была направлена на операцию в больницу.
Комиссар госпиталя, пожилой человек с недоуменно встревоженным лицом, встретил Лозина в проходной и повёл в кабинет начальника. В маленькой приёмной стоял только один стол, за которым сидел усатый военный в ватнике, вставший по стойке «смирно» при появлении комиссара и незнакомого капитана.
Начальник госпиталя, военврач I ранга, был встревожен визитом Лозина не менее комиссара.
— В какой больнице находится Шилова? — спросил Лозин.
— Вот направление, — начальник протянул Лозину, очевидно, заранее приготовленную копию.
Лозин прочёл:
«Председателю
Куйбышевского райсовета.
Эвакогоспиталь № 1171 просит Вашего
содействия в отношении помещения
в больницу нашей сотрудницы
гр. Шиловой К. П.
по поводу операции горла.
Зав. делопроизводством техник-лейтенант II ранга И. Виноградов».
— Значит, Шилова находится сейчас в Куйбышевской больнице?
— Да. Она звонила двадцатого и сообщила, что операция назначена на двадцать четвёртое, то есть на послезавтра.
— Кто-нибудь из работников госпиталя навещал её за эти дни?
Комиссар виновато развёл руками:
— Знаете, у всех столько дел… Да и она сама просила не беспокоиться…
— Я пройду сейчас в отдел кадров, а вас прошу немедленно связаться с Куйбышевской больницей и узнать, как себя чувствует ваша сотрудница.
В отделе кадров Лозин взял личное дело Шиловой и вернулся в кабинет начальника.
— Её нет в больнице. — Испуг и удивление застыли на одутловатом лице начальника… — Она к ним не поступала.
— Я могу вам сказать больше: Шилова и не думала обращаться в Куйбышевский райсовет.
— Точно… Мы проверили, — пробормотал комиссар. — Куда же она делась? Что всё это значит?
Не отвечая, Лозин соединился по телефону с Ломовым и приказал ему немедленно разыскать Шилову.
— Начинайте поиски с её домашнего адреса: Невский семьдесят один, квартира восемь…
Из госпиталя Лозин поспешил к начальнику контрразведки Ленфронта.
— Я убеждён, — докладывал Лозин, — что Шилова — немецкий резидент. Именно от неё должен был получить мину Куликов, от неё же получит мину Климова, если только она уже её не получила. Неослабное наблюдение за Климовой приведёт нас к Шиловой.
— Вы убеждены, что диверсию должна осуществить Климова?
— За это говорит многое. Правда, насколько нам известно, мины на заводе ещё нет, во всяком случае её нет в печном отделении.
— Откуда такая уверенность?
— Сержант Малова следит за нею, не спуская глаз. Климова со вчерашнего дня не отлучалась с завода.
— Если мины нет у Климовой, значит, она у Шиловой. Шилову надо брать немедленно. У вас есть другой план?
Ответ Лозина прервал телефонный звонок. Старший майор взял трубку:
— Да? У меня. Передаю. — Он протянул трубку Лозину. — Это Ломов.
Донесение Ломова было кратким: Шилова не проживает в своей комнате с начала декабря. Найти её пока не удалось.
Очередная встреча Лозина с Маловой состоялась в парткоме хлебозавода. Ничего нового Малова сообщить не могла.
— Вчера Климова ненадолго отлучалась с завода. Ушла в двенадцать десять, пришла в четырнадцать тридцать.
— Вам известно, где она была?
— Только с её слов. Сказала, что идёт к старику Стопину узнать, нет ли новостей об Игоре.
— Предусмотрительная особа. Сказала заранее, чтобы избавиться от ваших вопросов…
— Она сказала неправду?
— Думаю, что это полуправда. А полуправда — лучшее прикрытие лжи. Она действительно ходила к Стопину, а что касается цели визита, то… Полагаю, что сведения о муже она получает из более верного источника, а старик мог её интересовать и по другой причине. Вы уверены, что и на этот раз ей не удалось пронести на завод мину? Напоминаю: мина может быть совсем небольшая, плоская, размером с десертную тарелку. Такую штуку можно незаметно пронести под одеждой…
— Товарищ капитан, все ваши указания были выполнены полностью. Я встретила Климову около общежития и сообщила ей о новом приказе директора: пропускать в цех только имеющих справки о посещении душа. До нашей смены оставалось чуть больше часа. Климова начала ругаться, кричать, почему не предупредили заранее, что теперь она не успеет поесть перед работой и так далее. Я сказала: «Ничего не случится, если не выйдешь сегодня на работу, обойдёмся и без тебя».
— Так, так, интересно, что она сказала на это?
— Стала на меня кричать, чтобы я не совалась не в своё дело. Такой злой я ещё её не видела. Я ей говорю: «Через полчаса душ закроют, идём скорее». И сразу же, не заходя в общежитие, мы пошли в заводскую душевую. Пока мы там мылись, вещи её были проверены. Ничего не обнаружено.
— Это мне известно. Но я не знал, что она до душевой не успела побывать в общежитии. Не спускайте с неё глаз! Сегодня мина должна оказаться на заводе. Вы помните, какое сегодня число?
— Двадцать второе. День, назначенный для диверсии.
— Точнее — ночь. Для диверсии намечен не день, ночь. С кем Климова дружит на заводе?
— По-моему, ни с кем. Говорят, дружила раньше с Кормановой.
— Почему Корманова вдруг ушла из общежития?
— Климова мне говорила, что ей удалось приобрести времянку и достать дрова. За хлеб, конечно.
— Добавьте, — за краденый. Итак, вы должны превратиться в тень Климовой. Каждая минута её жизни на заводе должна быть вам известна. Наружное наблюдение проводится по-прежнему без вашего участия. Руководство завода получило от нас нужные указания.
— Они знают о Климовой?
— Что именно?
— Что она готовит диверсию.
— Товарищ сержант, этого не знаем и мы. — Заметив удивлённый взгляд Маловой, Лозин добавил: — Знать и предполагать — не одно и то же. И, боже вас сохрани, отожествлять в нашей работе эти два понятия!
* * *
В печном отделении, как всегда, было жарко. Липкий керосиновый чад застойно висел в воздухе. Несколько работниц ожесточённо выбивали из металлических форм буханки тяжёлого хлеба. Непрерывный грохот заглушал ритмичные удары радиометронома.
Корманова и Климова работали в паре. Стоя у большой чаши с соляркой, Корманова старательно протирала тряпкой чёрные хлебопекарные формы и подталкивала их к Климовой. Заученным движением, не глядя, Климова загружала смазанные формы разделанными кусками тёмного теста.
Разговаривать в таком шуме было трудно, но почему-то сегодня Корманова была разговорчива, как никогда.
— В этом джазе и сирены не услышишь! — прокричала она Климовой.
— А зачем тебе её слышать? Мы же всё равно не можем бросать работу по тревоге.
На других заводах чуть тревога — рабочие в бомбоубежище, а мы? — Корманова вытерла рукавом белой рубахи потный лоб. — Знаешь, кто мы? Гимнасты без лонжи под куполом цирка. Смертники мы, вот кто!
— А что будешь делать? Такой завод стоять не может, а бомбят день и ночь… То бомбы, то снаряды…
Но именно в этот вечер фашистская артиллерия потревожила район только один раз. В девять вечера где-то рядом грохнул снаряд и завод вздрогнул от фундамента до крыши. Но взрыва не последовало.
— Совсем близко, — сказала Малова. — Хорошо, что не взорвался.
— Рано или поздно, а наш завод фриц нащупает, — сказала Корманова.
— Точно, — подхватила Климова. — И тогда блокадникам труба! Тысяч сто за одну неделю! — Климова сжала кулак и выразительно ткнула оттопыренным большим пальцем в сторону пола. — Все там будем!
— А первые мы, — сказала Корманова. — Мы ведь вроде на цепи, в бомбоубежище хода нам нет…
— Может, и пронесёт. Главное — не падать духом.
— Глупости болтаешь, Малова. — Корманова остервенело тёрла жестяную форму. — «Не падать духом!» — хмыкнула она. — Нет, курочка, главное на войне не это.
