Хотя в каждом сытом бюргере, в каждом улыбающемся рантье может сидеть скрытый антисемит. Эта зараза трудно поддается лечению. Она исчезнет только с повышением культуры. Может, поэтому в Европе гонения на деятелей культуры начинались одновременно с еврейскими погромами.
При общем довольно среднем уровне культуры американцев они показывают миру свой демократизм и свое понимание свободы, уравнивая в правах всех граждан. Однако в каждом провинциальном городке, на каждой американской улице можно найти улыбающегося расиста, ненавидящего негров, евреев, итальянцев, пуэрториканцев, словом, всех, кто хоть как-то отличается от него самого.
Может, истоки этой ненависти и питают тайную войну, которая никогда не исчезает. Недоверие и страх в отношении непохожих на твой народ людей двигают малыми государствами. Трудно примириться с чужим складом мыслей, поступков, социальных воззрений. И тогда война становится неизбежным и единственным способом разрешения всех конфликтов, размышлял Дронго.
В дверь позвонили.
"В этом отеле есть даже звонки», — улыбнулся Дронго, открывая дверь.
В коридоре стоял Эльдар. Он действительно изменился, возмужал.
Сколько прошло лет, начал вспоминать Дронго. Кажется, около двадцати с того памятного школьного вечера, когда они прощались со своим детством.
Они обнялись, расцеловались. Эльдар внимательно рассматривал его.
— Ты сильно изменился, — заметил он наконец, усаживаясь в кресло.
— Наверное. Прошло много лет. Что ты будешь пить? — спросил Дронго, открывая бар. — У меня есть шампанское.
— Давай за встречу.
Он откупорил бутылку, разлил золотистую жидкость в бокалы. Они чокнулись.
— Рассказывай, — потребовал Эльдар, — я слышал, ты работал по линии Третьего управления[9]?
— Кто тебе об этом сказал?
— Разное говорили. Ты ведь был раньше экспертом ООН. Тебя многие помнят здесь по твоим операциям. А в 1988 году прошел слух, что тебя убили.
— В меня стреляли, но я остался жив. Правда, был тяжело ранен, наверное, поэтому все посчитали, что я погиб.
— И после этого ты бросил свою работу?
— Нет, конечно. Но в качестве эксперта я уже представлял мало ценности. Меня стали использовать по другим направлениям.
Эльдар не стал задавать ненужных вопросов.
— Ты можешь сказать, сколько пробудешь в Нью-Йорке?
— Пять дней.
— Всего пять. Тебе нужно обязательно побывать у меня дома. Ты ведь не знаком еще с моей женой.
— А когда ты женился?
— Семь лет назад. И у меня уже шестилетний сын. Он учится здесь, в Америке. В этом году пошел в школу. Настоящий янки. Правда, он родился в Индии, так что американским президентом ему не бывать. Но я не очень переживаю. Не нравится мне здесь. Три дня назад прочитал» в «Нью-Йорк тайме», как в Бруклине убили директора школы. Случайно, в перестрелке, когда он искал своего девятилетнего ученика — торговца наркотиками. А тебе здесь нравится?
— Я никогда не любил путешествовать.
— Да, ты всегда был домоседом. Любил читать книги и не выносил присутствия девочек. Ты по-прежнему не любишь женщин? Или уже женился?
— Не успел. И я, кажется, по-прежнему домосед. А единственная женщина, которая мне нравилась, погибла в прошлом году в Вене.
— Извини.
— Ничего страшного. Я уже давно привык к этим мазохистским упражнениям со своей душой. Моих друзей стали часто убивать в последнее время. Согласись, к этому трудно привыкнуть.
Они помолчали. Дронго снова разлил шампанское.
— За твою семью.
— Спасибо. Но я тебя завтра жду.
— Обязательно приеду. Где ты живешь?
— Северный Бронкс. Там бывшая советская колония. Теперь в этом доме обитают представители всех суверенных стран СНГ. Сам ты не найдешь. Договоримся, и я заеду за тобой. Если, разумеется, ты можешь появиться у меня дома, — вспомнил вдруг Эльдар.
— Не говори глупостей. Я обязательно к тебе приеду. Мне интересно посмотреть на твоего сына.
— Говорят, он похож на меня. Эльдар поставил бокал на столик, потянулся за виноградом.
— Я вымою руки, — вспомнил он, направляясь в ванную. Через секунду раздался его восхищенный возглас:
— Слушай, кто тебе оплачивает номер? Столько позолоты в твоей ванной рождает у меня массу противоречивых чувств и даже комплекс неполноценности.
— Не обращай внимания. Я просто спутал гостиницы. Завтра утром перееду в более дешевую.
Эльдар возился в ванной.
— Если хочешь, — крикнул он, — я могу помочь тебе устроиться в отель ООН, рядом с нашим представительством.
— Спасибо, не надо. Я уже позвонил в другую гостиницу.
Эльдар вышел из ванной.
— В твоем баре есть что-нибудь кроме шампанского?
— Конечно.
— Ну, доставай наконец, а то я умру от жажды.
— Я всегда подозревал, что дипломаты — потенциальные пьяницы, — улыбнулся Дронго.
— А я всегда знал, что разведчики — скупердяи, — парировал Эльдар, — доставай виски.
Пить они закончили в пятом часу утра, когда Эльдар собрался ехать домой. Дронго, всегда старавшийся не перебарщивать, где-то в половине четвертого понял, что за приятелем ему не угнаться, и бросил пить. Бывший одноклассник доканчивал бутылку в одиночестве.
Его автомобиль по просьбе Дронго припарковали в гараж отеля, а самого Эльдара он посадил в такси.
И только вернувшись в номер, вдруг почувствовал, как болит голова. Дронго включил горячую воду, почти кипяток и целых полчаса принимал ванну. После чего встал под холодный душ. Голова стала ясной, но усталость не прошла.
В четверть шестого утра он вышел из отеля и, пройдя две улицы, взял такси. Доехав до старого города, отпустил машину у отеля «Виста» и поймал другую. Теперь он направлялся в Бруклин.
Ровно в шесть пятнадцать утра Дронго подъехал к ресторану на Оушн-авеню, где его терпеливо ждал Любарский, сидевший в своем автомобиле. Он отпустил такси и, перейдя улицу, сел в машину связного.
— Доброе утро. Вы достали пистолет?
— Достал. Это так опасно, — запричитал Любарский.
— Переживать будете потом. В нашей разведке появилась уйма идиотов, которые не могут нормально анализировать ситуации. Поэтому все нужно решать на месте лично. Я думаю, что докладывать об этом в Центр не нужно.
— Вы убьете его? — с ужасом спросил Любарский.
— Я похож на убийцу? — строгим тоном отозвался Дронго.
— Нет, нет, конечно. Вообще вы какой-то странный агент. Хотя это первое мое серьезное дело. Но такое…
Дронго хорошо понимал его состояние. Конечно, Любарскому не верили. Резидент внешней разведки в Нью-Йорке считал его слишком незаметной фигурой, чтобы внимательно выслушать его. А тем более когда речь шла о Бетельмане, подозрительном еврее, имеющем брата-миллионера в Англии, связанного с английской контрразведкой. По замыслу организаторов операции, кроме Дронго, знавшего лишь в общих чертах главную стратегическую цель, только Любарский был отчасти посвящен в детали. Но и он искренне считал, что новая российская разведка хочет завербовать Бетельмана, не предполагая, что тот будет лишь подсадной уткой для ареста Дронго.
Любарский не ведал и не имел права знать, что Дронго проведет беседу с его протеже нарочито грубо, провоцируя Бетельмана, который должен бежать в Англию. У того была готова виза и разрешение на въезд в Великобританию. Там действительно жил его брат-миллионер, долгие годы сотрудничавший с английской контрразведкой. Расчет строился на том, что напуганный Семен Бетельман расскажет все своему брату, а тот — английской контрразведке. И когда через пять дней Дронго захочет встретиться с Бетельманом в Ирландии, во время посадки самолета в аэропорту Шэннона, его просто арестуют. Конечно, этих подробностей не знал ни российский резидент внешней разведки в Нью-Йорке, ни несчастный посредник Любарский, для которого это было первое и последнее задание в жизни.
Собственно, резидент разведки и не обязан был заниматься разбором личных дел Семена Бетельмана. Лишь Дронго понимал, как важно, чтобы именно Бетельман добрался до Лондона живым и невредимым.
Любарскому, конечно, не особенно верили, ведь он представлял собой так называемую линию ЭМ (сектор эмигрантов в резидентуре разведки). Каждый резидент КГБ имел различные секторы, составлявшие в итоге главные направления его работы.
Сектор Х считался направлением научно-технической разведки.
Сектор ПР включал в себя политическую и военно-стратегическую разведки.
Сектор КР — внешнюю контрразведку и безопасность.
Сектор ИБ — компьютерная разведка. Среди этих секторов направление ЭМ (эмигранты) считалось наименее важным, и на него часто не обращали должного внимания в отличие, скажем, от резидентов МОССАДа, всегда помнивших, что это направление одно из самых главных.
Дронго посмотрел на оружие. — Что это за пистолет? — зло поинтересовался он. — Из него, наверное, стрелял еще ваш дедушка. Это был кольт «бэнкерс».
