Ознакомительная версия.
— Тут могут быть отпечатки пальцев, — прошептал полковник, глядя на руки Климова, — что вы делаете? Откуда оно у вас?
— Это копия, — пояснил следователь, — принесла Моисеева. Она сообщила нам, что вчера в техническом отделе пропала подобная заточка, которая обычно находилась в лаборатории. В техническом отделе вчера пропал один экземпляр. Его называют почему-то «ручкой».
— Значит, этой заточкой убийца орудовал в душевой, — Левитин посмотрел на «ручку». — Что ж, теперь у нас есть хоть что-то определенное. Теперь мы, во всяком случае, точно знаем, что убийцей был наверняка сотрудник технического отдела.
— А если «ручку» у них стащили? — спросил Дронго. — О ней могли знать не только сотрудники их отдела. Любой, кто входил в лабораторию, мог увидеть, чем пользовались сотрудники. Скорее этот предмет подтверждает, что убийца — сотрудник института, но не обязательно работник технического отдела.
— У убийцы не было времени, — напомнил Климов, — может, поэтому он воспользовался первым подходящим предметом.
— А может, он заранее готовился, — возразил Дронго, — но споры бесполезны. О подобном предмете могли знать многие. В конечном итоге не так важно, чем именно он убивал. Убийца вполне мог пронести на территорию института какой-нибудь острый предмет или нож. Это не столь важно, важнее, почему он убивал. Каковы истинные мотивы его преступления. Если мы сумеем понять, то наверняка найдем и все прочие разгадки.
— Слишком сложно, — вставил Левитин, — по-моему, и так все ясно. На территории института действует неуправляемый психопат. Маньяк. Вполне возможно, что кто-то из сотрудников института облучился, попав под рентген, или вообще переработал, отчего у него произошел серьезный сдвиг в психике. Завтра нужно пригласить психиатра и проверить каждого сотрудника технического отдела. Или, если понадобится, каждого сотрудника института.
— А если убийца не маньяк? Если все не совсем так, как нам кажется? — спросил Дронго.
— Это вам кажется, — сказал полковник, сделав ударение на втором слове, — нам ничего не кажется. У нас есть два убийства и реальный убийца-маньяк, который почему-то охотится за женщинами. И мы его обязательно найдем. Без ваших особых методов, аналитических приемов и тому подобных сложностей. Мы его найдем, даже если для этого понадобится закрыть институт.
Вернулся в свой кабинет Михаил Михайлович. Несмотря на очень поздний час, он казался неутомимым. Войдя в кабинет, молча сел на стул у дверей, ожидая дальнейших указаний.
— Завтра утром мы начнем обстоятельную проверку в институте, — подвел итог полковник Левитин. — Я думаю, что всем уже ясно: убийца кто-то из ваших сотрудников.
— Да, — признался Сыркин, — это все обсуждают. Люди стали бояться друг друга, перестали доверять знакомым. У нас никто не сможет больше нормально работать. Даже по коридорам будут бояться ходить в одиночку, пока мы не найдем убийцу. И если вы его быстро не обнаружите, то можете считать работу нашего института парализованной. Я говорю серьезно, наверняка с завтрашнего дня большинство наших женщин возьмут бюллетени, чтобы не приходить на работу, где происходят такие жуткие дела.
— Отпускайте людей, Михаил Михайлович, — взглянул на часы Климов, — уже совсем поздно. Мы сейчас уезжаем.
Он поднялся, заворачивая в газету «ручку», которую принесла Моисеева. Уложил в свой неизменный портфель бумаги, диктофон, документы. Мрачно посмотрел на Дронго.
— Вот так, — сказал он, не обращаясь ни к кому, — завтра начнем все сначала.
— А как Павел Мовчан? — спросил Сыркин. Левитин поморщился, отвернулся. Климов взглянул на него, потом на Михаила Михайловича.
— Будем отпускать, — твердо сказал он, — это была ошибка.
Уже во дворе, когда Дронго прощался со всеми, Климов спросил у него:
— Что вы обо всем этом думаете?
— Завтра мы найдем убийцу, — твердо сказал Дронго.
— Что? — не поверил Климов.
— Завтра мы его найдем, — повторил Дронго, — только утром меня не будет. Я поеду к своему знакомому психиатру. Мне нужно понять некоторые вещи.
— А я думал, вы и так все знаете, — проиронизировал следователь. — Мне казалось, что вы способны понять ход мыслей любого убийцы.
— Я способен проанализировать мысли и действия нормального человека, его логику. Но если прав полковник, то мне будет трудно. Я еще никогда не пытался вычислить ход мыслей маньяка. И поэтому я приеду завтра к полудню. До свидания.
Он пожал руку поочередно Климову и Сыркину. Левитин отошел в сторону, сделав вид, что разговаривает с одним из своих сотрудников, и Дронго лишь кивнул ему на прощание.
Приехав домой, он долго неподвижно сидел на кухне за столом. Затем взял лист бумаги и начал писать. Сначала вопросы, которые у него возникли. Рядом с каждым вопросом он ставил либо ответ, либо прочерк. Вопросов накопилось много. Он размышлял над ними до четырех часов утра. Затем отправился спать…
Они были знакомы с профессором Михаилом Федоровичем Сваневским уже много лет. Но Дронго никогда не позволял себе использовать свои знакомства в личных целях. Однако сегодня утром он позвонил профессору, попросив его о встрече. Профессор согласился и пригласил к себе в институт. Сваневский был не просто заведующим кафедрой с многолетним стажем работы, но и крупным специалистом в области психиатрии, признанным во всем мире. Несмотря на свой возраст, ему шел уже восьмой десяток, он был в хорошей форме и даже умудрялся бегать по утрам положенные пять километров.
Дронго приехал к профессору в десять часов утра и в течение получаса обстоятельно и подробно рассказывал об убийствах, произошедших в институте. Михаил Федорович слушал внимательно, не перебивая собеседника.
— Понимаете, профессор, я никогда не сталкивался с подобными преступлениями, с подобными странностями, — закончил наконец Дронго. — В общих чертах я могу попытаться представить себе, что именно может чувствовать маньяк, решившийся на подобные преступления. Но меня интересует целый комплекс специфических вопросов, на которые я хотел бы получить вашу консультацию. Что вы обо всем этом думаете?
— Судя по вашему рассказу, вполне вероятно, что действует маньяк, который получает сексуальное удовольствие от насилия в отношении женщин. Другое дело, что рядом с трупами должны быть обязательно следы спермы. Меня несколько настораживает тот факт, что первое убийство он начал с удара в спину. Если это настоящий маньяк, то он должен получать удовольствие от самого процесса мучений, от самого вида жертвы. Они обычно не бьют в спину. Им нужно видеть глаза жертвы, ее страх, чтобы получить настоящее удовольствие.
— Как вы себе представляете тип маньяка? Может ли быть выведен некий средний тип маньяка? Можно ли определить его в толпе людей или в группе сотрудников института? Следователи считают, что это возможно, и даже собираются пригласить для проверки психиатра.
— Если вы думаете, что его можно определить по каким-либо внешним признакам, то это исключено. Он может быть прекрасным семьянином, вполне нормальным на работе человеком, даже пользоваться определенным уважением в коллективе, вполне может быть исключительно пунктуальным и дисциплинированным работником. Я уже не говорю, что может быть и талантливым человеком. Как правило, талант есть некое отклонение от нормы. И чем более талантлив человек, тем сильнее он отклоняется от нормы. В случае с гениями это всем ясно. Это психопаты, которые имеют очень сильные отклонения, но в положительную сторону. У вас в институте нет гениев?
— Разве что Сергей Алексеевич, но он слишком стар для маньяка. Ему много лет.
— Архипов? — спросил Сваневский. — Нет, конечно. Он на роль маньяка явно не подходит. Вся внутренняя сущность маньяка может быть до конца так и не понята окружающими.
Дело в том, что все подлинные мотивы нарушений его психики вытеснены в подсознание. Маньяками просто так не рождаются. Это люди, как правило, либо перенесшие тяжелые психические и физические травмы в детстве, либо не реализовавшие собственные аффективные переживания, возможно, имевшие комплекс неисполненных желаний. В общем, нечто такое, что подверглось вытеснению из сознания в сферу бессознательного. Именно там маниакальные расстройства начинают свое активное воздействие на жизнь человека в своеобразной форме невротических симптомов.
Собственно, процессы, проходящие в мозгу человека, до сих пор не изучены до конца. Но можно определенно сказать, что маниакальные расстройства, возникающие в мозгу человека, которые провоцируются в результате столкновения вытесненных влечений, преобразуются затем в активные действия.
— То есть любой маньяк все-таки психически больной человек? — уточнил Дронго.
— Честно говоря, да. Абсолютно больной, но способный понимать, что его действия носят асоциальный характер.
Ознакомительная версия.
