представители Средней Азии и Кавказа, а на центральной площади торговали бытовыми предметами и разным шмотьем: от детских пеленок до неведомо откуда взявшихся импортных костюмов, скорее всего, сделанных в Одессе.
Древняя, как и тот примус, который она несла в руках, бабулька прошла мимо ширпотребовских спекулянтов, огрызнулась на белобрысого барыгу, настойчиво предлагавшего ей «купить внучику заграничную замшевую куртку», и вошла в мастерскую металлоремонта, располагавшуюся в дальнем углу площади.
– Третий раз уж паяють да паяють, – проворчала она, протягивая примус стоящему за прилавком Олейникову. – А толку? Траты одни. Ты уж сделай, милок, аккурат, чтоб хоть на годик хватило.
– Сделаем, мать, – сказал Олейников, разглядывая примус. – Хватит лет на сто. Делов-то тут на две минуты. В припой чуть аспирину добавим…
– Чавось? – переспросила глуховатая старушка.
– Аспирину, мать.
– Нежели, чтоб жар снижать?
– Ну, и жар тоже… – кивнул Олейников и потянулся за паяльником.
Но в этот момент сквозь высокое окно мастерской он разглядел прогуливающегося по рынку Либермана.
– Так, мать, – сказал Олейников, откладывая примус. – Если ты впрямь на сто лет хочешь, то паять надо только после заката, так что ты вечером заходи – все будет готово.
– То есть днем нельзя?
– Можно, но будет плохо. Тебе вон сколько раз паяли, и все днем, небось? Вон как и получилось! Вечером приходи… – сказал Олейников и выскользнул в дверь.
* * *
Делая вид, что разглядывает разложенные на прилавке ботинки, Олейников одним глазом посматривал в сторону Либермана, который, пройдя по рядам, остановился рядом с белобрысым барыгой, торговавшим замшевыми куртками. Поздоровавшись, они стали что-то бурно обсуждать, потом барыга закивал головой, они пожали друг другу руки, и Либерман пошел дальше. Не теряя его из виду, Олейников отложил ботинки в сторону и направился к барыге. Когда он уже подходил к белобрысому, дорогу ему преградила интеллигентного вида пожилая дама в шляпке с вуалью. В руках у нее была корзинка, прикрытая кружевной салфеткой, из-под которой доносилось кудахтанье.
– Месье, – обратилась к Олейникову дама, – купите живую курицу!
– Да нет, спасибо, – отказался Олейников, намереваясь продолжить свой путь.
Дама наклонилась к нему и зашептала, кивая на барыгу:
– У него ничего не берите. Ворованное…
Олейников улыбнулся, поблагодарил ее, пообещал «только посмотреть» и подошел к белобрысому, на прилавке которого внавалку лежали брюки и пиджаки, а сбоку висела на плечиках такая же яркая замшевая куртка, какую он видел на Либермане.
– Почем? – спросил Олейников, показывая на куртку.
– Тыща, – отозвался, сверкнув металлической фиксой, барыга.
– Ого! – цокнул языком Олейников.
– Бери – последняя осталась. Тебе за пятьсот отдам.
– Дай глянуть, – попросил Олейников.
Барыга снял куртку с вешалки. Олейников, не забывая поглядывать в сторону Либермана, покупающего какие-то продукты, внимательно прощупал замшу.
– Вещь! – сказал он барыге. – Особый материал!
– А то! – согласился белобрысый.
– Откуда товар-то? – поинтересовался Олейников.
Барыга бросил на него подозрительный взгляд и потянул куртку к себе.
– А тебе не все равно? Хочешь брать – бери! А нет – так и базар кончай. Сильно любопытный, что ли?
– Ладно, мне не важно. Накоплю – приду, – торопливо сказал Олейников, заметив, что Либерман расплатился и уже уходит с рынка.
Отдав куртку барыге, он устремился за Либерманом.
Барыга посмотрел ему вслед и быстро спрятал замшевую куртку под прилавок.
– Эй, Потный! – позвал он сидевшего на корточках сбоку от прилавка мужика с папироской в зубах.
– Чего? – отозвался тот.
Барыга глазами показал на удаляющегося Олейникова. Потный понимающе кивнул, сплюнул папироску, выкатил из-за прилавка велосипед, оседлал его и покатил за Олейниковым.
* * *
Преследовавшего его Потного Олейников заметил сразу. Но поскольку он сам следил за Либерманом, отрубить хвост было практически невозможно. «Потом разберусь», – подумал Олейников, сворачивая за Либерманом во двор пятиэтажки.
Пройдя вдоль спортивной площадки, на которой дети играли в футбол, Либерман подошел к подъезду, у которого на лавочке судачили три старушки.
– День добрый! – поздоровался с ними Либерман.
– Добрый, добрый, Иван Иванович! – хором отозвались старушки.
Либерман зашел в дом.
Олейников вышел из подворотни, неторопливо прошелся мимо подъезда, запомнил его номер и стал наблюдать за окнами.
– Вы к кому, гражданин? – с подозрением окликнули его старушки.
– Здравствуйте, товарищи женщины! – строго сказал Олейников, подходя к ним. – Я из Комсопартина.
– Откудась? – переспросила одна из старушек.
– Из Комитета содействия партийным инициативам, – разъяснил Олейников и махнул у них перед глазами справкой об освобождении: – Вот мандат. У вас в доме китайцы проживают?
– Какие китайцы? – удивились старушки.
– Вы что же, товарищи женщины, – голосом ответственного работника спросил Олейников, – не в курсе последнего выступления товарища Хрущева с критикой руководства компартии Китая? Теперь каждого проживающего в СССР китайца необходимо переучесть.
– Да нет у нас никаких китайцев, – испуганно сказала старушка постарше.
– Дом у нас ведомственный, от секретного завода, – шепотом пояснила другая. – Какие тут китайцы?
– А вот товарищ сейчас в подъезд зашел – очень на китайца похож – он в какой квартире проживает? – сурово спросил Олейников.
– В четырнадцатой, – быстро ответила старшая. – Только он не китаец…
– Либерман он, – сообщила третья старушка.
В этот момент со спортивной площадки донеслись восторженные крики мальчишек:
– Го-о-о-л!
Олейников обернулся и заметил одиноко сидящего рядом с площадкой мальчика лет пятнадцати, который с грустью наблюдал, как радуются его сверстники. Олейников вгляделся в его лицо, и воспоминания острой болью отозвались в его сердце…
* * *
Лагерь. Первый допрос Зорина. Майор протягивает ему конверт. Камера. Олейников вскрывает конверт. Внутри фотография. Кати и… мальчика лет пятнадцати. Этого мальчика!
* * *
– Я говорю – не китаец он. Либерман! – вернула Олейникова к реальности настойчивая старушка.
– Ну да, Либерман… – задумчиво сказал Олейников, направляясь к спортивной площадке, и, обернувшись, подмигнул старушкам: – Ли-бер-ман, сокращенно «Ли» – самая распространенная в Китае фамилия. Бдительнее надо быть, товарищи женщины!
Он подошел к мальчику, сел рядом.
– Привет, – сказал Олейников.
– Здравствуйте, – ответил мальчик.
– А ты чего не играешь?
– Нельзя мне… – вздохнул мальчик.
Олейников всмотрелся в его лицо: чуть припухлое, немного синюшные губы.
– У тебя что-то болит? – спросил Олейников. – Может…
Но Олейников не договорил, позади него раздался возмущенный голос:
– Ты что? За мной следишь?
Олейников обернулся – перед ним стояла Катя, держа в руке сумку с продуктами.
– Да я… – начал оправдываться Олейников, – здесь случайно…
– Не надо, Петр! – перебила его Катя. – Я же тебя просила. У меня давно другая жизнь. И тебе в ней места нет!
Катя повернулась, чтобы уйти, и позвала мальчика:
– Петя, идем домой!
– Петя? – не поверил свои ушам Олейников.
– Это ничего не значит… – уходя, бросила ему Катя.
Петя встал и побрел к дому. В этот момент раздался звук клаксона, и во двор
