Ознакомительная версия.
– Только попробуйте что-нибудь – выстрелю. Честное слово, – очень тихо сказал незнакомец. (А может, и знакомец – где-то Зепп его уже видел).
Просьба была убедительная. Можно бы, конечно, рискнуть. Отшатнуться назад, за угол и попробовать добежать до двери. Но шансы на успех подобного предприятия были мизерные. Схлопочешь пулю – если не в лоб, то в затылок. Да и вряд ли этот молокосос тут один.
Поэтому фон Теофельс не только раздумал шарахаться за угол, но, наоборот, шагнул навстречу невесть откуда взявшемуся юноше. Еще и руки поднял.
Тот попятился. Правильно, между прочим, сделал.
Возникла непродолжительная пауза. Больше никто из темноты не выпрыгивал, никаких звуков кроме шума дождя и воя ветра Зепп не слышал.
– Вы что, один? – с некоторым удивлением спросил он, делая еще шажок.
Молодой человек проворно отступил и оказался вровень с выбитым окном, но не заметил этого – очень уж был сосредоточен на капитане.
– Нас двое! – кивнул на свой пистолет осторожный юноша и шикнул. – Стойте, где стоите! Сейчас мы войдем внутрь, и вы отдадите мне папку.
Палец противника лежал на спусковом крючке. Только бы Тимо не вздумал стрелять, подумал Зепп. Даже с пулей в голове человек может рефлекторно сжать руку, и тогда вместо одного трупа будет два.
Но Тимо свое дело знал, идиотской ошибки не сделал.
Из окна высунулась ручища, «рейхсревольвер» ткнулся русскому прямо в висок.
Говорить «дядька» ничего не стал. Не любил попусту болтать на работе. Особенно, если и так всё ясно.
– Браво, Тимо, – похвалил фон Теофельс. – А вы, милый мальчик, бросайте свою аркебузу. Иначе вы труп.
Пистолет, направленный на капитана, дрогнул, но не опустился.
– Вы тоже! – сдавленным голосом произнес молодой человек. – Я всё равно успею нажать! Моторная реакция сработает. Слыхали про такую?
Оказывается, не одни лишь великие умы мыслят сходно, с грустью констатировал Зепп. Паршивец оказался не робкого десятка.
– Ну хорошо. Вы убьете меня, Тимо убьет вас. Что проку? Папка все равно попадет по назначению.
Русский снова удивил. Уверенно сказал:
– Ваш слуга не выстрелит. Я видел, как он с вами возится. Будто мамка. Или нянька. Ну-ка велите ему убрать револьвер.
Задачка получалась более сложной, чем вначале показалось фон Теофельсу. Юноша был непрост. А значит, опасен. Придется повозиться.
– Как вырос интеллектуальный уровень русской контрразведки! – совершенно искренне восхитился Зепп. – У вас что, теперь штудируют практическую психологию? Вы правы, первым он не выстрелит. Старина Тимо опекает меня с детства. Славный шваб. Добрый, сентиментальный. …Убери оружие, Тимо! Ты же видишь, наш гость не испугался.
Дуло отодвинулось от виска контрразведчика, но недалеко.
Следовало менять тактику. Жаль, лица оппонента в темноте было толком не разглядеть. Глядишь, зацепился бы за что-нибудь (Зепп считал себя мастером физиогномистики).
– Знаете что? – на пробу сказал он. – Давайте разойдемся миром. Зачем вам умирать в ваши двадцать лет? Да и я бы еще пожил. Если честно.
– Во-первых, мне двадцать три. А во-вторых, есть вещи важнее жизни.
Завязывалась дискуссия, уже неплохо. Двадцать три, стало быть?
Тоном старого-престарого, траченного молью Экклезиаста капитан пробрюзжал:
– Это вы по молодости так говорите. Важнее жизни ничего нет. Разве что смерть.
– Вы забыли про честь! – строго воскликнул агент.
Тут-то и стало ясно, за какие ниточки дергать.
Зепп вскинул голову. Мысленно подкрутил усы и вставил в глаз монокль.
На дуло пистолета смотреть перестал, будто теперь ему и смерть стала нипочем.
А в пистолете не было патронов…
Услышав про честь, резидент переменился в лице. Построжел лицом, в осанке стала заметна коренная офицерская выправка. И, слава Богу, перестал пялиться на пистолет, а то Алеша всё боялся, что немец углядит в низу рукоятки зияющую дырку.
– Нет, не забыл, – отчеканил резидент. – Просто я думал, что разговариваю с обычным филером. Теперь вижу – ошибся. Что ж, давайте поговорим как люди чести.
А потом вдруг поежился и совсем другим, человеческим голосом попросил:
– Послушайте, давайте продолжим эту увлекательную беседу внутри. Не хотелось бы простудиться перед смертью.
Романов тоже продрог, да еще и промок, главное же – оказавшись внутри, он приблизился бы к заветной папке. Это соображение и положило конец колебаниям.
– Пожалуй, – великодушно кивнул он.
Резидент повернулся идти, но сразу же с беспокойством оглянулся:
– Только дайте честное слово, что не выстрелите мне в затылок. Теперь, когда Тимо больше не держит вас на мушке…
Покосившись на свой бесполезный пистолет, Алеша пообещал:
– Честное слово.
Перед самой дверью (верней, дверным проемом, ибо створка как таковая отсутствовала) шпион обернулся еще раз.
– Вспомнил, где я вас видел. Во-вторых, это вы были в лесу с тем офицером…
– Во-вторых? – удивился Алеша странному обороту речи.
– Да. Потому что в первый раз мы встретились на станции Левашево. Не так ли? Вы рыцарственно пришли мне на выручку. – Немец понимающе усмехнулся. – Рассчитывали втереться в доверие?
– Что-то в этом роде, – бодро ответил Романов.
– Правильно сделали, что отказались от этой глупой затеи. Лежали бы сейчас где-нибудь в канализационном люке с проломленной головой. Я на дешевые трюки не покупаюсь.
У входа благодаря отсвету костра было светлее, и резидент с любопытством рассматривал студента. А студент – резидента. Обычное лицо, без особых примет. Такое может быть и у русского, и у немца.
– Наверное, вы русский немец?
Не думал, что шпион ответит. Однако блондин охотно поддержал разговор:
– Нет, я немецкий немец. Просто с детства учил ваш язык. Отец и дядя, оба люди военные, всегда говорили: Россия для нас самая главная страна. И это правда. Ваша отчизна, мой друг, велика размерами, но юна разумом. Рано или поздно вы, русские, поймете, что наши три империи, как родные братья. Германия – старший брат, Австро-Венгрия – средний, Россия – младший. Нужно всего лишь, чтоб вы признали эту иерархию, и тогда три наших орла будут парить над всем миром.
Снисходительность, с которой резидент излагал свою, с позволения сказать, концепцию, была просто смехотворна!
Алеша подхватил:
– «Старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак». Так что ли? Знаете, чем эта сказка кончилась?
– Знаю. Ивану-дураку помог Конек Горбунок. Но мы живем не в сказочном царстве-государстве, а в Европе двадцатого века. Дуракам здесь никто помогать не станет. Хотите, я скажу вам, зачем нужна война, которая начнется через неделю, самое большее через две? Без войны Россия не поймет, что старших братьев нужно слушаться. Урок будет болезненный, но пойдет вам на благо.
Еще и указательный палец поднял. Разозленный Алеша прикрикнул на благожелателя:
– Ладно, это мы поглядим. Что встали? Идем!
А поскольку немец не тронулся с места, да еще и смотрел на студента с возмутительной отеческой улыбкой, Романов подтолкнул его свободной левой рукой.
Это подействовало. Улыбочка исчезла.
– Попрошу без фамильярностей! – Физиономия шпиона будто одеревенела. – Перед вами капитан генерального штаба! Позвольте представиться: Йозеф фон Теофельс. Вы знаете, что согласно международной конвенции я обязан в подобной ситуации называть подлинное имя и звание. – Он щелкнул каблуками, сухо и резко наклонил голову. – Это очень древний род. Среди владельцев замка Теофельс были и крестоносцы. А с кем имею честь я?
– Романов. Алексей Парисович.
Алеша тоже распрямился.
– Романов? Символическая фамилия.
С крыши пролилась струйка – аккурат за шиворот студенту. Это и положило конец затянувшейся беседе.
– Да идемте же! – передернулся студент. – Дождь!
Но последовать в дом за капитаном решился не сразу.
– Стоять! Я не вижу вашего Франкенштейна. Пусть покажется.
Замерший на месте с поднятыми руками Теофельс позвал:
– Тимо, покажись гостю. А то некрасиво получается.
Из темного угла, держа наготове револьвер, вышел слуга. Его некрасивая, костлявая физиономия вся подергивалась. За капитана волнуется, понял Алеша. И очень хорошо – значит, первым не выстрелит.
– Ну вот, патовая ситуация восстановлена, – сказал резидент, медленно поворачиваясь и слегка опуская руки. Теперь он стоял бок о бок со своим помощником. – Но здесь гораздо лучше, чем снаружи, не правда ли?
– Правда.
Как действовать, Романов уже придумал. Выход из положения был всего один. Отчаянный, почти стопроцентно обреченный на неудачу. Но иного не существовало.
Мелко переступая, он переместился боком к жарко пылающему костру. Быстро наклонился, схватил желтую папку и бросил в огонь. Одновременно выставил вперед пистолет и истошно закричал:
Ознакомительная версия.
