– Рация раздолбана…
– Что?
– Рация говорю, сломана, товарищ капитан! Я ее припрятал в камнях, да все одно осколком нутро разворотило.
– Мля… Ладно, подтяни сюда народ.
Вскоре вокруг командира собрались остатки группы. Из двадцати двух человек уцелели десять; двое из них, включая старшего лейтенанта Осишвили, были ранены.
– Значит так, – смачно сплюнув хрустевшие на зубах частички грунта, сказал Артур, – «духи» ушли, но на всякий случай надо подежурить тут до подхода наших. Двое потащат до дороги Степанова – он тяжелый, а я как-нибудь один управлюсь с Осишвили. Остальные остаются здесь. Старший – Игнатов. Вопросы?
– Все ясно, товарищ капитан, – отозвался понятливый сержант.
– Вот и ладненько. Отправлю раненных и вернусь. Парней еще наших предстоит отсюда забирать… – кивнул он на тела мертвых сослуживцев. – И будь повнимательнее, Игнатов! Хрен знает, что у них на уме – могут вернуться…
Тот километр от позиции у реки до проселочной дороги, что утром свежие спецназовцы преодолели за десять минут, теперь показался чудовищно длинной дистанцией. Два бойца тащили Степанова с наскоро перебинтованным плечом и наложенным на простреленное бедро жгутом; Дорохов, взвалив на спину товарища, медленно вышагивал следом…
Чем-то особенным внешность командира группы спецназа не отличалась. Обычный парень, каких в армии тысячи. Крепкая фигура среднего роста, коротко подстриженные и слегка выгоревшие на южном солнце волосы; типичное для европейской части России лицо с прямым носом, чуть полноватыми губами, высоким лбом и усталым взглядом светло-серых глаз. «Особых примет не имеет», – примерно так бы сказали о таком типаже в уголовном розыске.
Пожалуй, друг его Оська выглядел слегка поярче: смугловат, черноволос; повыше ростом, отчего казался худощавым; подвижен, улыбчив. И временами вспыльчив.
Скоро он пришел в сознание и даже пытался перебирать вялыми, ослабевшими ногами.
– Не кисло тебя приложило, – ворчал Артур, вытирая рукавом камуфляжки взмокший лоб. – Ничего, Ося, потерпи… Вот отлежишься пару-тройку дней и все будет путем. Потерпи, братан!.. А я сегодня же напьюсь – даю слово! И всем штабным машинам колеса кинжалом продырявлю! Козлы, гребанные!..
Братан один черт ничего не слышал, а из уст его срывались неразборчивые звуки, похожие на мычание недорезанного телка. Кажется, ему было жутко плохо, но по спецназовской привычке старлей все одно ощупывал свободной рукой пространство вокруг себя в неосознанных поисках утраченного в бою автомата…
Наконец, они добрались до пустынной дороги – те два бэтээра, на броне которых группа примчалась сюда в начале дня, сразу же спешно уехали в расположение пехотной части, дабы участвовать в переброске его подразделений.
– Тормознем первую же машину, – укладывая старлея на молодую травку, растущую по обочине, сказал капитан. – Как там Степанов?
– Крови потерял многовато. К тому же через час надо кратковременно снять жгут с бедра, – устало пояснил один из парней.
Они уселись рядом с раненными товарищами, закурили; помолчали, наслаждаясь легким ветерком и установившейся тишиной…
Минут через двадцать с той стороны, куда предстояло ехать, показался армейский «уазик», оставляющий за кормой клубы белесой пыли.
– Тормозим, – подхватывая автомат, обрадовался Артур.
Завидев преградивших дорогу троих вооруженных мужчин в пятнистой форме и с оружием в руках, водитель принял вправо и безропотно остановился. Держа оружие наготове, капитан подошел к машине, осторожно заглянул в салон…
Трое мужчин и одна женщина. Все чеченцы. Возраст от тридцати пяти до пятидесяти. На первый взгляд – обычные сельчане, мирные жители…
– В село возвращаемся. Из района, – словно предвидя вопрос, пояснил водитель. Речь была почти без акцента.
– Нам нужно отвезти двоих раненных в госпиталь, – сразу перешел к делу Дорохов.
– Не-е, командир, извини – не можем. Опаздываем! Дела у нас в селе…
– Это займет не более часа. Тридцать километров туда, тридцать обратно. Сохранность автомобиля гарантирую.
Водитель обернулся к соплеменникам, и что-то недовольно сказал по-чеченски. В ответ послышались громкие возмущенные возгласы…
– Ну, хорошо, тогда можешь вести машину сам. Согласен?
И опять в ответ чеченцы дружным хором не соглашались.
– А ну вылезай из машины! – не собираясь заниматься долгими уговорами, резко рванул дверцу Артур. – Никак не понимают по-человечески!..
Он отвлекся на покидавшего салон водилу; один из его бойцов – ефрейтор, контролировал правый борт УАЗа. Другой, вероятно, замешкался или не разглядел из-за крепкой фигуры командира, как сидящий слева на заднем сиденье чеченец поднял лежащий под ногами укороченный «калаш»…
* * *
Сзади прогремело подряд три выстрела. Именно они спасли от гибели Дорохова – автомат чеченца ойкнул один раз, и пуля прошла рядом с головой – обдала упругой волной левую щеку.
Капитан шарахнулся в сторону, одновременно оглядываясь: кто стрелял? На обочине, опираясь на локоть и держа в другой руке пистолет, пытался встать Оська. Тут же ефрейтор полоснул по правому борту. Чеченский водитель резво сунулся обратно в салон, да осел, выгнув спину – сам Артур, упав на колено, нажал на спусковой крючок автомата. Кажется, успел в этой секундной перепалке пальнуть и второй боец…
Вскинув левую ладонь, командир группы приказал прекратить стрельбу. Встал, подошел к машине, заглянул внутрь сквозь зиявшие в стекле дыры. Открыв левую заднюю дверцу, вырвал из рук мертвого мужчины оружие.
И зло процедил:
– Мля! Только один автомат… на четыре трупа. Теперь вони не оберешься.
– Три, товарищ капитан, – поправил ефрейтор, осматривавший салон с другой стороны. – Только три трупа, а женщина дышит. Ранена…
– Так, все, парни – за работу! – скомандовал Дорохов. – Этих, что отправились к Аллаху – на обочину. Осишвили, Степанова и чеченку повезу в госпиталь сам, а вы останетесь здесь до моего возвращения или подхода наших.
Они быстро перетащили на край дороги окровавленные тела; усадили рядом с женщиной Степанова. Слегка пришедший в себя старлей доковылял до «уазика» сам и устроился справа от водительского места.
– И вот что, парни, – тихо сказал Артур, прежде чем повернуть ключ в замке зажигания. – Если кто спросит – по машине вы не стреляли. Стрелял только я. Понятно?
– Понятно, – закивали бойцы.
– Но я думаю, до подобных вопросов дело не дойдет. Все, ждите…
Заскрежетал стартер, двигатель исправно заурчал. Юркий автомобиль развернулся на узкой дороге и помчался в ту сторону, откуда приехал несколько минут назад.
* * *
– Хорошо… Что ты предлагаешь? – поднял взгляд усталых воспаленных от бессонницы глаз генерал Верещагин.
Подполковник Волынов – представитель военной прокуратуры, сбил с сигареты пепел, поерзал на стуле…
Он уже успел посоветоваться по данному делу со своим начальством, заручился поддержкой, озвучил соответствующие указания двум помощникам… А в кабинет к заместителю начальника Оперативной группировки заглянул скорее для проформы. Чтобы создать видимость совместно принятого решения и не портить с вояками отношений. Зачем лишний раз демонстрировать свою независимость, власть?! С генералами надобно дружить, а не ссориться по всяким пустякам.
– Есть три варианта развития дальнейших событий, Максим Федорович, – наигранно вздохнул он. – С какого начать?
– Давай с самого плохого.
– С самого плохого… А самый плохой вариант, товарищ генерал, случится, если мы с вами попытаемся замять это дело. Старейшины села, откуда были родом убитые чеченцы, уже бузят – письма с гонцами собираются слать во все инстанции. Ну а дальше сами знаете: московские комиссии, правозащитнички, подленькие статейки в желтой прессе…
– Знаю, – недовольно буркнул тот, – давай ближе к делу.
– А в результате и спецназовцев, в конце концов, повяжут, и нас с вами погон лишат. Вместе с пенсией…
Максим Федорович глянул на него из-под кустистых бровей, расстегнул верхнюю пуговицу камуфлированной куртки, плеснул в стакан минералки; выпил одним глотком…
Моложавый подполковник напористо продолжал:
– Второй вариант самый простой – сдать всех участников расстрела. Их и было-то всего четверо: командир группы капитан Дорохов, его заместитель – старший лейтенант Осишвили, ефрейтор Логутенко и рядовой Иванов…
– Повяжут, лишимся… Что-то я тебя не пойму, – перебил генерал-майор, – а то, что чеченцы везли в машине оружие, которое даже успело выстрелить, прежде чем спецназовцы открыли огонь на поражение – ты вообще не принимаешь во внимание?