Начальник «семерки» Александр Иванович Беглов пошел с докладом к Федорову. Генерал выразил удивление по поводу того, что американцы решили провести встречу с «Блондином» в Восточном Берлине. Большинство офицеров и многие солдаты его части имели право на выход в Западный Берлин. Там они несли караульную службу у памятника нашим воинам, павшим при штурме рейхстага, а также, наряду с бывшими союзниками, охраняли крепость-тюрьму Шпандау, где отбывал пожизненный срок один из ближайших сподвижников Гитлера Рудольф Гесс. Беглов объяснил, что «Блондину» недавно на полгода зарубили выходы в Западную зону, так как он был уличен в мелких спекулятивных и валютных сделках. Такое решение принял офицерский суд чести.
— Раз он военный, пускай его и военные берут, — решил генерал. — Не будем вмешиваться в их дела. Может, он простой связник, а его ждет птица поважнее.
— Мы передадим его особистам у их КПП и свернем работу.
На том и порешили. Однако дальнейшие события стали развиваться по совершенно непредвиденному сценарию.
«Блондин» въехал в Карловку по широкой шумной Дункерштрассе. Солнце уже клонилось к закату. До родной части оставалось по прямой не более километра, и тут он вроде бы ни с того ни с сего свернул влево на длинную узкую Вальдоваллее, проложенную еще в запрошлом веке среди садочков, вилл и коттеджей, в которых обитало некогда прусское офицерье, исполненное воинственного гонора, а также иллюзорных мечтаний о покорении мира.
Ехал «Блондин» небыстро. Чувствовалось, что спешить ему некуда. Он миновал Карловку и остановил машину в лесопарковой зоне, подаренной детям. Называлась она Пионерской республикой имени Эрнста Тельмана. Дети тусовались в основном вокруг шикарного Дворца пионеров, спортивных площадок и аттракционов, но и на дорожках парка их было немало. Взрослые тоже любили гулять здесь. Однако вечером парк быстро пустел, так как расположен он был на солидном удалении от городских кварталов.
«Блондин» посетил открытое кафе, перекусил там сарделькой с горчицей и ломтиком хлеба, не спеша, со смаком выпил кружку пива, после чего закурил.
— Похоже, что этот сукин сын собирается провести тут еще одну встречу, — сказал кто-то из сотрудников «семерки».
— Похоже, — ответил другой. — Через полчаса в парке никого не останется, кроме нас. Мы должны рассредоточиться. Давайте определимся с постами наблюдения.
Спустя несколько минут «семерочники» заняли отведенные им места в густых кустарниках. Теперь они контролировали всю территорию парка. Каждый имел в кармане портативную рацию, похожую на современный мобильник. Связь работала надежно. Остались неперекрытыми только две мертвые зоны. Это были стадионы — новый и старый. Вероятность того, что «Блондин» станет встречаться с кем-либо на одном из совершенно пустых стадионов, была минимальной, поэтому туда и направили самых молодых и самых неопытных сотрудников.
— Если он кого-либо из вас прищучит, — напутствовал ребят старшой, — орите: «Zu Hilfe!» Прибежим и под видом хулиганов начистим ему морду.
Вот тут и пробил звездный час Васи Кузовлева, невысокого вихрастого паренька, походившего более на подростка, нежели на двадцатитрехлетнего молодого человека. Стаж Васиной службы в наружке исчислялся тремя годами, а в Германию он прибыл всего за десять месяцев до описываемых событий.
Кузовлев происходил из семьи потомственных рабочих, и сам намеревался стать рабочим. Ему все нравилось на заводе, который стал родным домом деду, отцу и старшим братьям. После окончания школы отец, знатный токарь, с позволения начальства взял его к себе учеником. У Василия были хорошие руки. Все у него ладилось, все получалось. Однако близилась пора призыва в армию, а об армии восьмидесятых годов отслужившие свое парни рассказывали нехорошие вощи. Поэтому, когда вместо службы в армии ему предложили альтернативу — службу в органах, — он после некоторых колебаний согласился.
«Работа в «семерке» — особая работа. Здесь не нужен красный университетский диплом, здесь требуются специфические качества ума и характера, а как раз эти качества у Кузовлева имелись в наличии.
К заданию взять под визуальное наблюдение круглую чашу старого, гитлеровских времен стадиона Вася отнесся со всей ответственностью, хотя мало верил в то, что «Блондин» придет сюда. Стадион располагался в дальнем углу парка, подходы к нему хорошо просматривались, а внутри все пришло в запустение и унылую ветхость: скамьи трибун сгнили, разрушились и заросли кустами и бурьяном в человеческий рост, арена же походила на нескошенный луг. Трудно было представить, что некогда фюрер, упражнялся тут в красноречии перед своим оцепеневшим от священной преданности гитлерюгендом, а десять тысяч глоток орали: «Зиг хайль!» И маленький человек, похожий на Чарли Чаплина, выдержав паузу, снова и снова звал это восторженное пушечное мясо в бессмертной поход за смертью.
Вася Кузовлев поднялся к верхним трибунам и огляделся. Стадион был как на ладони. Начинало темнеть, и Вася решил спуститься пониже, чтобы лучше видеть арену. Затаившись в кустах, он стал ждать, когда коллеги подадут ему по рации сигнал отбоя. Увидев на стадионе «Блондина», Вася обомлел. Он даже рот разинул, однако быстро обуздал нервы и принялся внимательно наблюдать за объектом. «Блондин» выбрал скамейку покрепче в первом ряду, хорошо замаскированную буйной растительностью, и уселся на нее. По всему было видно, что он кого-то ждет. Вася подкрался поближе и замер, потому что в этот момент на арене стадиона появилась женщина. Вася хорошо знал эту особу, тем паче, что она дружила с женой, его шефа Александра Ивановича Беглова, а ему, Васе, неоднократно приходилось возить обеих дам по берлинским магазинам на служебной машине начальника. Это была молоденькая и очень смазливенькая супруга престарелого советника нашего посольства Стекольникова. Ее звали Мариной, но Вася тут же присвоил ей кличку «Светлана», поскольку Светлана было его любимое женское имя.
«Блондин» условным свистом позвал Марину в свое укрытие. Та засмеялась и быстро пошла к нему.
Кузовлев был неиспорченным парнем. Втихомолку он мечтал о большой романтической любви и к женской красоте относился благоговейно, поэтому все увиденное в последующие минуты показалось ему глубоко омерзительным. Он даже рвотные позывы испытал. Но служба есть служба. Вася смотрел и запоминал.
Не надо было обладать большим жизненным опытом, чтобы сообразить, для чего «Светлана» пришла на свидание к «Блондину». Вероятно, это была далеко не первая их интимная встреча. Время трепетных любовных прелюдий давно миновало, поэтому «Блондин» сразу приступил к делу. Он расстегнул блузку женщины, стянул с нее лифчик и принялся жадно целовать хорошо развитые молочные железы. Вскоре оба слились в любовном экстазе, огласив сладострастными стонами обезлюдевшую Пионерскую республику имени Эрнста Тельмана…
Утром следующего дня каждый из сотрудников «семерки» написал свой «кусок» сводки наружного наблюдения за объектами «Герд», «Блондин» и «Светлана». Каждый писал то, что видел лично. А тут и материалы немецких друзей подоспели. Теперь предстояло сочинить единый документ для доклада руководству и последующей передачи военной контрразведке. К трем часам пополудни сводка была готова и ее понесли на подпись Беглову, а через пятнадцать минут Александр Иванович вызвал Кузовлева.
— «Светлану» надо убрать, — то ли приказал, то ли попросил шеф наружки.
— Ну почему?!
— Вася, как ты не понимаешь, что это бл. дская связь, не имеющая никакого отношения к делу. Надо написать, что после ужина в парке «Блондин» поехал в свою бригаду, где и был сдан особистам.
— Александр Иванович, вы же сами меня учили: пиши все, что видел, никогда не лги, лучше некрасивая правда, чем красивая ложь.
— Ну, учил, учил… Здесь ведь особый случай. Ты пойми: Стекольников уважаемый человек, а его жену трахает пол-Карловки. Он же, бедолага, ничего про это не знает. После такой сводки их надо откомандировывать на родину. Будут великая вонь и не менее великий скандал. У Стекольникова братан в ЦК, у Маришки пахан в Совмине. Куда нам против них?.. Лет пять тому назад мы взяли одного щенка с поличным. Чистой воды шпион. Но и что ты думаешь? У него оказались нечеловеческие связищи. Задолбали нас звонками из высочайших инстанций: вы, мол, опричники проклятые, вам бы только сажать да казнить! Нет чтобы воспитательную работу с ребенком провести. Мальчик де оступился, поскользнулся… Мальчику-то было между прочим двадцать семь… Ну так как, Вася?
Никто, даже руководство самого высокого ранга, не имело право давить на сотрудника «семерки». Слишком многое зависело от того, что тот писал в своих сводках. Малейшая фальсификация могла сломать судьбы людей, привести к трагическим последствиям.
