Ознакомительная версия.
Суслова подошла к машине, когда Полетаев уже садился в салон. Увидев ее, он улыбнулся, кивнул ей на прощание. Она тоже кивнула, подошла к Рудневу, который собирался занять место рядом с водителем. Что-то сказала ему. Уже усаживаясь в машину, Руднев напомнил:
— В два часа. Мы будем в «Дорчестере» ровно в два.
Кортеж машин выехал на Парк-Лейн, чтобы свернуть к министерству финансов Великобритании. Дронго подошел к Елене.
— По-моему, ты ему нравишься, — сказал он, глядя вслед отъезжавшим машинам.
— Кому? Рудневу? — спросила она, стоя рядом, но не поворачивая к нему головы.
— Нет. Полетаеву. Он прямо-таки сияет, когда видит тебя. У него эдипов комплекс. Ему нужна сильная женщина.
— Это твои фантазии. — Она сняла очки, чуть прищурилась.
— Так лучше, — заметил Дронго, — у тебя красивые глаза.
— Ты говорил это еще в прошлом году.
— Значит, повторяюсь. Да, красивые, необычные. В них затаенная боль и ум.
— Про боль тоже говорил, а вот что умные, впервые слышу.
— Считай, что это комплимент.
— Сомневаюсь. Умные глаза для женщины — это не главное. Очень неплохо устраивают свою жизнь дамочки с совершенно пустыми глазами.
— Возможно, но если женщина начитанна и способна мыслить, глаза у нее умные, хочет она того или нет. Я чувствую себя полным идиотом, когда вспоминаю, что ты прочла Марселя Пруста, а я так и не сумел его одолеть.
— Хочешь сказать, что у тебя пустые глаза? — она усмехнулась. — Если судить по книгам в твоей библиотеке, у тебя должны быть глаза мудреца. Кстати, у тебя действительно умные глаза.
— Единственное мое достоинство, — пробормотал Дронго, — и то фальшивое, я просто делаю умный вид.
Она снова улыбнулась, положила очки в сумочку и повернулась к нему.
— Надеюсь, ты пойдешь со мной в «Дорчестер»? — спросил Дронго.
— Пойду. Но с одним условием.
— Уже догадался с каким.
— Да, ты прав, в номер к тебе не пойду.
— Не нужно меня добивать. У тебя какая-то нездоровая реакция. Кажется, я тебя не приглашал в номер.
— Но подумал об этом? — спросила она, направляясь к казино, находившемуся в здании «Хилтона».
— Честно говоря, да, — он пошел следом, — но обрати внимание, как корректно я себя веду.
— Обратила. Здесь действительно есть казино? — Она открыла сумочку, видимо, собираясь достать очки. Они ограждают ее от внешнего мира — подумал Дронго. За очками не видно глаз. В свои почти сорок Елена пережила столько, что хватило бы на десятерых. В ее глазах затаилась боль, боль человека, познавшего темные стороны жизни.
— В Лондоне всего шесть казино, — сказал Дронго, понимая, что сама игра интересует ее меньше всего, — но посторонних туда не пускают, здесь закрытая клубная система.
— Даже проживающих в отеле?
— Даже их. Нужно подать заявление, предъявить паспорт, подождать примерно сутки, чтобы все проверили. Затем оформляется именная пластиковая карточка, после чего можно в любое время посещать казино.
— Откуда ты все это знаешь? — тихо спросила она.
— Такая у меня дурацкая жизнь, — ответил Дронго, — как у Обломова. Я знаю много ненужных вещей.
— Нет, — возразила она, — твои знания систематизированны. Я всегда поражалась твоей памяти, твоему вниманию к разного рода мелочам.
— Из мелочей складывается общая картина. Осторожнее, здесь переход, — придержал он ее, — сегодня одна женщина в этом месте чуть не попала под машину прямо у меня на глазах.
— Вечно ты попадаешь в истории. — Она снова убрала очки в сумку.
— Сам виноват. Слишком любопытный.
— Ты хорошо знаешь Лондон?
— Думаю, что да. В мире не так много городов, которыми можно восхищаться. И еще меньше тех, которые я обошел с картой в руках. Лондон — один из них. Он мне очень нравится.
— Только Лондон? — спросила она.
— Нет. Конечно, нет. Обожаю Париж с его чудесными улицами, скверами, памятниками, ресторанами, кафе. Мне дорога Москва, в которой я учился и которую полюбил как свой родной город. А еще Краков, Сан-Франциско, Рим, Будапешт, Мадрид… Все и не перечислишь.
— А самый любимый? — допытывалась Елена. — Единственный?
— Город, где я родился, — пожал он плечами, — где прошло мое детство. На берегу теплого южного моря. Я знаю там каждый камень. Там я впервые в жизни поцеловал женщину, прочел первые книги, там живут мои родители. Это святое для меня место.
— Я догадываюсь, о каком городе ты говоришь, — сказала Елена.
— Тем лучше. Для меня это город особенный. Но я люблю и остальные города. Кстати, я назвал Нью-Йорк и Багдад?
— Нет, — она улыбнулась.
— Значит, и их следует занести в список. Есть еще Буэнос-Айрес, Сингапур, Венеция…
— Хватит, — прервала она его, — я и так поняла, что ты влюблен в земной шар.
— Разве это плохо? Если бы не самолеты, без которых не доберешься в некоторые точки земли, я путешествовал бы по разным странам, знакомился с каждым народом, с каждым городом, старался понять нравы и обычаи каждой нации, каждого племени. Я много путешествовал и пришел к выводу, что наш земной шарик очень мал. Это банально, но это действительно так. И людей на нашей земле очень мало. Во время странствий я встречал своих знакомых или близких друзей моих знакомых. Все мы живем на одной земле, и сколько нужно приложить сил, чтобы очистить этот прекрасный мир от всякой мрази.
— И много, по-твоему, развелось мрази? — спросила она серьезно.
— Боюсь, что да. Впрочем, никто мне не поручал подсчитать подонков на этой грешной земле. Надеюсь, в процентном отношении это не очень большая цифра. Средний человек обычно не может противостоять искушениям. Но цифра невелика. Во всяком случае, я стараюсь убедить себя в этом.
— На наш век хватит, — сказала Елена, остановившись перед «Дорчестером».
— Боюсь, еще и останется, — тихо произнес Дронго. — Давай сначала осмотрим отель, а потом пройдем в банкетный зал. Надеюсь, служба безопасности отеля предупреждена о твоем возможном появлении.
День второй. Москва
12 часов 15 минут
Каким-то непостижимым образом фамилия иногда влияет на карьеру и судьбу человека. И если фамилия Львов была прерогативой исключительно княжеской семьи, то фамилия Зайцев доставалась семьям попроще. Инспектор уголовного розыска по фамилии Коклюшный проработал в милиции пятнадцать лет, но дослужился только до капитана.
То ли в силу инерции, то ли из-за неверия в собственные силы, то ли еще по каким-то причинам, сказать трудно. Но был он человеком мрачным, нелюдимым, с желтыми, потухшими глазами и плохо выбритыми щеками. Жена ушла от него еще десять лет назад, забрав единственного сына. Он страдал язвой желудка и гепатитом, профессиональными болезнями сотрудников уголовного розыска, ведущих соответствующий образ жизни.
Утром он должен был встретиться со своим осведомителем, известным в криминальных кругах под кличкой Лунатик. И если Алексей Коклюшный был мрачным, разуверившимся во всем, в том числе и в своей работе, типом, то Лунатик, вполне симпатичный доходяга, работал на всех и вредностью не отличался, наоборот, старался всем угождать. Добываемая им информация особо ценных сведений никогда не содержала, но его терпели, поскольку каждый инспектор был заинтересован в обширной агентуре и количество информации, даже в конце девяностых, значило не меньше, чем ее качество. Кроме всего прочего, Лунатик был наркоманом, и прямая зависимость от новых и все увеличивающихся доз наркотиков делала его более покладистым. И хотя Коклюшный не был ни перспективным, ни толковым работником и не проявлял особого рвения в поисках агентов, пользоваться услугами такого, как Лунатик, было и стыдно, и обидно.
Именно поэтому Коклюшный встречался с ним в однокомнатной квартире обычной панельной девятиэтажки, пыльной и грязной, как и все дома вокруг, и сейчас в ожидании Лунатика нетерпеливо поглядывал на часы. Не только Коклюшный, но и другой инспектор встречались здесь с агентами, хотя это строжайше запрещалось правилами конспирации. Но правила экономии диктовали свои законы, и приходилось идти на некоторые нарушения. Хорошо еще, что эта квартира на последнем этаже была приобретена в советские времена и сохранилась только потому, что с левой стороны протекала крыша, а вся стена в этой части дома была постоянно сырой, и начальство не нашло желающих ее приобрести.
Лунатик появился в полдень, качаясь от принятой утром дозы. Очевидно, ему удалось раздобыть где-то деньги, так как он был, вопреки обыкновению, задумчивым и тихим, без всякого намека на эйфорию.
Он звонил в дверь, пока Коклюшный не открыл и не убрал его палец с кнопки звонка. Потом схватил его за шиворот, втащил в комнату, закрыл дверь и дал ему хорошую оплеуху.
— Больно. — прошептал Лунатик.
Ознакомительная версия.
