Когда с Прониным говорили о чем-нибудь приятном или о людях, которые ему нравились, с его лица исчезало обычное выражение строгости и сосредоточенности, оно делалось мягче и в глазах появлялась какая-то особая, ему только свойственная доброта.
— Так бы сразу и сказали, — воскликнул он, смеясь, — врач Успенский, жених Лены Ковригиной! — И добавил уже серьезно: — Ну что ж, это отличный человек и, кажется, умница. Если пришел, значит, заделом. Ведите его сюда.
Уже уходя, Ткачев в раздумье спросил:
— А может быть, посвятить его в суть дела? Парень крепкий, мог бы даже помочь. Как думаете, Иван Николаевич?
— Там будет видно… Ведите его сюда!
И Павлик очутился у него в кабинете.
— Товарищ Пронин? — нерешительно спросил Павлик, с недоверием поглядывая на штатский костюм Пронина. — Генерал Пронин?
— Так точно, — подтвердил тот.
— Я хотел с вами поговорить, — взволнованно начал Павлик.
— Давайте уж по порядку, — остановил его Пронин. — Сначала расскажите — кто вы и откуда?
Павлик сконфузился.
— Извините. Врач Успенский. Павел Павлович Успенский. Ординатор больницы имени Захарьина. К вам я по делу Ковригиной.
— Что же вам известно об этом деле?
— Все, — сказал Павлик. — Решительно все. Вчера она мне призналась во всем.
— Не совсем понимаю. Как она могла признаться через десять дней после своих похорон?
— Да я же знаю, что ее не хоронили! — воскликнул Павлик. — Я вам говорю, она признались во всем!
— Мария Сергеевна Ковригина призналась, что ее не хоронили?
— Да не Мария Сергеевна, а Елена Викторовна… Леночка!
— Призналась вам, что Марию Сергеевну не хоронили?
— Да, она мне рассказала все.
Пронин испытующе смотрел на своего посетителя.
— А где же в таком случае Мария Сергеевна?
— А уж это у вас, очевидно, надо спрашивать! Леночка… Елена Викторовна сказала, что она находится… уж не знаю где, но где-то у вас!
Пронин с интересом всматривался в Павлика.
— Ну а если и так, зачем же пришли ко мне вы?
— Товарищ Пронин, я мало что понимаю в делах, которыми занимаетесь вы. Я врач. Поэтому мой вопрос может быть и наивным, и даже глупым, но вы уж меня извините.
— Пожалуйста-пожалуйста. Я вас слушаю.
— Неужели, чтобы уберечь профессора Ковригину, нельзя было придумать другого способа?
Теперь Павлик говорил уже спокойно, очень твердо, с убежденностью в своей правоте. Однако Пронин не ответил на вопрос, а только кивнул и сказал: “Так-так”, — мол, продолжайте, я хочу услышать все до конца. И Павлик продолжал.
— То, что вы придумали, дико, жестоко. Если хотите, цинично. Я не специалист, но я берусь здесь же предложить вам десять других способов. Без мнимой смерти и этих отвратительных фальшивых похорон! Скажу вам откровенно, будь я на месте вашего Королева, я бы не выполнял таких поручений, я бы бросил такую работу.
— Понимаю, товарищ Успенский, — ласково сказал Пронин, вышел из-за стола, подвинул свободный стул, подсел к Павлику. — Понимаю и кое-что расскажу вам сугубо доверительно. Этот самый Королев, которого вы, очевидно, здорово не любите, не имеет к нам никакого отношения.
У Павлика перехватило дыхание.
— То есть как “не имеет”?
— А так…
Смутная догадка начала приобретать отчетливые очертания.
— Не хотите же вы сказать, что этот Королев…
— Хочу, — прервал его Пронин. — Это пока служебная тайна, но вам это следует знать. Королев попросту шпион.
— А Елена Викторовна это знает?
— Пока еще нет, но скоро узнает.
— Ничего не понимаю, товарищ Пронин. А где же, тогда Мария Сергеевна?
— Это нам, к сожалению, пока неизвестно.
Павлик облизнул пересохшие губы.
— Может быть, она действительно убита?
— Нет, не думаю. Она им нужна живая…
Прощаясь, Пронин крепко пожал Павлику руку и еще раз напомнил, чтобы он в случае необходимости звонил майору Ткачеву и что его, Павлика, вызовут, как только он потребуется.
— А потребуетесь вы, очевидно, в ближайшие дни, — заключил Пронин.
После ухода Павлика Пронин сразу же вызвал к себе Ткачева.
— Снимки готовы? — поинтересовался Пронин. — Вызовите ко мне младшую Ковригину, а сами организуйте проверку по всем каналам.
Ткачев потоптался на месте.
— Иван Николаевич, вы сказали ему?
— Да, сказал. Вы правы, он настоящий парень. И вообще больше незачем играть в прятки ни с Леной Ковригиной, ни с Успенским. Они себя достаточно проявили, их тоже надо включить в борьбу…
Он отпустил Ткачева. Тому предстояло уточнить еще многие факты для подготовки завершающей операции. Петля, которая была наброшена на тех, кто похитил Ковригину, начала затягиваться…
Леночка вошла в кабинет к Пронину оживленная и даже веселая.
Пронин залюбовался ею. “Если мать еще лучше, — подумал он, — так что же это за красавица…”
Они поздоровались.
— Как настроение? — осведомился Пронин.
— Немножко лучше, — ответила Леночка. — Спасибо за письмо.
— За какое письмо?
— За мамино. Королев мне уже передал его.
— А он все-таки дал вам его вчера?
— А разве не полагалось? — смутилась Леночка, боясь, что подвела Королева.
— Не то что не полагалось, — сказал Пронин, — но я думал, что это он просто так, для красного словца, а на самом деле никакого письма нет.
Он увидел, как Леночка прижала к себе сумочку.
— Оно у вас с собою? — догадался он. — Дайте-ка его на минутку.
— Да там, в общем, ничего. Всего два слова… Пронин почему-то долго читал записку. Потом перечитал ее еще раз, рассматривал через лупу.
— Это ваша мама писала? — спросил он.
— Конечно.
— Уверены, что она?
— Неужели же я не знаю ее почерка? — недоуменно возразила Леночка. — Да и Королев… — Она даже растерялась. — Не мог же он подделать?
— Мог. Он все может, этот ваш Королев, — резко сказал Пронин и неожиданно спросил: — Вы ехали сюда так, как вам было сказано?
— Да, — ответила Леночка. — Доехала до мединститута, вошла в главный подъезд, вышла через другой и поехала сюда…
— А вы не заметили, за вами никто не следил?
— Нет. Кто же может за мной следить?
— Королев, — сказал Пронин. — Все тот же ваш Королев.
— Почему мой? — возразила Леночка. — Он не мой, а ваш.
Пронин выдвинул ящик стола и бросил перед Леночкой фотографию.
— Он?
— Он, — подтвердила Леночка.
— А вы знаете, кто это?
— Василий Петрович Королев. Капитан Королев…
— Капитан-то он, может, и капитан, да только чей? — сердито сказал Пронин. — Это его вчера в кафе сфотографировали. Вы знаете, что это за тип? Шпион, диверсант… Это он украл вашу мать!
У Леночки кровь отлила от лица.
— А где же она? — еле слышно спросила Леночка.
— Это мы и хотим узнать, — сказал Пронин. — Но вы не волнуйтесь, мы ее обязательно отыщем.
— А может быть, ее уже нет… — промолвила Леночка, холодея от ужаса.
— Это исключено, — уверенно возразил Пронин. — В том, что она жива, сомнений нет. В противном случае они бы ее сразу убили. Ваша мама — целый капитал. Она им нужна живая, а не мертвая!
— Да, но где же она, где? — нетерпеливо спросила Леночка. — Где же вы будете ее искать?
— Найдем, я же вам обещал. Найдем, — успокаивающе повторял Пронин. — Но на этот раз вам действительно придется помочь органам государственной безопасности.
— Но я ведь и хотела помочь, — растерянно произнесла Леночка. — Мне и в голову не могло прийти…
— А мы вас и не виним, — перебил ее Пронин. — Этот тип действовал ловко, что называется, со знанием дела. Значит, вы не отказываетесь от помощи нам?
— Конечно! Говорите, я сделаю все, что нужно.
— Все, что нужно, — задумчиво повторил Пронин и спросил: — А если придется рискнуть?
— Ну что ж, я не испугаюсь!
— А если придется рискнуть жизнью?
— Увидите, — взволнованно сказала Леночка, — ни мой отец, ни моя мать не были трусами.
— Хорошо, — ответил Пронин и добавил: — А пока молчите и ждите.
— Это самое трудное. — Леночка вздохнула.
— Без терпения и выдержки нельзя быть ни хорошим врачом, ни хорошим чекистом. Если Королев будет звонить, разговаривайте, точно ничего не знаете, захочет встретиться, встречайтесь, но на людях — в скверах, в кафе. Если пригласит куда-нибудь на квартиру или за город, воздержитесь. Это директива. Придумайте предлог умно, не вызывая подозрений, и откажитесь.
— Вы его арестуете? — спросила Леночка.
Пронин отрицательно покачал головой.
— С этим не надо спешить. Арестовать просто, но это не значит, что он все расскажет…
— Понимаю, — сказала Леночка, — Как у меня тревожно на душе. А что мне сейчас делать? Ведь надо что-то делать!
— Молчать и ждать. Мы вам скажем, когда что-нибудь понадобится. И никому ни слова. Это тоже очень важно. Я думаю, вы это понимаете.
