Ознакомительная версия.
— У меня уже есть иммунитет, — признался Дронго, — я не всегда выигрывал. Даже наоборот, чаще проигрывал. В нашем мире не всегда удается отстоять истину. Но, если речь идет об убийцах, я действительно беспощаден. И это действительно мое личное дело, когда я собираюсь найти и покарать убийцу. Тем более если он маньяк, которого нужно остановить.
— Вот видите, — улыбнулся профессор, — у вас тоже своего рода «фобия». Вообще, абсолютно нормальных людей не бывает. Это истина, о которой многие забывают. Вам, очевидно, еще и нравится заниматься тем, чем вы занимаетесь. Как вы считаете?
— Не знаю. — Он даже растерялся на мгновение, ему всегда казалось, что он с удовольствием бросит все свои расследования. — Не знаю, — повторил он.
Уже в машине, направляясь в институт Архипова, он все время думал над словами Михаила Федоровича. В таком аспекте он никогда не рассматривал эту проблему. А может, профессор прав, думал Дронго, и ему просто нравится этим заниматься, расследования стали его истинным наслаждением, его единственной реальной жизнью. Единственной и главной страстью. Из-за которой он так и не создал своей семьи, не принял многочисленных предложений о государственной работе, замкнулся в себе, став отшельником. Может быть, Сваневский и прав, испуганно подумал Дронго. Когда он последний раз встречался с женщинами? Кажется, месяц назад или два? Может, его в жизни уже ничего не интересует и он стал своеобразным маньяком? Может его единственная страсть — это преступления, которые он расследует, это люди, с которыми он встречается, это свидетели, у которых он пытается вытащить подробности, это подозреваемые, среди которых находит истинных преступников.
В институт Архипова он приехал в половине второго дня. И еще около сорока минут стоял на проходной, пока наконец не нашли Михаила Михайловича и не выдали ему положенный пропуск.
После вчерашнего убийства в институт приехал даже заместитель прокурора города, и теперь вся территория напоминала встревоженный улей. Сыркин был прав. Отныне никто не говорил о работе. Всех интересовало расследование вчерашнего преступления.
Уже на проходной была выставлена усиленная охрана, в которую входили не только сотрудники Сыркина, но и двое дежурных офицеров милиции. Михаил Михайлович, даже не извиняясь, угрюмо заметил, что теперь в институте командуют прокуроры и кагэбэшники. В кабинете Архипова, несмотря на протесты Моисеевой, уже расположился заместитель .прокурора города, который начал с того, что приказал собрать в одну комнату всех сотрудников технического отдела и после этого стал вызывать по одному каждого из них на допрос. Климов, понимавший, что возражать бесполезно, мрачный и неразговорчивый, сидел рядом, ожидая, когда закончится весь этот балаган. Заместитель прокурора города, молодой человек, которому было едва за тридцать, считал себя специалистом в области расследования тяжких преступлений, и хотя всю жизнь он проработал помощником прокурора, заместителем прокурора района, прокурором района, не занимаясь следствием ни одного дня, тем не менее решил лично допрашивать каждого из подозреваемых, считая, что таким образом установит истину.
Разумеется, в кабинет к прокурору Дронго не пустили. Мало того, ему даже не разрешили вызвать Климова, и он ждал в коридоре, пока вышедший из приемной Сыркин не сообщил, что Климов занят и не может выйти к нему. Дронго уже собирался отправиться в кабинет к Михаилу Михайловичу, когда в коридоре появился Левитин. Увидев Дронго, он приветливо кивнул ему головой.
— Вот сыр-бор заварили, — сказал полковник, — даже заместитель прокурора города приехал. Пусть теперь сам убедится, как это сложно — искать убийцу.
«Поэтому он так ликует, — понял Дронго. — Чем больше высокопоставленных начальников будет на территории института, тем легче уйти от персональной ответственности за случившееся», .
— У вас сегодня есть новые планы? — оживленно осведомился Левитин.
— Кое-какие. Я говорил с психиатром.
— Мы вызвали врачей на завтра. С каждым из подозреваемых будут беседовать отдельно. Наши врачи считают, что это может быть только мужчина, поэтому женщин мы исключили.
— А если это не маньяк? — упрямо произнес Дронго.
— Не нужно, — нахмурился Левитин, — не нужно так говорить. Получается, что вы знаете все, а мы ничего. Я думаю, врачи сами разберутся. кто из подозреваемых является маньяком.
Дронго понял, что переспорить полковника все равно не удастся. Тот будет стоять на своем.
— Климова нельзя вызвать? — спросил он.
— Конечно, нельзя, — подмигнул Левитин, — там столько людей понаехало. Они считают, что сами раскроют преступление. Вообще, вам лучше отсюда уехать..
— Это пожелание или указание?
— Это совет, — поморщился Левитин. — Вечно вы обижаетесь.
— Уже нет, — быстро ответил Дронго, — уже почти не обижаюсь. И собираюсь не только не последовать вашему совету, но, напротив, постараться найти убийцу.
— Не смешите людей, — нахмурился Левитин, — за три дня вы найдете убийцу, которого мы ищем три месяца? Это невозможно. И вы сами все отлично понимаете. У каждого блефа есть свои пределы. Когда игра кончается и вы явно проигрываете, нужно выходить из игры, а не поднимать ставки. Все остальные игроки знают, что ваша карта бита, что у вас на руках «пустышка». Поэтому не старайтесь выглядеть умнее, чем вы есть на самом деле.
— Обязательно учту ваш совет, — улыбнулся Дронго, — и тем не менее я остаюсь.
— Как вам угодно, — сухо сказал Левитин и, повернувшись, вошел в приемную.
— Вы действительно хотите остаться? — уточнил Сыркин.
— Обязательно останусь. Для начала я не стану вам мешать. Представляю, как вас задергали. Где Носов? Я лучше с ним поговорю.
— Он сидит в моем кабинете. Помогает мне вызывать людей.
— Идите в приемную, у вас сегодня много дел, а я с ним пообщаюсь, — сказал Дронго, направляясь к кабинету Михаила Михайловича.
В кабинете Сыркина его помощник, сидя на стуле, приставленном к столу, ожидал звонков по внутреннему телефону. Увидев вошедшего Дронго, он вскочил.
— Сиди, сиди, — махнул рукой Дронго, — не нужно вставать.
— Сегодня с утра столько разных начальников понаехало, — сообщил Носов.
— Я знаю. Давно хотел с тобой обстоятельно поговорить. Ведь ты вчера нашел убитую. Когда ты вошел, она лежала на полу. Ты ее не трогал?
— Нет, не трогал, — удивился Носов, — она ведь убитая была, я побоялся ее трогать. На мертвецов я насмотрелся, знаю, как они выглядят.
— И ты сразу позвал уборщицу?
— Я ей закричал, а когда она ко мне подошла, я сам побежал наверх, чтобы рассказать о случившемся. А она стояла, охраняла вход в душевую.
— Но халата ты там не видел?
— Нет, никакого халата не видел. И, конечно, не знал, кто там еще был до меня.
— А где висят у вас халаты?
— В подсобке, в подвале. О них все знают. У каждой уборщицы свой халат. Самый большой у Сойкиной.
— Там дверь бывает открыта?
— Нет, закрыта на ключ. А ключ есть у двоих — старшей уборщицы и у меня.
— Где твой ключ?
— У меня.
— А остальные?
— Вчера проверили. Оба ключа в порядке. И третий у меня.
— Но ведь кто-то взял халат? — настаивал Дронго.
— Так дверь открыта бывает по вечерам. Уборщицы открывают дверь и потом ее уже не закрывают, пока не закончат уборку. Туда ведь спускаются все за ведрами, вениками, халатами.
— И все в институте об этом знают?
— Думаю, что да, знают все. Никакого секрета нет.
— Ты во время первого убийства тоже был в институте. Так вот, погибшая Ольга сказала мне, что видела тебя во дворе. А Михаил Михайлович утверждает, что ты никуда не выходил из основного здания, только сбегал на второй этаж. Как это понимать?
— Я не говорил Михаилу Михайловичу, что у нас на основном здании водопроводная труба поржавела. Вот я и вышел во двор, чтобы на нее посмотреть. За день до первого убийства сильный дождь был, и труба не пропускала всю воду. Потом я вернулся в здание.
— И никого во дворе не видел?
— Видел Олю, она документы несла. Мы с ней поздоровались. Больше никого не видел.
— В тот вечер дождя не было?
— Не было, точно. Мы через несколько дней трубу меняли.
— А почему в тот вечер лифт не работал?
— Один работал, а другой не работал. Реле сломалось, подъемник заедал, ну, мы его сами и отключили.
— И все поднимались в одном лифте?
— Только после шести, — подтвердил Носов.
— Вчера в лаборатории пропал инструмент, так называемая «ручка». Ты разве об этом не знал?
— Нет, не знал. Мне ничего не сказали. Я пошел в лабораторию во время перерыва, когда там никого не было. Коренев обычно обедает дома, он живет недалеко, а остальные ходят в буфет или запираются в кабинете Григорьева. Только во время перерыва они работают, а обедают обычно после четырех. Ну, я пришел к ним, вижу, они заперлись у Аристарха. А в лаборатории только Зинков был и Оля. Я у них спросил, что пропало, так Георгий Ильич только рукой махнул. Я вернулся и все доложил Моисеевой. У нее в кабинете Фирсова была. Я все рассказал Елене Витальевне, и она сильно разозлилась. Еще позвонила Зинкову и сказала, чтобы тот нашел «ручку». Говорила, что это инвентарь.
Ознакомительная версия.
