Во время своего пребывания в Риме Мюллер подробно обсудил с Лайбером политическую линию, которой должна придерживаться дипломатия Ватикана в этом вопросе, а также меры предосторожности, необходимые в связи с переговорами. В Риме говорилось и о шифре, который очень беспокоил Канариса. Адмирал находился день и ночь в страхе, ожидая, что его имя будет упомянуто в какой-либо шифровке союзников или нейтральных государств.
«Шифры Ватикана абсолютно надежны», — заверил отец Лайбер.
«Он заявил, что шифры Ватикана надежны, — произнес Канарис, когда Мюллер докладывал ему о результатах переговоров в Риме. — Так покажите ему это». И адмирал вынул копию дешифрованного секретного послания Ватикана своему нунцию в Португалию.
Лайбер побледнел, когда Мюллер при встрече показал ему это расшифрованное сообщение.
Мюллер посещал Ватикан несколько раз в период между 1939 и 1942 годами. Затем он был вынужден прекратить эти поездки. К тому времени англичане уничтожили имевшийся у них экземпляр проекта соглашения, выработанного Мюллером и Осборном.
«Мы сами просили их принять эти меры предосторожности в сороковом году, — объяснил мне Мюллер, — так как мы думали, что скоро произойдет вторжение в Англию и английское министерство иностранных дел не успеет уничтожить свои документы».
В то время как немецкий главнокомандующий сухопутными войсками, потеряв всякую надежду, был уверен, что Гитлер попытается перейти линию Мажино еще до своего свержения, начальник генерального штаба генерал Гальдер, напротив, продолжал верить, что Канарису удастся разработать план убийства фюрера и этим самым разрешить дилемму.
В распоряжении Гальдера имелись для этого силы — полк «Бранденбург», специальная смешанная часть, предназначенная для нападения и захвата объектов, интересовавших разведку. Она находилась непосредственно под командованием Канариса (так же как и в Англии, в распоряжении секретной службы имелись небольшие силы для выполнения специальных задач). Но полк «Бранденбург» политически был еще недостаточно подготовлен к выступлению против Гитлера.
Кроме того, из эфира неслись опасные сообщения. В самом начале войны в одной из радиопередач для Германии Би-Би-Си, выступая против немецких лидеров, заявила: «Единственно честным человеком среди них является адмирал Канарис».
Друзья адмирала вспоминают, как они были потрясены этим. Еще больше их встревожила маленькая заметка, опубликованная в одном американском журнале. В ней, в частности, говорилось, что Канарис «является человеком, который возглавит восстание против Гитлера».
Случайно мне пришлось разговаривать с одним деревенским пастором из Роксхолла. Он рассказал, что ясно помнит, как подобные сообщения обеспокоили его.
«Во время войны… даже я, живя в отдаленной деревушке, по некоторым сообщениям английских газет и радио мог понять, что Канарис ведет работу против Гитлера».
По крайней мере дважды за пять лет войны о Канарисе распространялись подобные слухи. И ему пришлось во время одной из встреч со своими коллегами, рейхсфюрером СС Гиммлером и Гейдрихом, с усмешкой заявить: «Как видно из сообщений иностранной прессы, я собираюсь начать революцию в Германии».
Гиммлер холодно посмотрел на адмирала и обменялся многозначительным взглядом с Гейдрихом. Кто знает, насколько Канарису удалось рассеять их подозрения?!
В последующие шесть месяцев видимого спокойствия, накануне 1940 года, события развивались с такой быстротой, что многие из них могли пройти незамеченными. Эсэсовцы в черном и солдаты, одетые в серую полевую форму, вынуждены были действовать совместно, хотя они подозрительно относились друг к другу. Их внимание всецело поглощала военная обстановка, сложившаяся на Западе. К этому времени для обеих сторон стало ясным возрастающее значение Голландии. 1-й и 2-й отделы абвера получали все больше сведений об усилении активности союзников в этой стране. Гитлер требовал все новых и новых данных. Ряд сведений, добытых абвером, отобрало министерство иностранных дел. Их включили в Белую книгу, в которой министерство иностранных дел обвиняло союзников в нарушении нейтралитета Бельгии и Голландии. Но Кейтель и Канарис решили не подписывать готовую к печати книгу. Их решение еще более окрепло, когда немецкое министерство иностранных дел, заявило, что сообщения Канариса недостаточны, чтобы доказать нарушение союзниками нейтралитета Бельгии и Голландии.
2-й отдел абвера получил указание добыть бельгийскую и голландскую таможенную и жандармскую форму, в которую предполагалось одеть немецкие передовые ударные части. Казалось более логичным послать немецкого портного в Бельгию, который мог бы там на месте изучить покрой этой формы. К тому же тут не требовалось особой точности, так как форма нужна была лишь для неожиданного захвата мостов через Маас и Мозель, прежде чем они могли быть разрушены. Однако портного не послали, а решили нужное обмундирование украсть. И когда эта кража была обнаружена, сообщения о ней тотчас же появились в голландской и бельгийской печати. Одна из голландских газет поместила даже карикатуру на Геринга, где тот был изображен в форме голландского вагоновожатого трамвая.
2-й отдел абвера все шире развертывал сеть своей агентуры, предназначенной для использования ее в день «Д»[45]. Агентура эта сыграла свою роль, когда «странная война» закончилась и немцы вступили в Бельгию и Голландию. Мосты через Маас и Мозель и заграждения на дорогах были захвачены гражданскими лицами или людьми, одетыми в форму союзников, и удерживались до подхода немецких войск. Многочисленные диверсии нарушили всю систему обороны, снабжение, пути сообщения и связь.
Английская секретная служба пыталась обнаружить германскую агентуру еще в период затишья. Она не могла не заметить активизации деятельности абвера и голландских нацистов. Обе разведки работали день и ночь, стремясь уничтожить агентурную сеть, создаваемую другой стороной. Вольбах снова стал появляться в штаб-квартире немецкой разведки в Гааге и Амстердаме, передавая ей секреты английской разведки: «Клеммер — английский агент», «Англичанам известно, что Шрамм — немецкий агент».
А Вольбах все сообщал и сообщал имена агентов союзников. Он говорил Протце и о тех, которые были известны англичанам как немецкие шпионы. Время от времени он сообщал имена офицеров немецкой разведки, которые, как выяснилось, работали на англичан. «Англичанам стало известно, что адмирал Канарис был в Голландии», — докладывал Вольбах. Нервы Протце были напряжены до предела. Он совсем потерял сон. Его мучили кошмары, всюду Протце видел предателей.
«Немецкие агенты во Франции должны были возвращаться в Германию через Голландию. Их имена будто бы также известны англичанам», — докладывал Вольбах, Протце пытался успокоиться и прийти к определенному заключению. «В немецкой разведке сидит агент союзников, занимающий высокий пост», — думал он.
«Англичане следят за хромым, который прибудет завтра вечерним экспрессом из Франции в Гаагу». Вольбах сообщал то об одной, то о другой катастрофе. Наконец бомба взорвалась: Вольбах явился с сообщением, из которого явствовало, что в немецком консульстве в Гааге работает английский агент, занимающий там высокий пост.
Через час Протце был уже в кабинете графа Зеха, немецкого консула в Гааге, и шепотом сообщил ему полученное известие.
— Кого вы подозреваете? — с недоверием спросил Зех. Протце назвал одного из старших дипломатов, секретаря консульства, с которым Зех встречался ежедневно.
— Это невозможно, дорогой мой! — воскликнул консул. — Я его прекрасно знаю! Он из очень хорошей семьи!
Зех вынул из ящика стола список подозрительных лиц.
— Я думаю, среди них есть английские агенты. Посмотрим, может быть, один из них проник в нашу секретную службу.
Но Протце был уверен в своем предположении. Прощаясь с графом Зехом, он попросил его сохранить в секрете их разговор и ушел с намерением поймать свою жертву в ловушку.
Консула вызвали в Амстердам на совещание офицеров разведки. Об этом совещании он упомянул в разговоре с одним из своих секретарей.
— Они заявили, что у меня в консульстве находится английский агент, — сказал Зех. Секретарь, услышав это, вздрогнул, затем улыбнулся и поспешно откланялся.
В последующие двадцать четыре часа консул обнаружил, что его секретарь исчез. Сделали запрос в голландскую полицию и сообщили о случившемся в штаб-квартиру немецкой разведки в Кельне. Но никто ничего не мог сказать. «По-видимому, он уехал в свой полк, — предположил консул. — Он давно просил разрешения на это».
Скоро в кабинете Зеха снова появился Рихард Протце.
— Ваше превосходительство, а птичка-то улетела… Он уже в Лондоне. Вы что-нибудь говорили ему? — спросил Протце.
