— Могу я узнать, почему? Что вам показалось в моём плане сомнительным?
— Видите ли, Сергей Николаевич, по-моему, ваш план операции слишком мягкий, деликатный.
— Но ведь мы имеем дело с крупнейшим учёным. У него огромные заслуги перед нашей страной. Главное, к чему я стремлюсь, — это ни в коем случае не давать ему повода для обид. Ведь он, чего доброго, может подумать, что мы проверяем его… Мы ни в коем случае не имеем права оскорбить его подозрительностью.
— Да, это всё так. Но всё же не забывайте: где-то рядом с нами действуют наши противники. Выявить их как можно скорее — вот наша задача. А ваш план операции рассчитан на медленное прощупывание…
— Мы сделаем всё возможное…
— Хорошо. Прошу вас действовать энергичней. Время в нашем деле — чрезвычайно важный фактор. Помните главное: не дать противнику уползти с добычей в зубах.
Собственно, план Рублёва не отличался изощрённостью. Весь расчёт в нём строился на том, что, поскольку противник интересуется фирмой Смелякова, значит, рано или поздно его присутствие можно будет обнаружить именно в этой зоне. «Моя задача, — писал он, — исследовать квадрат за квадратом зоны, особенно на направлениях его вероятного движения».
Через полчаса «Волга» Рублёва остановилась у высокого здания с просторными зашторенными окнами. Перед фасадом был разбит красивый газон, пестревший цветами. Шеренги лип и тополей бросали на аккуратно подстриженную траву ажурные тени.
Дежурный, пожилой старшина, долго изучал его удостоверение, переводя взгляд с фотографии на оригинал. Снимок этот был сделан пять лет назад. Сергей Николаевич выглядел на нём юнцом. Вероятно, это обстоятельство и смущало старшину.
Рублёв поднялся на второй этаж, прошёл по пустому прохладному коридору (окна были зашторены) и толкнул дверь с надписью: «Спецчасть». Из-за стола поднялся седой человек в тёмно-синем костюме из толстого трико. «Такая жара, а он в шерстяном костюме. Какое-то самоистязание!» — подумал Рублёв.
— Басов… Митрофан Иванович, — представился хозяин кабинета. У него был глуховатый голос, впалые щёки и глубокие глазницы в коричневых тенях. Держался Басов суховато, подчёркнуто официально. Наверное, в глубине души он был недоволен, что какой-то мальчишка приехал ревизовать его деятельность. Почувствовав состояние начальника спецчасти, Сергей Николаевич заговорил как можно мягче:
— Мне нужна ваша помощь.
— А в чём дело? — насторожился Басов.
— Дело в том, что каким-то образом разведке противника удалось узнать о работе над жидкостью «зет».
Басов, казалось, превратился в каменное изваяние. Он не спускал с Рублёва немигающего взгляда.
— Так… — наконец выдавил он из себя. — Но как это могло случиться?
— Вот это я как раз и собираюсь с вашей помощью выяснить.
— Но мы строго соблюдали все меры предосторожности…
— Не сомневаюсь.
— Ума не приложу! — воскликнул начальник спецчасти.
— Пока ничего страшного не случилось, — успокоил его Рублёв. — Насколько я понимаю, главное — формула жидкости — противнику ещё неизвестно. Пока он знает только о самом факте исследований.
— Чем я могу помочь?
— Дайте мне список всех лиц, работавших над жидкостью «зет».
— Над ней работала довольно большая группа. Не меньше пятидесяти человек. В том числе трое учёных из Германской Демократической Республики.
— Сколько бы ни было…
— Я подготовлю такой список.
— Скажите, а вам не поступало сигналов о, скажем, необычном поведении тех, кто допущен к секретной работе, или об их родственниках, знакомых?
— Вы имеете в виду неделовые контакты с иностранцами?
— Да, это тоже интересно.
Начальник спецчасти ответил, что информацией такого рода он не располагает.
— Есть, правда, один человек, который нас несколько беспокоит. Дело в том, что он родственник Смелякова. Точнее, зять…
— И что же?
— Видите ли, у него машина иностранной марки. Подержанный «мерседес». Так вот мне недавно сообщили из милиции, что он скупает тряпки у иностранцев. Фарцовщик, словом.
— А сам Смеляков об этом знает?
— Да, он в курсе. Обещал принять меры. Но не знаю, как там на самом деле.
— А как фамилия этого зятя?
— Кухонцев Вадим Леонидович. Работает в каком-то научно-исследовательском институте…
— А где он живёт?
— До последнего времени в квартире тестя. А сейчас не знаю. Говорят, что они не ладят с дочерью Смелякова. Кажется, пахнет разводом.
Рублёв подождал, пока начальник спецчасти приготовил списки сотрудников, работавших над жидкостью «зет», записал домашний адрес Смелякова. Он жил поблизости от института, в одном из новых домов. Уточнив по телефону номер отделения милиции, которое обслуживало этот район, Рублёв соединился с начальником отделения и попросил того быть на месте. Поблагодарив Басова за помощь, он покинул институт.
При виде приближавшегося Рублёва шофёр его машины, читавший «комсомолку», свернул газету и включил зажигание. Сергей Николаевич назвал ему адрес отделения милиции. В Москве была необычная жара — на пять градусов выше средней температуры июля. У бочек с квасом стояли длинные очереди. По вечерам пригородные электрички и автобусы, уходившие за город, были битком набиты народом. Все старались вырваться на природу, в лес, на речку. Асфальт раскалился и дышал под ногами, как подошедшее тесто.
В отделении милиции было прохладно, пахло невыветрившимся табачным дымом, штукатуркой и чернилами. Начальник отделения, пожилой подполковник с остатками курчавых волос на затылке и висках, встретил Рублёва с шумной приветливостью и тут же начал жаловаться на трудности своей должности. Район, правда, тихий, публика живёт интеллигентная, но молодёжь… С ней хлопот не оберёшься. Кухонцев? Нет, о таком он ничего не слыхал. Да разве всех упомнишь…
Подполковник нажал кнопку звонка, и на пороге появился лейтенант.
— Кто у нас обслуживает улицу Бехтерева?
— Капитан Карабанов… — после небольшой паузы ответил лейтенант.
— Разыщите. Пусть немедленно явится ко мне.
Минут через пятнадцать в кабинет начальника вошёл пожилой капитан с усталым, морщинистым лицом. Он долго и шумно обмахивался платком, вытирал залысины, усыпанные бисером пота. Говорил он медленно, как будто спросонья. Да, некоего Кухонцева он знает. Как же не знать? Его участок. А на своём участке он, слава богу, вот уже пять лет работает. Долговязый красивый парень, у него ещё «мерседес» свой.
— Как-то раз его задержали, — продолжал участковый, — был в нетрезвом состоянии за рулём. Так он инспектору нагрубил да ещё пригрозил, что, мол, у того будут неприятности. Ну, а инспектор — кореш мой ещё по армии. Он попросил меня навести об этом Кухонцеве справки. Вот так мы с ним и познакомились.
— Как вам стало известно, что он занимается фарцовкой?
— С Петровки сообщили. Его несколько раз у гостиницы задерживали за нарушения общественного порядка. Есть подозрения, что он и валютой балуется.
— Так, так…
— Тут недавно ещё один сигнал поступил. Он одному своему знакомому ветровое стекло иностранной марки продал, потом ещё кое-какие мелочи. Ну, мне сообщили… Родственник такого уважаемого человека, а спекуляцией занимается. Да, не хотел бы я иметь такого зятя… Сомнительный тип. Получает сто двадцать, а живёт на широкую ногу. Явно не на трудовые…
— И какие меры вы приняли? — поинтересовался Рублёв.
— Какие меры, — недовольным тоном буркнул участковый. — Дело, конечно, заводить не стали. Из уважения к тестю. Неудобно его травмировать.
— Да, да, теперь я вспомнил! — встрепенулся начальник отделения. — Как же… как же! Сами понимаете, — пояснил он Рублёву, — крупный учёный… Решили просто поставить его в известность.
— А с кем из иностранцев он общается? — обратился Рублёв к участковому.
— Не выясняли. Так что точно сказать не могу. — Капитан виновато улыбнулся и опять принялся вытирать платком свои залысины… — Впрочем, подождите… — Участковый задумался. — Тут к нему недавно приезжал какой-то тип. Правда, на «Волге». Но в ней лежали иностранные журналы. Смотрю, машину оставил в переулке, а к дому Смелякова пошёл пешком. Повертелся вокруг, а скоро к нему вышел этот Кухонцев. Думаю, э-э, братец, чего-то ты скрываешь, раз к подъезду боишься подъехать!
— Кто, не выясняли? Или, быть может, номер запомнили?
— Нет, номера не запомнил. А выяснять причины не было. Он правил никаких не нарушал, а шофёра описать могу. Высокий, горбоносый.
— Иностранец?
— Нет, по всему видать, наш. Представительный такой, лет пятидесяти, а может, меньше. На виске родинка. Лицо узкое и брови тёмные, густые.
— Любопытно. Значит, к дому Смелякова подъезжать не стал…
— Да, таился…
